как подглядывала за ним. Я запомнила, как лоснится его кожа от пота и насколько он в эти секунды выглядит притягательно.
– Очнись, Ярослава, все кончено.
Заворачиваю вентиль. Выхожу из душа. Привожу себя в порядок, высушиваю волосы и иду к шкафу.
Бросаю взгляд на календарь, который висит на стене рядом с моим рабочим столом. Жизнь идет своим ходом и сегодня рабочий день.
Киваю своим мыслям. Я возвращаюсь в свою жизнь. По плану у меня поход в университет. Раз не было заявления, значит, и с вузом отец замял вопрос моего отсутствия.
Заставляю себя заняться привычной рутиной. Привожу себя в порядок, наношу легкий макияж, придирчиво выбираю одежду. Складываю рюкзак. Я многое пропустила, но мне нужно вернуться в свою жизнь.
Тогда, может быть, все забудется как страшный сон.
Говорят, мысли материальны, вот и я хочу верить в то, что не было в моей жизни мерзавца Айдарова, как и не существовало Монгола. Избирательная амнезия мне не грозит, но забыть я хочу.
Вернее, постараюсь.
Наконец, смотрю в зеркало. Рассматриваю себя. Лицо слегка осунулось, глаза блестят от переживаний, но в целом макияж скрывает следы. Волосы лежат на плечах блестящими кольцами.
Выпрямляю спину и выхожу из спальни, но прежде, чем спуститься вниз и вступить в свою новую старую жизнь, я иду в комнату Моти.
Открываю тихо и захожу. Заставляю себя подойти ровным шагом, не бросаться вперед, не душить малыша в объятиях.
В соседней кровати спит медсестра Матвея. Он у нас под круглосуточным присмотром. Стараюсь никого не будить, тихо подхожу к кроватке и замираю. Слезы начинают душить, дрожащими пальцами убираю с покатого лобика шелковую прядку.
– Мотенька… – произношу хрипло.
Брат спит, но стоит мне поцеловать его щеку, как открывает свои бездонные васильковые глаза, а затем в них зажигается такая радость и любовь, что у меня все сжимается, щемит.
Матвей. Единственный человек, который любит меня любой, принимает меня такой, какая я есть. Детское сердце оно такое чистое, без двойного дна.
– Наконец-то я пришла к тебе, родной. Как я скучала по тебе, мой хороший.
Но вдруг что-то идет не так. Замечаю, как малыш напрягается. В ответ у него губы дрожать начинают, и брат с силой сжимает мою руку. Его начинает трясти, я пугаюсь.
– Мотя, все хорошо. Мотя. Что с тобой?!
Меня охватывает паника. Происходит что-то непонятное.
– Лидия… Лидия… – шепчу, хотя хочется кричать, но я боюсь еще больше напугать малыша.
Медсестра вскакивает и быстро бежит к стоящей рядом с кроваткой аппаратуре, которая начинает пиликать что есть мочи, а затем случается невероятное.
Брат фокусирует взгляд на мне, тянет губки, словно в натуге, и выдыхает:
– Я…ся…
Тонкий голосок поражает, бьет выстрелом прямо в сердце.
– Вы… Вы это слышали?!
Шепчу, глядя в лицо женщины, которая бледнеет и кивает в нерешительности.
– Он назвал… назвал по имени… надо сказать Алексею Сергеевичу и Марине Анатольевне…
– Иди…
Женщина, несмотря на свои полные формы, срывается с места и бежит прочь. Зовет отца, голося на весь дом.
– Мотя…
Падаю на колени рядом с братом и вглядываюсь в его лицо. Первое слово.
Врачи говорили, что шансов почти нет. Только новый препарат может помочь случиться чуду.
– Я тут, Мотечка, я с тобой…
Сжимаю его руку, заглядываю в глаза и опять слышу, как брат выдыхает непослушными губами едва уловимо:
– Я..с…я.
– Я тебя не брошу. Я здесь, все хорошо.
Хлюпаю носом, ощущая, как маленькие пальчики обхватывают мою ладонь иначе, сильнее, чем прежде.
– Матвей!
Марина вбегает в детскую, бледная, с горящими глазами.
– Что?! Что он сказал, кого звал?!
Задыхается и устремляет взгляд на сына, в ответ слышит робкий голос сиделки.
– Марина Анатольевна, он позвал сестру. Сказал совершенно четко – Яся…
Мачеха поднимает взгляд на меня, бледная до невозможности, сейчас она, кажется, равняется цветом с мелом.
Смотрит на наши с Мотей переплетенные пальцы, затем заглядывает мне в лицо.
Не знаю, о чем в этот момент думает мачеха, по большому счету мне плевать. Но шок в ее глазах неподдельный, он сменяется растерянностью, смятением и еще каким-то больным, едва уловимым чувством, напоминающим отчаяние.
– Ярослава, – словно хочет сказать что-то, но глаза у мачехи закатываются, и Марина падает. Только в последний момент подоспевший отец неловко ухватывает ее, и женщина чудом не ударяется головой об пол.
Глава 30
– Я позвоню в клинику. Кирилл Альбертович говорил, что подвижки могут быть, но чтобы вот так скоро… Это невероятно. Все благодаря западному препарату. Если бы не фонд…
Цепляюсь за последнее слово.
– Папа, что за фонд?
Отец улыбается, глаза светятся счастьем.
– Ты ведь знаешь, мы пробовали связываться с врачами за рубежом. Так вот, – немного жмется, – мы были заняты твоими поисками. Говорят, беда не приходит одна и это было именно так. С одной стороны, у Матвея не оставалось времени, с другой, тебя похитили. Мы все были вне себя от тревог, но спустя некоторое время совершенно неожиданно мне позвонили и сказали, что наша заявка на рассмотрении.
– Вот так вот просто? – прищуриваюсь. – После стольких отказов и мыканья по закрытым дверям?!
Отец улыбается ошалело, окрыленный надеждой.
– Сам был в полнейшем шоке. Позвонили от крупной благотворительной организации. Сказали, что помогают в подобных случаях, как у нас. Необходимая сумма на лечение была собрана в кратчайшие сроки. Больше того, нам и ехать не пришлось. Оказалось, что действует что-то наподобие полевой лаборатории, выездной.
По мере того, как отец рассказывает удивительную, практически нереальную историю нашего маленького чуда, в душу закрадываются сомнения, просыпаются страхи, и я задаю вопрос чуть хрипловатым голосом:
– Папа, тебе что, все-таки Айдаров помог?
Отмахивается, мотает отрицательно головой.
– Нет, что ты?! Он после твоего похищения обезумел просто… вопил несуразицы… Проклинал выродка.
Значит, не Мурат. Странно было ожидать от монстра милосердия и сострадания. Матвей для него был инструментом давления на меня, чтобы ломать и прогибать под себя, заставляя быть послушной женой.
Сейчас, когда этот ужас позади, я вот начинаю сомневаться, что он бы вообще помог Матвею. Не тот это человек.
В душе все отчетливее скребутся сомнения. Отец окрылен внезапным счастьем. Возможностью, которая открылась перед нами спустя столько страданий и поиска средств.
Цепляюсь за информацию о фонде. Напрягает что-то, и я не отстаю от отца, который уже набирает номер, чтобы связаться с клиникой.
– Папа, а когда тебе позвонили от этой организации?
Смотрит на меня удивленно, задумывается.
– Не скажу точно, дочь, я был как в трансе, но это произошло спустя несколько недель, как ты пропала.
Задумываюсь. Совпадение. Но…
– А как называется эта благотворительная организация?
Отец смотрит на дисплей телефона, до меня доходит звук соединения, и просьба оператора повисеть на линии.
– Яся… дочка, давай потом! Это все неважно! Главное Матвей… У него появляются шансы,
