сгустившимся вокруг морским туманом. Он ничего не видел. Он двигался скованно, словно во сне. Потом остановился.
– Дорожный сундук, – услышал он пояснения Исмея. – Поезд из Лондона, спальный вагон. На фамилию Лейт.
Клерк, достав из-за уха карандаш, просмотрел список.
– Переправить на «Ореолу», – сказал он. – Все верно. Агент от «Слэйд» уже здесь. – И, не поворачивая головы, крикнул: – «Слэйд»!
Торопливо подошел рябой мужчина, прижимая к бушлату книгу накладных, и приставил палец к козырьку своей фуражки с позолоченным значком:
– Доктор Лейт, сэр… Да, сэр. Я все улажу, сэр. Встречу вас на причале Принца, ваш багаж будет ждать там. Ровно в десять часов, сэр. Вот ваш купон. – Он нацарапал что-то на голубом листочке, неровно его оторвал, нерешительно перевел взгляд с одного из стоящих перед ним мужчин на другого и наконец протянул листок Исмею. – Распишитесь, сэр. Нет, на моем бланке, будьте любезны. – Пожелтевший от никотина ноготь чиркнул по примятой бумаге. – Полагаю, больше ничего не ожидается?
Исмей покачал головой и полуобернулся к Лейту, чтобы передать тому книгу накладных. Но потом передумал. Аккуратно вписывая «Х. Лейт», спросил агента:
– Пассажиров много?
– На этом рейсе восемь, сэр. Все каюты заняты. Дела у «Слэйд бразерс» идут неплохо. Очень даже неплохо, сэр, – угодливо сообщил агент, излучая такое довольство, что впору было решить, будто фирма принадлежит ему. А потом добавил с еще более собственническими нотками в голосе, ликующе подчеркнув титул: – Там будет леди Филдинг с друзьями, сэр.
Лейт, слушая все это с каменным лицом, беспокойно шевелил пальцами в карманах плаща и дрожал – замерз после натопленного вагона на продуваемой сквозняками платформе. Он не выспался, голова была тяжелой; левая щека у него судорожно задергалась, когда внезапно взвизгнул уходящий поезд.
– Ради бога, Исмей, – бросил Лейт отрывисто, – сколько нам тут еще стоять?
Тот резко развернулся.
– Хорошо, Харви, сейчас, – произнес он мягким, увещевающим тоном.
Харви усмехнулся:
– Если уж тебе так необходимо вести светские беседы, давай хотя бы уйдем с этого проклятого ветра.
– Уже уходим, – торопливо ответил Исмей. – Сию секунду. – Он отпустил агента, выдав тому шиллинг, а когда они наконец двинулись прочь, достал часы. – Девять. Позавтракаем в отеле «Адельфи».
– Да зачем этот завтрак?
Исмей покосился на собеседника и на губах его мелькнула тень улыбки.
– Тогда убьем часик в холле отеля.
– Да зачем этот холл?
Исмей снова улыбнулся с кроткой иронией. Они вышли из здания вокзала на Лайм-стрит и остановились на тротуаре под мелкой моросью. Вокруг громоздились прокопченные дома, мимо с лязгом ползли трамваи – словом, путники погрузились в тусклую жизнь просыпающегося провинциального города.
– Что ж, – заметил Исмей, старательно сохраняя рассудительный тон, – не знаю, что может предложить Ливерпуль в этот час. Ничего захватывающего, полагаю. К тому же идет дождь. Завтракать ты отказываешься, посидеть в холле – тоже. Корабль отчалит не раньше половины одиннадцатого. Пожалуй, будет лучше, если ты сам скажешь, чего хочешь.
Лейт, казалось, с некой угрюмой издевкой некоторое время обдумывал его слова.
– Чего я хочу… – произнес он отрешенно, словно сам едва понимал, что говорит. – Я хочу знать, какого черта я вообще здесь делаю. – Харви умолк, затем его взгляд упал на простоватое лицо спутника, сиявшее непобедимым добродушием. – Прости, Исмей, – промолвил он медленно, облизнув губы. – Я не вполне… видишь ли… – А потом раздражение взяло верх и он воскликнул: – Ради бога, не смотри на меня так! Пойдем уже на этот чертов причал, если надо куда-то идти. Куда угодно, лишь бы не стоять на месте.
И они двинулись вперед, прокладывая путь по мокрым улицам в торопливом потоке толкавшихся локтями клерков и машинисток, проходя мимо открытых магазинов, кафе и контор, отказывая зазывавшим их таксистам. В сравнении с приземистым холеным Исмеем, одетым со щегольской роскошью преуспевающего человека, фигура размашисто шагавшего Лейта являла собой поразительный, почти болезненный контраст. Он был высок, плохо одет и отличался той угловатой худобой, которая придавала его движениям чудаковатую порывистость. Черты очень бледного небритого лица были острыми, словно высеченными из камня. Однако сквозь маску суровости, застывшую на этом лице, прорывалось некое пламя. Казалось, то было пламя презрения к жизни – озлобленного, уничижительного, аскетического. И все же Лейта выдавали большие темные глаза. В этих глазах раненого человека проблескивали невероятные глубины, где таились и трепетали впечатлительность и восприимчивость. Высокий чистый лоб выражал не только склонность к размышлениям, но и способность чувствовать. Да, Лейт умел чувствовать, и сейчас его охватывало убийственное чувство отчаяния. Ибо теперь под очистительным воздействием пронизывающего сырого ветра он мрачно сосредоточился на одной лишь мысли. «Зачем, – повторял он про себя снова и снова, – зачем я здесь? Я делаю это только ради Исмея. Да, потому что он встал на мою сторону. Я не хочу ехать. Не хочу ехать. Не хочу… Пусть меня оставят в покое, позволят быть самим собой, позволят забыть обо всем – вот чего я желаю. И более всего я нуждаюсь в одиночестве. В одиночестве!»
Но он был не один, забыть о происшедшем тоже не мог – самые неуместные и тривиальные мелочи неизбежно возвращали его в прошлое, причиняя боль. Впереди шагали две бойкие миниатюрные машинистки, громко и кокетливо обмениваясь подробностями вчерашнего вечера, хвастаясь своими победами и посмеиваясь: хи-хи, хи-хи! Обрывки их болтовни долетали до Харви, как дуновения зловонного воздуха, вызывая тошноту.
– Мой был ничего так, миленький. Мануфактурщик, подумать только! Ну это он так сказал. И оркестр играл «Поверь в это, если хочешь».
– А мой был прыщеватый, знаешь ли. Но такой фасонистый – это что-то! Шик-блеск-красота!
Для Харви, погрузившегося в мрачные раздумья, их глуповатые, дешево раскрашенные лица, пустые головки, слабые кроличьи тела, гротескно снабженные инструментарием для размножения, превратились в нечто сродни ночному кошмару – в издевательский символ человечества. Когда-то он намеревался принести пользу этим женщинам и им подобным. Спасти их. О, какое прекрасное, упоительное слово – «спасти»! Но он не принесет им пользы, не спасет их. Теперь – нет. Забавно, чертовски забавно! Ему захотелось расхохотаться – застыть посреди мокрого тротуара, запрокинуть голову и смеяться, смеяться, смеяться…
Внезапно заговорил Исмей.
– Почти пришли, – сообщил он жизнерадостно, показывая на реку Мерси, блеснувшую между крышами ниже мощеной улицы, по которой они спускались.
Лейт ничего не ответил. Он шагал, сутулясь и опустив голову.
Они направились вниз по склону мимо грязных витрин, где красовались канаты, нактоузы[22] и судовое снаряжение, пропетляли лабиринтом невзрачных портовых улочек. Через пять минут добрались до причала Принца. Здесь уже ждал вездесущий агент «Слэйд», который поприветствовал их уверенно, словно старых знакомых.
– Буксир на
