Вернувшись в город, я позвонил инспектору Кабеналь и оставил ей несколько вопросов на голосовой почте: нашли ли они человека, нападавшего на Смита? ищет ли кто-нибудь подделки Шодрона? Я сомневался, что получу ответ, и действительно не получил. Мне хотелось понять, делают ли они вообще хоть что-нибудь? Обращались ли они в Лувр, проверяли ли тех подозрительных коллекционеров из списка Смита? Вспомнив про список, я просмотрел свои бумаги, но не нашел его. Потом вспомнил, что Смит отправил его мне по электронной почте, отыскал список в почтовом ящике и распечатал.
Там было четыре человека с манхэттенскими адресами. Я долго смотрел на эти имена, спрашивая себя, зачем я все это напечатал, и что, по моему мнению, я мог бы сделать. Позвонить им и спросить: эй, вы меня не знаете, но нет ли у вас случайно краденых произведений искусства? Например, поддельной «Моны Лизы»? А, может быть, и настоящей?
Да, нелепо.
Потом я подумал о Смите; мне казалось, что я у него в долгу. Я мог бы, по крайней мере, обелить его перед Интерполом, хотя дело тут было не только в долге или обязательствах. Мотив мой был гораздо менее благородным – месть. Вспомнилось: пачка «Мальборо» в рукаве футболки, татуировка на плече, мы с дружками выходим на тропу войны, чтобы поквитаться с теми, кто кого-то из нас обидел. Мы не всегда были правы, но это нам никогда не мешало. Забавно, а мне казалось, что все это осталось в прошлом. Но далеко ли мы уходим от самих себя прежних?
Я не стал долго размышлять над этим философским вопросом. Вместо этого я взял первое имя в списке Смита, Джонатан Тейвел, посмотрел, какое легальное произведение искусства за ним числится, и быстро составил план. Позвонив в его офис, я сказал секретарше, что я искусствовед, пишу статью о Тициане, и поинтересовался, нет ли у мистера Тейвела картин этого художника, и если есть, то не позволит ли он мне на них посмотреть. Все это я придумал на ходу, особо не задумываясь.
Секретарша ответила деловым, но любезным тоном, что ее босс в данный момент на деловой встрече, но она передаст ему это сообщение. Я повесил трубку, чувствуя одновременно разочарование и облегчение, и тут же позвонил следующему коллекционеру. Еще одна секретарша выслушала похожую историю со статьей, которую я якобы писал. У этой босс уехал в путешествие и не вернется в течение месяца. Я поставил вопросительный знак рядом с его фамилией и, пока решимость не иссякла, набрал номер следующего фигуранта из списка. Это был адвокат, и он, по словам его помощника, вел какое-то дело в Лос-Анджелесе и должен был вернуться не раньше чем через несколько недель. Еще один вопросительный знак. Остался только один местный коллекционер.
– Рембрандт? – дружелюбная и разговорчивая помощница повторила названное мной имя. – Мистер Бейн действительно коллекционирует произведения искусства, и некоторые из них находятся в наших офисах, но Рембрандта, насколько мне известно, среди них нет. Возможно, Рембрандт есть в одном из его домов, хотя я не уверена. Мистера Бейна сейчас нет на месте, но я передам ваше сообщение.
Фух, я сделал это. Позвонил. Этого пока достаточно. Смит гордился бы мной.
Осталось подождать и посмотреть, что из этого получится. Я сильно сомневался, что получится хоть что-нибудь.
83
Финансовый район закрыт, в 2:00 ночи все тихо.
Русский затягивается сигаретой, направляясь по Уотер-стрит на условленную встречу.
Посредник позвал его на личную встречу. Зачем это, после того, как он выполнил два его заказа без всяких встреч? Ловушка? Возможно. Он выполнил свою работу, и теперь они хотят с ним покончить. Он уже имел дело с такими клиентами раньше и готов ко всему, но сначала хочется посмотреть, что можно выудить из посредника – например, на кого он работает. Мысли о мести вьются в его голове, как рой пчел-убийц.
В это время окрестности практически безлюдны, но его чуткий слух улавливает скрежещущий звук мусоровоза, отдаленную сирену, сигнал противотуманной сирены на реке. Он бросает украдкой взгляд в одну сторону, потом в другую, его рука лежит на рукояти ножа в кармане.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
На Брод-стрит он поворачивает на восток, к реке.
Бар «Уличный ангел» открыт всю ночь, единственный в округе, вы легко его найдете.
Вот она, неоновая вывеска бара, мигает в темноте, как предупреждение.
Когда до бара остается полквартала, откуда-то появляются двое, один подскакивает спереди, другой сзади, они хватают его и тащат в переулок. Он был готов к нападению, но что-то прожужжало у шеи, и тело свело судорогой. Быстро придя в себя, он выбивает электрошокер из руки напавшего, потом замечает у второго пистолет. Преодолев судорогу, он хватается за длинный ствол с глушителем, раздается выстрел, и пуля задевает край его ладони. Не выпуская пистолета, он достает нож из кармана и вонзает стрелявшему в живот. Но первый, тот, что с электрошокером, снова на ногах. Русский бьет его кулаком, затем бросается и всей своей сотней килограммов сбивает парня с ног. Приземлившись сверху на нападавшего, он перехватывает пистолет и прижимает ствол к его виску:
– Так ты… тот… чьи приказы я выполнял…
– Не-ет, – стонет парень, мотая головой в сторону того, что лежит неподалеку. – Вот он меня нанял. Я ничего не знаю! Я никто!
– Будь по-твоему, – говорит русский, стреляет ему в голову, откатывается, встает на ноги и, несмотря на то, что мышцы еще плохо его слушаются, целится из пистолета в человека на земле, который зажимает ножевую рану в животе.
– На кого ты работаешь? Кто послал тебя убить меня?
– Я… просто делаю то, что мне говорят… как ты. Выполняю приказы.
Русский ухмыляется, обнажая короткие темные зубы.
– У тебя есть выбор, мой друг. Через пять секунд я начну отстреливать тебе пальцы на руках и ногах, или ты скажешь мне то, что я хочу знать, и я уйду.
Раненый поднимает голову, глаза мигают, как гаснущая лампочка.
– Что… ты хочешь знать?
– Имя твоего босса.
– Не знаю… Никогда не знал. Никогда не встречался с ним. Ты же знаешь, как это делается, – его руки прижаты к животу, между пальцами сочится кровь.
– Тогда номер телефона.
– Он прикажет меня убить.
Русский наклоняется, вытаскивает сотовый телефон из кармана посредника.
– Не волнуйся, – говорит он и прицеливается. – Он не успеет.
Он стреляет в парня дважды, для верности. Затем поднимает с земли свою шляпу, выворачивает пальто наизнанку, чтобы скрыть следы крови, и уходит из переулка.
Пробираясь по пустынной улице, он просматривает сотовый телефон посредника, одержимый одной мыслью: найти человека, который приказал его убить, и убить его.
84
Через день секретарша Джонатана Тейвела перезвонила и сказала, что ее босс меня примет. Я немного удивился и даже подумал, не отказаться ли, но потом все-таки пошел.
Тейвелу было лет пятьдесят с небольшим, высокий лоб, волосы зачесаны назад.
– Напомните-ка мне, пожалуйста, почему вы решили, что эта картина Тициана находится у меня? – спросил он, засунув большие пальцы рук под полосатые подтяжки.
– Знакомый куратор из музея в Европе дал мне список картин Тициана и коллекционеров, которым, по его мнению, они могут принадлежать.
– Ваш друг ошибается. У меня есть кое-какие произведения искусства, но картин Тициана нет.
Тейвел взглянул на окно во всю стену, которое заливало его кабинет ярким утренним светом, открывая вид на реку Гудзон, статую Свободы, побережье Нью-Джерси.
– В каком музее, вы сказали, работает ваш друг?
Этого я не говорил, но теперь с готовностью ответил:
– В Лувре.
– В самом деле? Как его зовут?
– Жанжамбр. – Вряд ли он будет наводить обо мне справки у куратора Лувра, особенно если имеет дело с крадеными произведениями искусства.
– Что ж, боюсь, ваш друг зря потратил ваше время.
Если так, то я не мог не задаться вопросом, почему Тейвел не пожалел своего времени на встречу со мной. Вслух я сказал, что ничего страшного, время у меня есть.
