— Телевизионщика? — Станислав рассмеялся. — Чего его помнить, когда он чуть не через день вещает по ящику.
— Саша мне кое-что должен, — сказал Гуров. — Разыщи его, скажи, что мне его необходимо видеть.
— Ты представляешь, как он сейчас занят? На носу выборы, а Турин — политический обозреватель.
— Привези его ко мне. Если понадобится, привези ночью. И чтобы никто об этом не знал, даже Петр.
— Если Турин упрется, везти в наручниках?
— Оставь свои хохмочки, Станислав, — строго сказал Гуров. — Я сказал, привези Турина ночью, не надо, чтобы его здесь видели.
— Хорошо, привезу. — Станислав смешался. — Лев Иванович, люди меняются. Турин сегодня крупная политическая фигура. Он может отказаться.
— Это твоя проблема, Станислав. У тебя сегодняшняя ночь и завтрашняя, больше времени у нас нет.
— Я его привезу. — Станислав пробормотал нецензурное и положил трубку.
Турин сидел в номере Гурова, чуть заикаясь, говорил:
— Вы мне однажды спасли жизнь, за это спасибо, но она вам не принадлежит. Вы знаете, что ваш человек ударил меня в живот, я думал…
— Станислав очень умный парень. Он прекрасно понимает, что твое лицо является достоянием России.
— Я общаюсь с президентами и премьерами…
— Саша, давай отложим данный разговор на потом, сейчас о серьезном, — перебил Гуров.
Турин был парнем умным, понимал, без серьезных оснований полковник не приказал бы привезти человека среди ночи. Злость на Станислава прошла, но гонор еще сохранился.
— Ладно, отложим, — согласился он, смотрел холодно, отчужденно. — Что случилось?
— Рюмку коньяку выпьешь? — спросил Гуров, доставая из шкафа бутылку.
Турин не ответил, старался сохранять достоинство, хотя в ситуации было достаточно комического. Он вышел с телецентра, направился к своей машине, когда дорогу ему преградил мужчина среднего роста, довольно простецкой внешности.
— Здравствуйте, Александр, вас просит подъехать на минуточку полковник Гуров Лев Иванович. Помните такого?
— Помню, — ответил Турин, доставая ключи от машины, — ночь на дворе, а мне с утра надо быть на студии.
— Понимаю, — мужчина кивнул. — Но Лев Иванович очень просит.
— Я же объяснил… — Договорить Турин не сумел, ощутил тупой удар в живот, асфальт под ногами словно вздыбился, телезвезда упал на что-то мягкое, услышал тихое урчание мотора, понял, что едет в машине, рванул сгоряча ручку дверцы, но та не подалась.
— Двери изнутри не открываются, — спокойно сказал водитель. — Меня зовут Станислав. Тут езды-то всего ничего, через двадцать минут будем на месте.
— Выпей, — Гуров подвинул Турину рюмку, — легче станет. Тебе ведь не больно, а обидно.
Турин пригубил из бокала, заставил себя улыбнуться:
— Переходите к делу, Лев Иванович.
— Мне нужно знать, собирается ли Президент встречаться с избирателями. Если да, то где и когда?
— И вы не можете получить сведения иным путем? — удивился Турин.
— Президент ведет предвыборную кампанию, он и его окружение заинтересованы в поддержке телевидения.
— Данный вопрос решается не на моем уровне.
— Не прибедняйся, Саша. Ты телезвезда, если скажешь, что тебе необходимо подготовиться, Александру Турину не откажут.
— Что случилось, вы не скажете?
— Не скажу, — кивнул Гуров.
— И так ясно, вы получили данные о возможном покушении. Но охраной Президента занимается не уголовный розыск, передайте свои материалы…
— Ты умный парень, Саша, но не учи меня жить, — перебил Гуров.
— Если вы заинтересованы…
— Мы все заинтересованы, — вновь перебил Гуров. — Чем быстрее ты согласишься, тем раньше ляжешь спать. Соглашайся быстренько, выбора у тебя нет.
— Допустим. — Турин обрел уверенность, заговорил напористо: — Возможно, мне удастся получить информацию, но, если что-либо произойдет, меня тут же снимут с работы и лишат эфира до конца моей жизни.
— Если что-то произойдет, то тебя в любом случае снимут с работы и лишат эфира. Но если ты мне не поможешь, то будешь доживать свой век плохо. Саша, ты никогда не простишь себе.
— На кой черт вы втянули себя в эту историю? — сорвался Турин.
— Совсем плохой. Поезжай, завтра днем Станислав свяжется с тобой. — Гуров поднялся. — Кстати, ты поправился, тебе не идет, звезда обязана следить за собой. Желаю удачи.
— Пока. — Турин нерешительно подошел к двери. — Я не такое дерьмо, как ты считаешь, Лев Иванович.
— Ты отличный парень, Александр! — Гуров хлопнул Турина по плечу, тот даже покачнулся. — Если бы я не был в тебе уверен, наша встреча никогда бы не произошла.
Глава четырнадцатая
Игорь Смирнов сидел в кресле, откинувшись на спинку и вытянув ноги, он только что принял полученный от Фокина наркотик, ждал наступления кайфа.
— Хороший ты мужик, Семен Петрович, только понять не могу, ты за белых или за красных?
— Чапаева по телевизору показывали? — рассмеялся Фокин. — Смешной ты, Игорек, вроде взрослый, войну прошел, а вопросы задаешь детские.
— Ты, Семен Петрович, ни на какие вопросы не отвечаешь, ни на взрослые, ни на детские. — Игорь улыбался, наркотик начинал действовать, но глаза у парнишки были серьезные, взгляд испытующий. — Ты меня на чем подловил? На куске колбасы и бутерброде с сыром? Ты мне обещал помочь мечту мою осуществить.
— Неправда, я такого обещания не давал, — серьезно ответил Фокин, взял лежавший на столе блокнот и крупными буквами написал: «Не болтай», подвинул блокнот парнишке. Тот силился сосредоточиться, прочитать, но перед глазами клубился голубоватый туман, хотелось петь, в крайнем случае, разговаривать.
Но он забыл, о чем начал, и стал азартно пересказывать Фокину содержание недавно виденного боевика. Подполковника такой поворот вполне устраивал, пусть слухачи убедятся, что парнишка совсем свихнулся, никакой опасности не представляет.
В стоявших неподалеку от дома Смирнова «Жигулях» сидели Нестеренко и Котов, лучшие оперативники из группы Гурова.
— Валентин, полагаю, этот змей парнишке какой-то наркотик дает, — не очень уверенно произнес Григорий Котов.
— Возможно, — согласился Нестеренко. — В любом случае Лев Иванович прав, с него глаз нельзя спускать. Хотя я понятия не имею, как Фокин может парня использовать. Но просто так, из любви к ближнему, он ходить к мальчишке не станет.
— Это точно, — ответил Котов. — Как ты думаешь, Лев Иванович действительно не догадывается о намерениях гэбэшника или темнит?
— Какие вы, евреи, недоверчивые, просто диву даешься.
— Мы мудрые, жизнь научила, иначе бы не выжили. Рассуди, два с лишним тысячелетия нас изничтожают, а извести не могут.
— Так, как русские сами себя уничтожают, ни один народ в мире не придумает, — возразил Нестеренко. — А в отношении Гурова ты ошибаешься. Если бы у Льва Ивановича хоть какая-нибудь мыслишка появилась, он бы мгновенно ее обнародовал. Он же настоящий сыщик, видит, мы столько дней пустышку тянем, изверились.
— А может, его и в живых нет? — Котов глянул на напарника испытующе.
Нестеренко хмыкнул, скривился презрительно, приспустил стекло, сплюнул.
— Ты, мудрый, глупости не говори, меня не проверяй. Надо со Станиславом потолковать и нам с тобой разделиться, мне не нравится, что Илья с Генкой стали в паре работать. Они парни неплохие, но за ними пригляд требуется.
Станислав Крячко вышел из морга, куда приезжал на опознание трупа, обнаруженного рано утром на окраине кладбища.
— Можете не сомневаться, господин помощник прокурора, — сказал он идущему рядом молодому мужчине в штатском. — Батулин Сергей Витальевич, одна тысяча девятьсот пятидесятого года рождения, майор из Управления охраны Президента.
— У вас, господин полковник, нет никаких предположений, кто мог совершить данное убийство?
— Я точно знаю кто, но не скажу.
— Как? — Помощник прокурора остановился, развел руками. — Вы понимаете, что говорите?
— А то! — Станислав шмыгнул носом. — Не первый год замужем.
— Я вынужден вас пригласить в прокуратуру и официально допросить.
— Ваша власть. — Станислав пожал плечами. — А не скажете, свои люди, по какому вопросу станете допрашивать?
— Кто убил майора Батулина и откуда вы располагаете такой информацией, — ответил помощник прокурора.
— Да откуда мне знать, господин советник юстиции? — искренне удивился Крячко.
— Издеваетесь? Вы только сейчас сказали…
— Что я сказал? — Станислав прижал руки к груди.
— Я напишу представление на имя вашего руководства!
— Пишите. — Крячко зевнул. — Над вами будет смеяться вся прокуратура, и громче всех станет смеяться прокурор.
— Но мы же коллеги! У нас общие цели!
