– А для чего?
– Пойдем со мной. – Тревор направился к двери, показав ей жестом следовать за ним.
– Зачем? – Маргарет даже не шелохнулась.
– Я хочу услышать твое мнение кое о чем. Это важно.
Она спустилась вслед за ним с лестницы, а потом прошла запутанными коридорами и оказалась в комнате, которую никогда не видела раньше. С первого взгляда ей стало ясно, что это была комната для музицирования. Там стояли рояль и арфа, различные диваны, кресла и стулья. Комната была декорирована в желтой, коричневой и белой гамме. Толстый слой пыли говорил о том, что ею очень редко пользуются.
– Какая отвратительная комната! – воскликнула Маргарет.
– Правда? – невинным тоном спросил Тревор. – А почему?
Он смотрел на нее со знакомым невинным выражением лица, и Маргарет тут же насторожилась.
– Потому что это так и есть, – осторожно ответила она.
– А что можно сделать, чтобы она не выглядела так плохо?
Маргарет бегло огляделась вокруг:
– Это бессмысленный вопрос. Я же сказала тебе, что не останусь тут жить.
– Я понимаю. Но если бы осталась, то что бы ты сделала?
Маргарет посмотрела вокруг себя более внимательно и ответила:
– Ну, наверное, сначала я бы убрала с окна эти тяжелые шторы. – Она указала на портьеры из коричневато-желтого бархата.
– Почему?
– Потому что им наверняка уже сотня лет. Они пыльные, изношенные, да еще и ужасного цвета. И висят так, что закрывают половину окна. – Маргарет пересекла комнату и отдернула одну портьеру. – Смотри, какой отсюда открывается красивый вид на озеро и лес. Почему его нужно скрывать?
– Может быть, вообще не вешать занавеси?
– Нет. – Маргарет отошла на несколько шагов назад и внимательно посмотрела на окно. – Я бы повесила с каждой стороны по портьере, но так, чтобы они не загораживали окно. Я выбрала бы какой-нибудь нейтральный цвет, например светло-бежевый, а сверху сделала бы простой ламбрекен. Тогда занавеси обрамляли бы окно, как картину, и подчеркивали бы вид, а не скрывали его.
– А что еще ты изменила бы? – спросил Тревор, прислоняясь плечом к косяку двери.
Маргарет указала на барочный стол, стоявший рядом с софой, и решительно заявила:
– Я выкинула бы эту вещь. Ненавижу позолоту на мебели. И заново оштукатурила бы потолок, – добавила она, поднимая голову вверх: – Похоже, тут текла вода.
Она медленно пошла по комнате.
– Каминный экран времен королевы Анны очень милый. Я бы его оставила. А вот китайскую вазу эпохи Мин передвинула бы. С одной стороны у нее трещина, поэтому я поставила бы ее в угол, чтобы скрыть трещину. – Маргарет увидела тяжелые бронзовые фигурки, стоявшие на камине, и охнула: – Что это?
– Статуэтки богини Кали.[15] Мой двоюродный прадедушка Монти привез их из Индии в 1848 году.
– Я, конечно, не хочу обидеть дядюшку Монти, но они ужасны. Лучше всего их выбросить.
– Значит, с бронзовыми статуэтками старика Монти покончено. Еще что-то?
– Да, – кивнула Маргарет. – Я бы поменяла цветовую гамму. Музыкальная комната – место отдыха, поэтому все в ней должно настраивать на спокойствие, безмятежность. Желтый цвет слишком кричащий. Я бы отделала комнату в светло-бежевой и зеленой гамме. И тогда после долгого трудного дня эта комната служила бы мне тихой гаванью, местом, где я чувствовала бы себя как дома…
Маргарет оборвала себя на полуслове. Она поняла, что замыслил Тревор. Он пытался вовлечь ее в обустройство Эштон-Парка, чтобы привязать ее к этому дому. Он хотел втянуть ее в ремонт, чтобы она начала относиться к поместью как к родному дому. Умная, дьявольски умная тактика.
Да он и сам дьявол.
– Вот что я бы сделала, – завершила Маргарет, глядя ему в глаза, – если бы это был мой дом. Но он – не мой. Я собираюсь подать на развод.
– Развод – дело долгое, – заметил Тревор. – Не будешь же ты все это время сидеть, сложа руки. Почему бы тебе не заняться домом?
– Не имею ни малейшего желания заниматься им.
– Неужели ты лучше будешь бесцельно бродить по нему, мучаясь от скуки? Это так не похоже на тебя, Мэгги. Обустройство дома станет для тебя еще одним приключением, причем весьма нелегким. Я же знаю, как ты любишь трудные задания.
Предложение Тревора действительно понравилось Маргарет. Поскольку ей больше нечем было заняться, в голову постоянно лезли всякие мысли о Треворе, а это было опасно. Однако Маргарет сказала:
– Твоей матери это не понравится.
– Что ж, значит, ей не повезло.
– Знаешь, этот твой план не сработает. Не надейся, что если я соглашусь обустроить Эштон-Парк, то передумаю насчет развода.
– Хорошо.
– Я просто предупреждаю тебя.
– Это честно. Теперь я предупрежден.
Она нервно облизнула губы и сказала:
– Я не хочу этим заниматься.
– Почему? – Тревор выпрямился. Он смотрел на нее так, как кот смотрит на мышь. – Чего ты боишься?
– Я ничего не боюсь, – ответила Маргарет.
– А мне кажется, что боишься, – мягко проговорил Тревор и медленно пошел в ее сторону. – Ты боишься, что мой план сработает и ты останешься тут.
– Это глупость.
– Да? – Он остановился перед ней. – Тогда почему бы тебе не принять мое предложение?
Маргарет оказалась в ловушке. Неудивительно, что он обыграл ее в шахматы. Однако все-таки как здорово будет доказать Тревору, что он ошибается, что на этот раз все его планы ни к чему не приведут.
– Ладно, – в итоге согласилась Маргарет. – Я сделаю это.
Она прошла мимо него, но успела заметить на его губах удовлетворенную улыбку.
– Я ненавижу этого человека, – проговорила она, поднимаясь наверх в свои апартаменты.
Но даже в надежных стенах собственной спальни ей не удалось спрятаться от Тревора. На кровати Маргарет увидела коробку шоколадных трюфелей и отороченную шелком корзинку, в которой лежали кусочки лимонного мыла и духи из универсама «Харродз», перевязанные желтой ленточкой. Рядом с ними она заметила три романа, причем весьма эротического содержания, как поняла Маргарет, когда открыла одну из книг.
Он действительно дьявол.
На следующее утро Тревор сделал еще два шага к достижению семейного счастья. Он сказал Мэгги, что отправит Элизабет в Лондон.
Как и ожидал Тревор, Элизабет очень обрадовалась тому, что будет теперь жить в столице, но не обрадовалась содержанию, которое он ей назначил.
– Боже мой, Тревор, неужели ты думаешь, что я смогу жить на двести фунтов в месяц?
– Блэкни утверждает, что вы с матерью жили на десять фунтов в месяц.
– Ты же прекрасно понимаешь, что между Лондоном и провинцией огромная разница. Содержать дом в столице на эти деньги нереально.
