— Свенсон будет утверждать, что это просто неприятная случайность или что ваше судно оказалось тяжелее, чем вы говорили, заключая договор.
— Нет, — сказал я и вытащил из брючного кармана обушок от крюка. — Крюк был откован не по правилам.
Я объяснил одноклубникам — теперь я наверняка мог их так называть, — в чем именно заключалась ошибка кузнеца.
— Хорошо, во сколько же вы оцениваете стоимость восстановления судна?
— Я полагаю, фунтов 50—70 будет достаточно.
— Я берусь за это дело. В возмещение ущерба мы вчиним Свенсону иск на 500 фунтов.
— Не забывайте, что вы ведь должны на что-то жить до процесса и, самое главное, должны будете заплатить мне.
Один из одноклубников, по имени Смит, предложил мне пожить у него, а останки «Тиликума» перевезти к нему во двор. Вечером, когда мы покидали бар, положение мое уже не казалось мне столь мрачным. Счет в поединке между мной и мисс Симпсон стал по меньшей мере ничейным.
Судебный процесс состоялся почти через три месяца. Мистер Уолкот вышел в черной мантии и маленьком седом парике. Адвокат противной стороны был одет точно так же, а парик его чести господина судьи был с длинными локонами, достававшими ему до самых плеч.
Наши противники делали ставку главным образом на экспертное заключение некоего профессора Керноу. Этот профессор исследовал крюк и определил, что он изготовлен из лучшей стали.
Но не зря же в британском праве имеется положение о перекрестном допросе. Сперва мистер Уолкот позволил профессору Керноу подтвердить еще раз все, что тот написал в своем экспертном акте.
— Вы исследовали весь крюк целиком?
— Да.
— Уточните, пожалуйста, был ли у крюка, что вы исследовали, обушок?
— Нет.
— Итак, стало быть, вы все же исследовали не весь крюк.
— Ну, если встать на вашу точку зрения, то нет.
— Является ли, по вашему мнению, обушок частью крюка, предназначенного для переноски грузов?
— Безусловно.
— Ну, а если вам этот обушок не предъявили, можете ли вы утверждать, что исследовали весь крюк целиком?
— Я думал…
— Я не спрашиваю, о чем вы думали. Отвечайте на мой вопрос.
И так до самого вечера, пока из бедного профессора не вышел весь пар, а от его экспертизы не осталось камня на камне.
На следующий день допрашивали меня. Адвокат противной стороны наседал на меня по всем правилам искусства. Но Уолкот хорошенько погонял меня накануне по всем возможным вопросам, и я очень осторожно давал только такие ответы, которые были не в пользу противника.
Затем меня допрашивал мистер Уолкот. Он ставил свои вопросы так, чтобы я смог изложить его чести, господину судье, мою теорию о неправильно откованном крюке.
— Мистер Восс, сможете ли вы объяснить нам, как надлежит отковывать крюки для тяжелых грузов?
Я рассказал, что надо отковывать собственно крюк и его обушок из одного куска стали.
— Откуда это вам известно?
Я ответил высокому суду, что имею опыт в такого рода делах как судостроитель и корабельный плотник.
— Что же, по-вашему, крюк, на котором висел «Тиликум», был изготовлен неправильно?
Тогда я достал из кармана обушок и показал, что он был изготовлен отдельно, а затем уже скован вместе с собственно крюком, причем скован недобросовестно. Процесс длился целую неделю. Все мельбурнские газеты помещали сообщения о нем на первых страницах, и адвокаты обеих сторон изощрялись как могли.
В конце концов суд удалился на совещание, а затем его честь поправил парик и зачитал приговор, который гласил, что фирме Свенсона надлежит выплатить мне 200 фунтов в возмещение ущерба, а также оплатить все судебные и адвокатские издержки.
После зачтения приговора в яхт-клубе состоялась небольшая, но шумная вечеринка. Не принимал в ней участия только мистер Уолкот. Он отправился пообедать с адвокатом противной стороны.
На следующее утро Уолкот пригласил меня к себе в бюро.
— Мистер Восс, — сказал он, — процесс мы выиграли, однако противная сторона будет подавать апелляционную жалобу.
— Но ведь они же все равно проиграют?
— Безусловно. Но тем не менее вся эта процедура будет тянуться еще что-нибудь около года. У вас так много свободного времени?
Я отрицательно покачал головой.
— Адвокат противной стороны и я выработали компромиссное соглашение.
По этому компромиссному соглашению мистер Уолкот получал свое вознаграждение, а я — 100 фунтов. Зато я сам должен был ремонтировать «Тиликум». Конечно же я согласился и тотчас принялся за работу.
Сначала я стянул струбцинами мелкие трещины, затем обнес вокруг корпуса судна несколько колец троса и с помощью длинного рычага так скрутил их между собой, что мой кораблик снова принял прежнюю форму, а все длинные трещины сомкнулись.
Из тонкого стального листа я выгнул шпангоуты и тщательно привинтил их шурупами к корпусу судна. И вот наступила великая минута. Я осторожно отдал тросы, до сей поры скреплявшие корпус. Напряженно всматривался я в трещины, которые, как тонкие жилки, разбегались по дереву. Они больше не расходились. Корпус «Тиликума» снова был прочным и жестким.
Оставалось только хорошенько проконопатить трещины и заново покрасить судно. Теперь мой кораблик опять был таким же нарядным, как при выходе из Виктории.
После нескольких пробных выходов в бухте я уже твердо знал, что плавание можно продолжать. Мисс Симпсон проигрывала 1:0, и, как показало дальнейшее плавание, счет этот был окончательным. Мне не хватало только нового спутника. Шеф матросской гостиницы обещал мне прислать на следующее утро подходящего парня. И действительно, на другой день на пирсе появилась покачивающаяся фигура с кисой за плечами. Человек то и дело спотыкался о собственные ноги. Он был абсолютно пьян, но тем не менее производил неплохое впечатление.
Поглядев с высоты пирса на маленький «Тиликум», он крикнул мне:
— Хеллоу, дружище, не перевезешь ли меня на мою коробку? — Он показал на парусник, стоявший на рейде.
Я немного подумал.
— А как называется твое судно?
— «Тиликум» или что-то в этом роде.
— Хорошо, двигай сюда.
Он поднялся на борт, показал мне бумагу, удостоверяющую, что он нанялся на «Тиликум», и сразу же уснул.
«Итак, новый напарник у меня есть, теперь бы еще ветерка попутного», — подумал я. И ветер действительно подул, и притом именно попутный. Ну что ж, со всеми знакомыми я уже распрощался. Стало быть, в путь!
Будить пьяного и препираться с ним не имело ни малейшего смысла. Я сам поставил паруса, разобрал тросы и, покинув порт, взял курс на Аделаиду.
К вечеру мой новый спутник проснулся. Он изумленно протер глаза.
