Ее хотелось грубо насиловать и бережно защищать одновременно.
Все полтора часа семинара я старался не слишком на нее таращиться. Трудность была в том, что она сама постоянно бросала на меня быстрые, обжигающие взгляды темных раскосых глаз из-под стриженой челки.
Через неделю она попросилась остаться после занятий, чтобы уточнить некоторые детали политических решений Клермонского собора, которые были ей до конца не понятны. Еще через два дня, когда я особенно долго задержался на кафедре, мы столкнулись у выхода с факультета: Лолита что-то быстро и путано объяснила то ли про дополнительные занятия, то ли про что-то еще и спросила, не провожу ли я ее до метро. Даже в десять часов вечера короткий путь по Первой линии и Среднему проспекту до «Василеостровской» не представляется опасным, но она сказала, что боится ходить одна. Я согласился. По дороге выяснилось, что Лолита живет на «Удельной», это всего на две остановки дальше моей «Черной Речки», и я согласился проводить ее до дома. В конце концов, что в этом предосудительного? Совершенно ничего. У дверей ее парадной мы обменялись номерами телефонов – просто так, на всякий случай. А потом она поцеловала меня в щеку. Тоже, наверное, просто так.
Ночью я загрузил два десятка роликов с азиатскими студентками, горничными и медсестрами, и не написал даже половины страницы. Зато дважды кончил в кухонную раковину, представляя раскрытый рот на месте сливного отверстия.
Через несколько дней она встретила меня в коридоре, когда я шел на лекцию другого потока, и торопливо заговорила, что у нее есть идея курсовой, которую она хотела бы со мной обсудить, и не мог бы я сегодня с ней встретиться для этого после занятий, а она знает тут неподалеку отличное место. Когда тебя ловят на ходу, отказаться труднее, чем если никуда не торопишься. Особенно если отказываться не очень и хочется. Я согласился. Ведь причина была уважительной.
Мы просидели часа два в каком-то кафе с расписными стенами, обилием бородатых молодых людей и интерьером, пытавшимся выдать бедность за стильность. За это время я узнал, что она живет с родителями, что у нее есть младший брат, что она только наполовину кореянка, а еще у нее есть казахские и уйгурские корни, что она очень любит историю, интересуется эзотерикой, и что она всегда мечтала о таком преподавателе, как я, и ей нравятся наголо бритые мужчины, потому что это очень стильно – словом, почти обо всем, кроме идеи курсовой работы. Впрочем, как оказалось, идея была в другом. Когда мы ехали в метро и вагон слегка качнуло, Лолита прильнула ко мне, будто потеряв равновесие, да так и осталась стоять, прижимаясь все тесней и тесней. Ее тело было упругим и гибким. Я почувствовал, как теплые ладошки пробрались ко мне под пиджак и обняли за сразу напрягшуюся поясницу. Она встала на цыпочки, и ее дыхание щекотало мне шею. Из вагона мы вышли под руку. На эскалаторе она снова обняла меня, уже не стесняясь, и сказала, что хочет познакомиться со мной поближе. Совсем близко. Посмотрела в глаза и, видимо, для того, чтобы у меня не оставалось сомнений, незаметно опустила руку и слегка стиснула яйца. У меня чуть колени не подкосились.
В ту ночь я не мастурбировал и не писал. В два часа ночи лег в постель к жене – согретой, раскисшей от сна, закутанной в безразмерную ночную рубашку, которую я попытался поднять, чтобы засунуть в теплое тело напряженный до боли член. Супруга только что-то проворчала во сне, одернула задранный мною подол и отодвинулась.
На следующий день в Университете я написал Лолите сообщение с предложением встретиться во время длинного перерыва в середине дня. Мы уединились в пустующей аудитории на верхнем этаже. Пахло строительной пылью и древесной трухой: дальше по коридору декан затеяла ремонт помещений, предназначенных под аренду какого-то коммерческого учебного центра, и теперь там целыми днями и вечерами сносили стены и ломали перекрытия. Я сел на стул и не успел глазом моргнуть, как Лолита уселась на столе напротив меня, раздвинув ноги и закусив губу. Я откинулся на спинку, отодвинувшись подальше от белых трусиков, оказавшихся чуть ли не у меня перед носом, и сказал, что никакого продолжения знакомства не будет. Что я женат. Что отношения с женой для меня важны. Что мы вместе дольше, чем она, Лолита, живет на свете. Что моя дочь старше ее на семь лет. Ну и все прочее в том же духе, что, вероятно, обычно говорят в таких случаях.
Она ничего не ответила. Резко сдвинула ноги, соскочила со стола и вышла, посмотрев на меня так, как, верно, смотрели половчанки на дружинников князя Игоря, разорявших степные станы. В этом взгляде было зловещее и полное решимости обещание.
Я боялся, что начнутся ночные звонки и сообщения, истерические выходки на занятиях, вызывающее поведение или еще что-нибудь в этом роде. Но нет. Лолита по-прежнему бросала на меня взгляды, от которых становилось жарко, проходила мимо с гордо поднятой головой, так, чтобы я ощутил теплую волну воздуха от ее тела и аромат ярких духов, закидывала одна на другую свои гладкие ноги, а когда замечала, что я смотрю на нее, поднимала бровь в деланном изумлении и одергивала юбку. Но все это было молча.
Постепенно я успокоился. Мне казалось, что все кончилось и можно обо всем забыть.
Восьмого декабря прошлого года, когда я вошел в аудиторию, все еще размышляя о девушке в вагоне метро, то увидел Лолиту и понял, что она единственное, чего я хочу в этой жизни. Это было как внезапный удар, или откровение, или внезапно вспыхнувший яркий свет в темной комнате. Мне не описать более точно того, что я почувствовал. Но подумал одно: Лолита Ким – вот все, чего я хочу в этой жизни. И взглянув в ее глаза, догадался, что она это знает.
Говорить я не мог. Ко всеобщему неудовольствию придумал на ходу какую-то письменную работу на все полтора часа и сидел, потирая виски, и стараясь не смотреть в ее сторону. Лолита, как ни в чем не бывало аккуратно писала на листочке, тоже не глядя на меня.
Когда время вышло, я попросил ее задержаться. Она опять удивленно вскинула брови – у нее это хорошо получалось – и чинно уселась на стул на заднем ряду. Я закрыл дверь. Некоторое время мы молчали.
– Вы о чем-то хотели со мной поговорить, Аркадий Романович? – спросила она звонким голоском хорошо воспитанной девочки.
– Да, – мой голос хрипел, как, верно, хрипят водосточные трубы, в которые стареющие неудачники спускают плоды ночного онанизма. – Продолжение знакомства. Твое предложение еще в силе?
Лолита улыбнулась хищной, недоброй улыбкой.
– А что, очень хочется?
Я молчал.
– Давай, скажи мне, – подбодрила она. – Очень хочется, да?
– Да, – выдавил я.
Она встала.
– Для начала сними мне квартиру, так-то я с родителями и братом живу. А ты с женой, насколько мне известно. После этого поговорим.
И вышла.
Квартира у меня была, та самая, в которой я живу сейчас, и на тот момент она пустовала. Жилец, который снимал ее уже год – кажется, руководитель какого-то судебно-медицинского бюро или клиники, точно не помню – пропал без предупреждения недели две – три назад. Однако срок его отсутствия был еще небольшим, и я думал, что он в любой момент может вернуться, тем более, что внес предоплату за весь будущий год. Да и приводить сюда Лолиту я не хотел. Наверное, чувствовал, что добром дело не кончится. Поэтому деньги для аренды места наших будущих встреч я передал Лолите уже на следующий день. Если бы я знал, что там будет происходить, отдал бы всю сумму без остатка первому попавшемуся уличному попрошайке, да еще бы и добавил. Но я отдал деньги ей, а в четверг заплатил снова: на этот раз за машину для перевозки вещей.
– Теперь жди, – велела она.
Ждать пришлось недолго. В пятницу вечером она позвонила и вызвала меня к себе. Именно вызвала, понимаете? Как подчиненного. Как раба.
Не помню, что я сказал тогда жене. Может быть, что и ничего. Просто пришел с работы, бросил портфель с материалами лекции о религиозных предпосылках альбигойского крестового похода, и помчался к метро.
Теперь Лолита жила на северной окраине города. Дом был новым, холодным и гулким, с гудящими лифтами и длинными пустыми коридорами. Вместо людей только звуки. Двадцать два этажа, населенные призраками.
Ее квартира была на девятом, и когда я поднялся, то увидел открытую дверь и Лолиту: она стояла на пороге абсолютно нагая и смотрела на меня, пристально и без улыбки.
– Входи.
Я переступил через порог, тяжело дыша и не сводя взгляда с узкой полоски темных волос на светлом треугольнике лобка. Дверь захлопнулась с лязгом, как тюремные створы или клетка зверинца. Я поднял глаза, потянулся к Лолите и попытался ее поцеловать.
Она отшатнулась и наотмашь хлестнула меня рукой по губам так, что выступила кровь.
