тянулась медленно и со странной горьковатой сладостью грезы. Временами Мэри впадала в тревожное забытье, но Мюррей, ожидая, когда рассветет, не мог заснуть. Когда первые серые полосы света просочились в комнату, он встал и начал осматриваться. Стены из грубого камня; пол и потолок покрыты устричными раковинами, положенными на цемент; дверь из тяжелого тикового дерева…
– Нам немного не повезло. – Он заставил себя улыбнуться. – Тут у нас укрепления, как в старой крепости. Этот маленький глазок и в самом деле для вентиляции, но едва ли даже мышь тут пролезет.
Он сделал слабую попытку обратить все в шутку, однако понял, что для того, чтобы выйти наружу, им понадобится заряд динамита.
Она посмотрела на него ясным, вопрошающим взглядом:
– Что случилось с твоим плечом?
– Вчера вечером ему немного досталось.
– Роберт, дай мне посмотреть.
Плечо, теперь сильно распухшее, бешено пульсировало болью, но ее прохладные пальцы на горячей коже действовали успокаивающе.
– Роберт, – сказала она, – это перелом.
– Неужели? – отозвался он со слабой улыбкой.
Своим шарфом она начала туго привязывать его руку к туловищу, дабы обеспечить ее неподвижность.
– Как тебе теперь? – с тревогой спросила она.
Он поцеловал ее:
– Вот так. Все, что нам сейчас нужно, – это что-нибудь на завтрак.
– Вчера у меня была вода и немного фасоли.
– Кто приносил?
– Кастро – он здесь днем, а ночью другой кариб. Похоже, Кастро чуть ли не сожалел, что не может предложить мне ничего получше. У меня такое чувство, что он не такой, как другие – вроде как сломленный, но в то же время добрый.
– Что ж, – сказал Роберт, – если он такой добрый, попробуем заказать ему яичницу с беконом.
Но эта попытка взбодриться им не помогла, и с возрастающим отчаянием Мюррей принялся расхаживать по комнате. Раз десять, не меньше, он тщетно дергал перекрещенные прутья окна и колотил в тяжелые двери. Сказанное Мэри о Кастро продолжало крутиться у него в голове, и тут его осенила идея, дикая и невероятная. Глухонемой пребывал в таком страхе перед своим хозяином, что ничто на свете не заставило бы его отпустить их на свободу, но разве нельзя было его подкупить, чтобы он хотя бы в чем-то помог им?
Роберт поспешно обшарил карманы и со вздохом облегчения обнаружил инталию, которую дала ему Тиа Люсия. Из другого кармана он достал ручку и старый блокнот для рецептов. На вырванном листке он написал, где они находятся, и попросил о немедленной помощи. Сложив листок, он вывел на внешней стороне два слова: Гранд-Лимб.
Кастро долго не было. Затем, когда Роберт уже почти потерял надежду, он услышал, как кто-то поднимается по лестнице. Дверь открылась, и появился Кастро. Войдя, он запер ее за собой и поставил на пол кувшин с водой и миску с фасолью и рисом.
Роберт поднялся на ноги. В левой руке у него была инталия Тиа Люсии, и, открыв ладонь, он протянул талисман карибу.
Эффект был поразительным. Кастро медленно, с недоверием подошел ближе, уставившись, как зачарованный, на маленький фиолетовый камень. Между тем Мюррей положил рядом с камнем сложенный листок с запиской.
Кастро понял, чего от него хотят, но, увидев название «Гранд-Лимб», яростно замотал головой и отступил назад. Роберт изменил адрес на «Каллаган. Отель „Фонсека“». На эту надпись Кастро реагировал совсем иначе. Изучив ее, он взял и записку, и камешек, посмотрел Мюррею в глаза, повернулся и вышел. Едва стихли его шаги, как вдалеке раздались звуки стрельбы. Сначала она была плотной, залпы винтовочных выстрелов быстро сменяли друг друга, перемежаясь отрывистым стрекотанием пулеметов. Затем наступило затишье, после которого время от времени снова разгоралась перестрелка.
– Началось веселье, – с горечью сказал Роберт. – И поскольку мы здесь хорошо устроились, то можно и позавтракать.
Он взял миску и кувшин и сел рядом с Мэри. Она не хотела есть, но он уговорил ее проглотить немного риса. Она была очень бледна, под глазами залегли темные тени.
Поговорили о Методистской больнице, Вермонте, Эдинбурге. Она хотела узнать, как он начинал в Шотландии, и он рассказал и об этом, описав красоту Восточного Лотиана и той сельской местности, по которой он бродил мальчишкой.
День шел своим чередом. Затем, когда солнце начало клониться к горизонту, звуки стрельбы стали стихать. Интервалы между выстрелами становились все длиннее, пока наконец их не сменила полная тишина.
– Похоже, все кончилось, – сказал Роберт, – так или иначе.
– Да, – эхом отозвалась Мэри. Затем прошептала: – Дорогой Роберт, я люблю тебя.
Уже почти стемнело, когда Мюррей услышал снаружи голоса. Его сердце подпрыгнуло от дикой надежды на спасение, которая быстро погасла, когда он бросился к оконной решетке. Это были карибы, возвращавшиеся в форт. Они медленно вошли в дом. Через вентиляционное отверстие он попытался определить их количество, но в сумерках это было непросто.
– Они вернулись, – сказал он. – И они, кажется, не слишком этому рады.
– Что это значит?
Ему хотелось солгать ей, но он не смог.
– Если я прав, – медленно произнес он, – это означает, что они потерпели поражение, и нам это не сулит ничего хорошего.
За отверстием в стене посветлело – внизу зажгли два фонаря, – и он разглядел собравшихся. Из двадцати человек осталось только девять, и вид у них был потрепанный. Их лидера с ними не было, и Роберт вдруг не без сарказма подумал, не ликвидирован ли да Соуза в бою. Но нет – спустя какое-то время появился и он.
Да Соуза чуть задержался на пороге, затем, выпрямившись, направился к алтарю. Он сразу же обратился к своей команде хриплым от усталости голосом, но все еще призывно и страстно. Когда он закончил, повисла тишина. Затем вперед выступил один из карибов постарше и тоже что-то сказал, после чего разгорелся ожесточенный спор. Однако он закончился хором одобрительных возгласов. Да Соуза поднял обе руки над головой и, медленно повернувшись, направился к двери.
– Мэри, – сказал Роберт, подходя к ней. – Похоже, что сейчас он придет к нам.
Следующие пять минут показались им вечностью. Наконец щелкнул замок, дверь распахнулась, и появился да Соуза. Его сопровождали двое карибов, один из которых нес фонарь.
– Мы проиграли. – Да Соуза говорил медленно, словно подбирая нужные слова. – Мои планы на будущее – на освобождение моего острова… – Он помолчал и затем добавил: – Это довольно прискорбно – не только для меня, но и для вас.
– Если все кончено, нет смысла держать нас здесь, – услышал Роберт свой собственный голос. Ему стоило мучительных усилий сохранять самообладание.
– Ты так считаешь? – В этих тихо произнесенных словах был смертельный холод. – Мои
