Монахиня обернулась и бросила на Мэри Маргарет злой взгляд. Девочка сидела на шкафу и с интересом наблюдала за развернувшейся перед ней сценой.
— Маленькая негодяйка! — с чувством произнесла монахиня. — Она точная копия своего отца, да упокой Господь его душу. Ее папочка пил и дебоширил до последнего своего дня. И погиб во время драки в кабаке.
— Неправда! — взорвалась Мэри Маргарет. — Вы лжете! Папа не был пьяницей. А уметь защищать себя — это не грех! Только кулаками можно пробить себе дорогу в этой жизни!
Линетт округлила глаза.
— Как вы можете говорить подобное об ее отце? Прямо в присутствии ребенка? И вы называете себя христианкой! Да в вас нет ни капли христианского милосердия или доброты. — Линетт непроизвольно сжала кулаки. — Когда я думаю о годах моих страданий, когда я носила траур по моей малышке, а мое сердце разрывалось от горя… В это время таким, как вы, доверялись судьбы детей! Бить, унижать их! Это преступление.
Сестра Матильда высоко подняла голову.
— Думаю, я знаю лучше вас, молодая леди, какие у меня обязанности. Бедные, брошенные дети должны иметь крышу над головой, одежду и пищу. Я должна быть уверена, что они вырастут ответственными, серьезными, трудолюбивыми людьми, станут мужчинами и женщинами, которые сумеют занять достойное место в жизни. И нельзя возиться, нянчиться с ними или позволять им дикие, недопустимые выходки.
— Все, о чем вы говорите, — это обязанности, — холодно заметила Линетт. — Но в вас нет любви. А дети прежде всего нуждаются именно в любви. А не только в крыше, одежде и еде.
— Иначе это не по-христиански, — поддержал Линетт Хантер.
— То, что вы думаете, не имеет значения, — произнесла сестра Матильда. — Вам здесь не место. Только я в ответе за эту девочку. И только я решаю, как мне поступать с ней.
— Позор!
Линетт оглянулась. Глаза сверкали, вся она напряглась и почти дрожала от гнева.
Хантер, глядя на нее, был поражен ее новой, более зрелой красотой. Линетт всегда была симпатичной, но сейчас, когда эмоции охватили всю ее, она была просто захватывающе обворожительной. Возникло теплое, согревающее душу чувство к этой женщине.
— Позор? А позвольте мне спросить, кто вы, чтобы судить? — раздраженно продолжала спорить сестра Матильда.
Лицо монахини приняло важное, строгое выражение.
— Женщина, которая произвела на свет незаконнорожденное дитя и отдала его сюда? Я что-то не слышала, чтобы вы изъявили желание взять одну из этих бедных сироток, не видела, чтобы вы пытались накормить, одеть и присмотреть вот за такими непослушными сорванцами! Думаю, вам лучше вспомнить свои собственные грехи, чем начинать обвинять меня.
Линетт выглядела шокированной. Хантер быстро выступил вперед и взял ее за руку.
— Вы не правы, сестра. Именно это мы и собирались сделать. Поэтому мы и вернулись к вам. Мы хотим забрать ребенка.
Он взглянул на Мэри Маргарет. Девочка с раскрытым ртом смотрела на него широко распахнутыми глазами.
— И мы выбрали эту девочку.
Глава 17
На некоторое время в кабинете монахини воцарилось молчание.
— Что? — первый звук, который нарушил тишину.
Сестра Матильда открыла рот и тупо уставилась на Хантера.
Мэри Маргарет, возвышаясь в комичной позе на шкафу, выглядела ошеломленной. Линетт растерянно повернулась к Хантеру.
Хантер холодно посмотрел на монахиню, затем обратился к Линетт, вопросительно подняв брови.
— Ведь так, Линетт?
— Д-да, — заикаясь, произнесла его спутница. — Все правильно. Мы хотим забрать Мэри Маргарет. Мы встретили девочку на выходе из приюта. Она нам так понравилась, что мы решили вернуться и забрать ее.
— Мэри Маргарет? — повторила, не веря своим ушам, монахиня.
— Да, — голос Линетт стал твердым, и она утвердительно кивнула. — Мэри Маргарет Кинан. Мы хотим взять именно ее.
Мэри Маргарет испустила отчаянный вопль, спрыгнула со шкафа на стол, а потом на пол и обхватила Линетт за талию, затем уверенно встала за Хантером, на некотором расстоянии от сестры Матильды.
Монахиня выпрямилась. Ее темные глаза сощурились.
— Ну, что ж. Забирайте, — произнесла она с сарказмом, с большим удовольствием отдаю ее вам. Желаю, чтобы она доставила вам радость.
Тон речи ясно говорил о том, что она очень сильно во всем этом сомневается. — Несомненно, вы трое очень подходите друг другу.
— Действительно, — охотно согласился Хантер.
Сестра Матильда выглядела так, будто бы хотела еще что-то сказать, но потом пожала плечами и, отвернувшись, направилась к одному из своих шкафов.
Неторопливо она повернула ключ в замочной скважине, затем выдвинула нужный ящик и, покопавшись в картотеке, извлекла оттуда одну карточку. Но, бегло просмотрев ее, монахиня вернула листок на прежнее место и принялась читать следующий.
Манипуляции с ящиками и документами выполнялись без всякой поспешности. Видимо, сестре Матильде хотелось подразнить своих посетителей, с огромным нетерпением ожидающих результатов поисков.
— Документы и на эту воспитанницу нельзя разглашать? — сыронизировал Хантер.
— Хантер! Прошу тебя.
— А сколько можно ждать? — не соглашался он.
Нервы Линетт были напряжены. Казалось, еще немного, и она тоже не выдержит, но этого монахиня и добивалась. Необходимо было сдержаться.
— Сестра Матильда… — начала было Линетт.
— Садитесь, — приказным тоном сказала та своим просителям через плечо, продолжая рыться в каких-то бумагах.
Повернувшись, она бросила на стол одну из карточек.
— Вам нужно пройти через кое-какие формальности.
— Мы не возражаем, — покорно согласилась Линетт.
Розмари хмуро взглянула на своего отца. С каждым днем он вел себя все более странно. Сегодня он опоздал к ужину, а во время трапезы за столом мрачно разглядывал ее, всякий раз отводя взгляд, когда дочь поднимала вдруг голову. Она была уверена, что он над чем-то раздумывает, хотя не догадывалась, что именно его беспокоит. Он явно обдумывал что-то.
Когда Бентон закончил есть, то, отложив вилку и салфетку в сторону, повернулся к дочери. Стало ясно, что отец принял какое-то решение.
— Розмари, я хочу поговорить с тобой в своем кабинете.
— А мы не можем поговорить прямо здесь? — спросила Розмари, чувствуя, как сжалось сердце.
Была ненавистна мысль — идти в кабинет к отцу, где тот каждую ночь напивался вдрызг. Она понимала, почему он пьет. Должно быть, его мучает чувство вины за то, что он сделал. Но не хотелось быть рядом с ним, когда он пьян. Она вынуждена была признаться себе, что ей вообще теперь было неприятно находиться с ним под одной крышей.
