Меньше чем за минуту он вскрывает цифровой замок входной двери и поднимается по старой металлической лестнице на пятый этаж.
Входную дверь студии Американца оказывается так же легко открыть.
Он заходит, осматривает неровные деревянные полы и металлический потолок, скудную мебель, большую стену с полками, забитыми книгами. На низком деревянном журнальном столике – еще книги, одна прямо сверху, она про художника Караваджо, картину которого он видел в музее Флоренции, и она ему понравилась. Он быстро пролистывает книгу, останавливается на цветной репродукции головы Медузы во всю страницу и вырывает ее. Сворачивает листок в плотную трубочку и засовывает в нагрудный карман. Он идет по коридору в следующую, более просторную комнату с холстами на стенах, брызгами краски на полу и тяжелым запахом масла и скипидара в воздухе. Он подходит к картине и дотрагивается до нее. На кончиках пальцев остается краска, на поверхности картины – небольшие вмятины. Он берет кисточку и смазывает ею отпечатки пальцев.
Потом он вытирает рукоять кисти тряпкой, той же тряпкой вытирает пальцы, выворачивает ее наизнанку и засовывает в задний карман. Он останавливается на мгновение, чтобы полюбоваться картиной обнаженной женщины без лица. Он с трудом подавляет в себе желание оставить Американцу записку: «Эта мне нравится – закончи ее!»
На длинном деревянном рабочем столе стоит ноутбук, рядом с ним стопка счетов, чековая книжка, несколько заметок, которые ему не удается прочитать, потому что почерк Американца – неразборчивые каракули. Рядом со столом – маленькая корзина для мусора, она переполнена. Наклонившись, он вытаскивает оттуда небрежно скомканный листок бумаги с эмблемой в виде синего шара – она-то его и привлекла – и расправляет его на столе. Теперь он ясно видит, что это логотип Интерпола и список напечатанных имен. Он вспоминает богачку из дома с куполом и ее слова, что эти люди из Интерпола. Может ли Американец работать на Интерпол, или эта бумага принадлежала другому человеку – тому, с которым покончено?
В любом случае, имена в списке Интерпола – это то, что нужно проверить. Он засовывает бумагу в карман, рядом со свернутой картиной Караваджо. Затем он берет аккуратную стопку счетов, конвертов и чековую книжку и перекладывает их с одной стороны стола на другую. Ведь если жертва не подозревает, что ее преследуют, это как-то даже неинтересно.
88
Я начал с Далтона. Сочинил еще одну легенду – на сей раз, будто я пишу статью о лучших частных школах Нью-Йорка. Директриса изъявила готовность ответить на мои вопросы. Я тоже был готов к разговору: узнал заранее имена некоторых прославившихся выпускников их заведения: Клэр Дэйнс, Андерсона Купера, Чеви Чейза. Среди прочих упомянул я и Александру Грин, добавив: «Она стала известным искусствоведом». Но директриса никогда о ней не слышала. Я показал ей фотографию Аликс на мобильном телефоне, которую я сделал, когда она спала в номере гостиницы. Снимок я, конечно, обрезал, чтобы было видно только голову. Директриса сказала, что не знает ее. Я попросил ее посмотреть еще раз. Она ответила, что абсолютно уверена, и я ей поверил. Ни в ее лице, ни в голосе не было и тени колебания.
То же самое было и в Спенсе.
Я уже готов был сдаться, когда добрался до Брирли, одной из лучших школ Манхэттена, для девочек из высшего общества.
– Она училась у вас около десяти лет назад, – сказал я тамошней директрисе, являвшей собой типаж женщины-администратора с солидной фигурой и тугим пучком волос на макушке.
Она ответила, что занимает эту должность почти тридцать лет и не помнит ни одной студентки по имени Александра Грин, – «а у меня отличная память, и я помню всех моих девочек, хотя и не чувствую себя вправе разглашать подобную информацию».
Я показал ей фотографию с мобильного телефона.
– А, – произнесла она, потом сразу, – нет. Понятия не имею, кто это.
Но я видел по глазам, понял по небольшой заминке и интонации в голосе, что она узнала Аликс. Я хотел продолжить расспросы, но понимал, что она ничего мне не скажет. Директриса сразу же попрощалась, пожелала мне удачи со статьей и выпроводила меня из кабинета.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Вернувшись домой, я сразу же почувствовал знакомое ощущение вторжения – то же самое чувство я испытал в своем гостиничном номере во Флоренции. Уже на пороге казалось, будто сам воздух в квартире был потревожен, к тому же пропах табаком. Я прошел через прихожую, заглянул в ванную, даже отодвинул занавеску для душа, словно ожидал увидеть там визжащего Нормана Бейтса.[86] В студии я осмотрел стеллажи с краской, свой длинный рабочий стол, потом заглянул под него. Казалось, ничего не пропало. Тем не менее что-то было не так; например, бумаги и конверты лежали слева от ноутбука, а я мог бы поклясться, что всегда держал справа – или все же так и было?
Дальнейший осмотр ничего не дал: казалось, все вещи на своих местах. Неужели паранойя, которую я испытывал в последние несколько недель, стала постоянной частью моей психики? А может быть, это сработала плохо завуалированная угроза Джонатана Тейвела: «Вы чувствуете себя в безопасности в Бауэри?»
Я проверил окна и открыл одно из них, с улицы пахнуло причудливым местным букетом: алкоголь, мусор, бензин.
Еще разок пройдясь по студии и не обнаружив больше ничего подозрительного, я махнул рукой на свою тревогу, приписав ее паранойе. А что же это еще?
Наконец, я уселся за компьютер и произвел тот поиск в Гугл, который собирался сделать, идя домой. Я набрал «выпускницы Брирли», прикинул истекший срок и ограничил поиск 2008 и 2009 годами.
Бегло просмотрев список выпускниц 2008 года, я обстоятельно изучил личные странички – они были заведены на каждую девочку. Но Аликс среди них не было.
Таким же образом я проработал выпуск 2009 года. И снова ничего.
Тогда я принялся изучать выпуск 2010 года, просматривая фотографии, расположенные в алфавитном порядке, и задержался на букве «Г». Никакой Александры Грин там не было. Я был разочарован, но продолжал просматривать страницу с фотографиями – и вдруг остановился и замер, увидев фото с подписью: Алексис Верде.
Совсем немного времени мне потребовалось, чтобы последить связь: Александра Грин – Алексис Верде.
«Верде» – по-итальянски значит «зеленый».
Я зашел на «Фейсбук», набрал «Алексис Верде» – и вот она, маленькая фотография девушки, которую я ни с кем не смог бы спутать. Но единственный способ узнать больше – это «подружиться» с ней. Подумав, я решил, что это плохая идея.
Еще немного покопавшись, через «Уайтпейджиз»[87] я смог узнать лишь следующее: Алексис Верде, Нью-Йорк, возраст 24–30 лет.
Я подумывал о том, чтобы вложить десяток долларов в поиск по системе «Интелиус», но засомневался: действительно ли я должен искать ее, если она так явно не хочет, чтобы ее нашли?
Аликс-Алексис. Которая солгала мне про свое имя и про то, в какую школу она ходила.
О чем еще она солгала? И почему?
89
Ричарду Бейну-младшему на вид было лет шестьдесят с небольшим, это был мужчина примерно моего роста, с копной совершенно белых волос.
Когда его помощница позвонила и сказала, что она передала мое сообщение и ее босс будет рад меня видеть, я подумал: «Нет, я же обещал Смиту, что откажусь от этого». Затем я быстро поискал в Гугл – и не нашел никакой информации о Бейне, кроме того факта, что он создал одну из самых успешных инвестиционных фирм Уолл-стрит. Это меня заинтриговало.
А как же мое обещание не лезть в эту историю? Ну, в последний раз!
И вот я стою в офисе Бейна на тридцать восьмом этаже, просторном помещении с гравюрами старых мастеров на прохладных белых стенах, с видом на небоскребы «Крайслер» и «Эмпайр-Стейт-билдинг» и широкую полосу реки Гудзон.
Бейн поднялся из-за стола с мраморной столешницей, на котором не было ничего, кроме компьютера – ни единой бумаги, папки, карандаша или ручки – все в этом офисе выглядело так, словно здесь никогда не работали. Правда, на большом экране на противоположной от хозяина стене беззвучно отображалась рыночная информация.
