Всякий политически и юридически грамотный человек отлично понимает, что, во-первых, автор этого заявления в принципе не против вооруженного восстания, но только против него в "настоящий момент", "за несколько дней до съезда Советов"; во-вторых, автор прав и в том, что ЦК никаких сроков восстания до сих пор не назначал. Современники и свидетели знают, и это отражено в их воспоминаниях, что у Ленина была одна болезненная слабость, весьма контрастная его холодному разуму — он бывал порой вспыльчив и по пустякам входил в "раж", по выражению и свидетельству его жены. Правда, это у него довольно быстро проходило. Вот, находясь в таком "раже", Ленин решил, что "Каменев и Зиновьев выдали
Родзянко и Керенскому решение ЦК своей партии о вооруженном восстании. Ответ должен быть один: немедленное решение ЦК… ЦК исключает обоих из партии". По этому поводу было созвано заседание ЦК от 20 октября. Ни один из членов ЦК не поддержал предложение Ленина:
Свердлов: "ЦК не может исключить из партии".
Сталин: "Исключение из партии не рецепт".
Милютин: "Вообще ничего особенного не произошло".
Решение ЦК гласит, что предложение Ленина отвергнуто единогласно. Лучший аргумент в пользу того, что выступление Каменева в "Новой жизни" не представляло "ничего особенного" и его толкование Лениным было чрезмерно поспешным — показывает уже упомянутый выше факт исторической важности: заседание ЦК от 24 октября происходило под председательством Каменева и он вместе со всеми присутствовавшими членами ЦК голосовал начать вооруженное восстание вечером того же дня. На этом заседании присутствовали Каменев, Дзержинский, Ногин, Ломов, Милютин, Иоффе, Урицкий, Бубнов, Свердлов, Троцкий, Берзин — всего 11 членов из 24 членов ЦК, на этом же заседании произошло и распределение членов ЦК по важным объектам и пунктам восстания. Назначаются: Бубнов — железные дороги, Дзержинский — почта и телеграф, Милютин — организация продовольственного дела, Свердлов — наблюдение за Временным правительством, Ломов и Ногин — связь с Москвой, Каменев и Берзин — ведение переговоров с левыми эсерами. Предложение Троцкого создать запасной штаб восстания в Петропавловской крепости принимается. Ленин свое отсутствие на этом решающем заседании объяснял в письме к Свердлову 23 октября тем, что его "ловят", а вот почему отсутствовал Сталин, об этом никто, никогда, включая самого Сталина, не давал никакого объяснения. Можно было бы предположить, что он находился в редакции органа ЦК "Рабочий путь", если бы не казалось, что участвовать в заседании ЦК, на котором назначается срок восстания, важнее, чем держать корректуру в редакции партийной газеты.
Заглянем теперь в лагерь демократии, пользуясь "Записками" Суханова, из которых явствует, что параллельно росту влияния большевиков, завершилось окончательное разложение армии в тылу и на фронте и полный развал государственной машины во всей пирамиде власти. Суханов пишет: "21 октября Петроградский гарнизон окончательно признал единственной властью Совет, а непосредственным начальствующим органом Военно-революционный Комитет" (Суханов, там же, стр.86). В итоге, утверждает Суханов, "уже 21 октября Временное правительство было свергнуто, его не существовало на территории столицы…" (стр.95). 22 октября Петроградский Совет документально подтвердил, что в столице хозяин Троцкий, а не Керенский. Совет разослал всем частям гарнизона телефонограмму, в которой сообщается, что "никакие распоряжения по гарнизону, не подписанные Военно-революционным Комитетом, недействительны" (там же, стр.101). Тут же Военно-революционный Комитет выпустил прокламацию к населению Петрограда: "В интересах защиты революции… нами назначены комиссары при воинских частях и особо важных пунктах столицы и ее окрестностей. Приказы и распоряжения, распространяющиеся на эти пункты, подлежат исполнению лишь по утверждению их уполномоченными нами комиссарами. Комиссары, как представители Совета, неприкосновенны" (стр.109). Все эти приказы исходили из комнаты 18 Смольного, где обитала большевистская фракция Совета. Что же делало Временное правительство, когда Совет узурпировал его власть в столице, даже не подняв еще вооруженного восстания? Впрочем, это уже было восстание — за пару дней до его официального объявления. Могло бы правительство предупредить дальнейшее развитие восстания? Суханов думает, что это было еще возможно. Он утверждает: "Хороший отряд в пятьсот человек был совершенно достаточен, чтобы ликвидировать Смольный со всем его содержанием" (стр.109). Может быть, но беда Временного правительства заключалась в том, что в России уже было трудно найти пятьсот человек, которые бы решились рисковать своей жизнью, защищая правительство, которое умерло на пару месяцев раньше своей официальной смерти, бросившись в объятия большевиков в корниловские дни. Не об этом ли свидетельствуют живые сцены последнего дня правительства, столь ярко описанные Сухановым. Вот они:
"Решительные операции Военно-революционного Комитета начались с двух часов ночи… Сопротивление не было оказано… Небольшими силами, выведенными из казарм, были постепенно заняты вокзалы, мосты, осветительные учреждения, телеграф, телефонное агентство. Группки юнкеров не могли и не думали сопротивляться. В общем, военные операции были похожи скорее на смены караулов в политически важных центрах… Город был совершенно спокоен. И центр и окраины спали глубоким сном, не подозревая, что происходит в тиши холодной осенней ночи. Не знаю, как выступали солдаты… По всем данным, без энтузиазма и подъема… "ждать боевого настроения и готовности к жертвам от нашего гарнизона не приходилось… Операции, развиваясь постепенно, шли настолько гладко, что больших сил не требовалось. Из 200-тысячного гарнизона едва ли пошла в дело десятая часть… Штаб повстанцев действовал осторожно и ощупью…"
Характерная особенность октябрьского переворота заключалась в том, что наступление на старую власть большевики начали не в ее центре — Зимний дворец и Генеральный штаб — ас окружения его. Суханов думает, что "естественно было прежде всего стремиться парализовать политический и военный центр правительства, то есть занять Зимний дворец и штаб. Надо было прежде всего ликвидировать старую власть и ее военный аппарат… Телеграф же, мосты, вокзалы и прочее — приложатся. Между тем, повстанцы в течение всей ночи и не пытались трогать ни Зимнего, ни штаба, ни отдельных министров".
Об искусстве восстания и ленинской стратегии военно-политического переворота Суханов имеет весьма смутные представления. Повстанцы действовали умно и точно по плану Ленина. Чтобы взять правительство, как говорится, голыми руками, надо было его сначала тотально изолировать от всех видов коммуникаций, вот тогда действительно все "приложится” само по себе, что потом и случилось.
Какие же контрмеры принимает правительство? Свою резиденциюКеренский перенес в Генеральный штаб, куда в 5 часов утра 25 октября вызвал военного министра, которого задержали было у Павловских ворот, а потом, узнав, с кем имеют дело, перед ним извинились и отпустили: иди, мол, подавляй восстание!
В 9 часов утра Керенский вызвал всех министров, но у большинства из них не оказалось… автомобилей! Суханов пишет:
"Штаб по-прежнему никем не охранялся… Никто не требовал пропусков и удостоверений… Керенский пребывал в кабинете начальника штаба. У дверей ни караула, ни адъютантов, ни прислуги. Можно просто открыть дверь и взять министра — кому не лень… Керенский был на ходу, в верхнем платье. Он собрал министров для последних указаний. Ему одолжило автомобиль американское посольство и он едет в Лугу, навстречу войскам, идущим с фронта для защиты Временного правительства”.
Таких войск, однако, в русской армии не оказалось. Оставшиеся министры решили переселиться обратно в Зимний дворец. Если бы речь не шла о трагедии, можно было бы сказать, что министры решили помечтать, о том "как хороши, как свежи были розы" весны русской демократии, но при этом мечтая заняться и делом: продолжать заседания, болтая о судьбе России, пока совсем не "прозаседаются". Но люди более активные избавили их и от этой нагрузки. Как это происходило, покажет нам продолжение рассказа Суханова:
”… В Смольный (штаб восстания) я попал около 3 часов… Людей было больше и беспорядок увеличился. Защитников налицо было много, но сомневаюсь, чтобы защита была стойкой и организованной… За-плеванний коридор был полон, и не было ни малейшего намека на порядок и благообразие. Происходило заседание. Троцкий председательствовал… За колоннами плохо слушали и сновали взад и вперед вооруженные люди. Когда я вошел, на трибуне стоял и горячо говорил лысый и бритый человек. Но говорил он странно знакомым хрипло-зычным голосом, с горловым оттенком и очень характерными акцентами на концах фраз… Да! Это — Ленин. Он появился в этот день после четырехмесячного пребывания в подземелье”.
