— С чего ты взял? — недоверчиво спросила она.
— Разве я сам не понимаю?
— Ты говорил с ней?
— Да!
— О чем?
— Она говорила, что разыщет сокровищницу.
— Но ведь об этом она узнала только из твоих слов! — рассмеялась Каджри.
— Пусть так, но она же сама призналась…
— Что она тхакурани? Как это может быть?
В голосе Каджри звучала насмешка, которая больно задела Сукхрама. Но он ничего не сказал, только бросил на Каджри взгляд, умолявший о сочувствии. Его полные тревоги глаза тронули ее. Беспомощность и растерянность Сукхрама породили в ней сострадание к этому большому ребенку. «Что находит на него в такие минуты? — думала она. — Куда девается его ум?»
— Может, и так, — устало проговорила Каджри и легла рядом.
— Ты успокаиваешь меня? — спросил он.
— Откуда мне знать, успокаиваю я тебя или говорю правду, — пожала плечами Каджри. — Возможно! Кто знает? Все это — дело рук Рама. Это он решает, где свет, а где тень. Он творит, он же и разрушает. Можно ли угадать его мысли? Ребенок ты мой, что у нас есть? Котелок в руке, палка под мышкой, да три мира за пазухой. Во всех трех мирах — и в раю, и на земле, и в аду — мы бездомные бродяги… Но что происходит с тобой? — Она обхватила руками голову мужа.
— Дэдди! — обратилась Сусанна к отцу за утренним чаем.
— Да, — отозвался тот, разжевывая поджаренный хлеб.
— Говорят, в здешней крепости хранятся несметные сокровища.
— Все европейцы видят на территории Азии одни только сокровища, — рассмеялся Сойер.
— Ты смеешься, — с упреком воскликнула Сусанна.
— Ты госпожа и прибыла сюда, чтобы управлять этими дикарями, — наставительно проговорил старик, глядя на дочь своими водянистыми глазами. Отец Сусанны был крупным мужчиной с толстой шеей и почти облысевшей головой, немного седых волос осталось только у самой шеи и на висках. Выгоревшие брови были еле заметны на красном морщинистом лице. На самом кончике носа, нависшем над верхней тонкой губой, у него была бородавка. Разговаривал он медленно, улыбался редко, обнажая пожелтевшие зубы. В его манерах до сих пор сказывалось воспитание, полученное еще во времена королевы Виктории.
Сусанна не поняла отца.
— Эти туземцы — невежественные люди, — сказал он.
— Но Сукхрам говорит, что в этой крепости несметные сокровища, отец.
На этот раз старый англичанин не смеялся.
— Его сокровища — плод фантазии, — сказал он серьезно. — А вот каждый клочок земли в Индии — действительно богатство. Пусть они обрабатывают ее и из года в год пополняют нашу казну.
Сусанне не понравились рассуждения отца.
— Тебе надо держаться с ним построже, дочь моя, — снова заговорил он.
— Но он хороший человек, — возразила Сусанна.
— Верно. Но не надо, нельзя относиться к нему как к равному. Любой бедняк в Англии выше самого знатного индийца, — надменно добавил он, и Сусанне показалось, что над головой отца затрепетал британский флаг.
— Весь цивилизованный мир завидует нам, — развивал тот свою мысль. — Американцы кричат о демократии, потому что сами были рабами англичан. Кто сейчас они — мелкие лавочники! А мы не только торговцы, мы еще и правители. Мы подчинили себе Индию разумом и мечом! Сукхрам — твой слуга, так обращайся с ним как с прирученным животным. Как бы ни был хорош индиец, никогда не давай ему почувствовать, что он такой же человек, как мы, иначе он перестанет уважать нас. Мы должны внушать им страх. В здешних людях еще жив феодальный дух, им свойственна преданность властелину, они и не подозревают, что между людьми могут быть другие отношения. Просвещение в городах пробудило во многих сознание собственного достоинства — и вот уже там начинают бунтовать. Впрочем, эти люди и до нас были рабами, мы только закрепили существующее положение, и их властители тоже стали нашими рабами. Княжества? Рано или поздно и они станут нашими.
Сусанна с любопытством смотрела на отца.
— Англичанин должен быть патриотом, иначе величие Англии исчезнет, — продолжал он. — Что делать, после Дальхаузи наши руки оказались связанными. Мы никого теперь не можем уничтожить или прогнать с престола. Но и у индийцев нет силы. С ростом влияния партии Конгресса власть раджей настолько ослабла, что они надеются только на нас.
— Почему?
— Потому что народ их не поддерживает.
— Но тем не менее они еще правят. Почему же не вспыхнет революция? — спросила она.
— Ох, девочка! — воскликнул Сойер. — Для этого нужен разум, а здесь люди верят только в судьбу. Дочь моя! Азия есть Азия! Эти ослы изнемогают под княжеским игом, но княжеский род все же почитают. Где-то образовались конгрессистские правительства, и здешние лавочники пытаются поднять голову. Ты же знаешь, как восставали низшие сословия во Франции? Но здесь народ никогда не сможет прийти к власти, никогда. Они цепляются за свои касты… А мы используем это.
— Но разве можно… — перебила его Сусанна и запнулась.
Сойер вопросительно взглянул на нее.
— Я хочу сказать: до каких же пор все это будет продолжаться?
— Пока Англия властвует над морями.
— А Гитлер в Германии?
— Он может нам только завидовать. Если нам удастся, мы столкнем его с Россией, и они уничтожат друг друга. Самый страшный наш враг — Россия. Да благословит тебя бог, девочка, — проговорил англичанин, нежно взглянув на дочь. — А теперь у меня дела.
Часы гулко пробили одиннадцать.
— Ох, как поздно! — Сусанна зевнула.
— Подать вам воды, госпожа?
— Дай.
Каджри подала стакан с водой. Сусанна приподнялась, отпила немного и снова легла.
— Госпожа, какая вы хорошая, — проговорила Каджри.
— Правда?
— Вы рани, а не побрезговали выпить воду из моих рук.
— Мы едим и пьем из любых рук, лишь бы пища была чистая.
— Госпожа, я теперь каждый день моюсь. Госпожа… Дайте мне кусочек мыла. Я завтра к вам приду умытая с мылом.
— Неужели у тебя нет мыла? Чем же вы моете голову?
— Мультанской глиной, мыльным орехом или простоквашей. Но, госпожа, теперь я живу в чистом доме и не буду больше мыться глиной, — по-детски наивно проговорила Каджри. — Так я возьму?
— Возьми, — улыбнулась Сусанна.
— Вот спасибо! Дай вам бог желанного мужа, чтобы у вас были дети с личиком, как у луны, чтобы вы были очень счастливы… — прерывающимся от радости голосом произнесла Каджри и припала к ногам Сусанны.
Каджри вернулась к себе. Сукхрам лежал на кровати, Она положила мыло у его изголовья.
— Украла? — спросил Сукхрам.
— Иди пожалуйся, — огрызнулась Каджри. — Я не боюсь. Она, подлая, моется мылом, а я что, не могу?
Старый сахиб вернулся лишь к утру, когда через густую зеленую листву деревьев пробились первые лучи солнца. Сойер подъехал к воротам, и Сукхрам, услышав шум мотора, поспешил его встретить.
Повар накрывал на стол. Каджри помогала ему.
— Отец, мне кажется, эта работа становится тебе не под силу, — сказала Сусанна за завтраком.
— Я заинтересован в ней. В княжестве неспокойно, и, возможно, твой старый дэдди уже в ближайшие годы станет чиновником по особым поручениям при генерал-губернаторе.
— Wonderful, — воскликнула Сусанна. От радости глаза ее заблестели.
— Но это случится не раньше, чем пройдет мой план. Я намерен ввести в княжестве новый порядок управления.
— Ну а дальше что?
— Поживем — увидим. Времена сейчас тяжелые. Влияние Конгресса усиливается даже в княжествах.
— Давно пора навести порядок, — сказала Сусанна. — Почему бы вам не распустить конгрессистские правительства? Тогда все встанет на свое место. Разве эти дикари что-нибудь понимают? Сделал же Гитлер! — воскликнула она.
Старик рассмеялся.
— Британская законность превыше всего. Мы не можем так поступить.
— Почему?
— Да потому что за Гитлером — Германия, а за нами — только местные раджи, народ — против нас, — ответил он. — Здешний раджа — бездельник и распутник. Дважды бывал в Англии, сбежал оттуда во Францию и прокутил там все деньги.
— Почему же вы не уберете его?
— Мы готовим другого человека, его дальнего родственника. Ох, как все было бы просто, будь у этого раджи сын!
Сусанне было неудобно расспрашивать отца, почему бездетен здешний раджа, лучше она разузнает обо всем у Сукхрама или у Каджри. До конца завтрака она не задавала отцу больше никаких вопросов.
Когда старик уехал и в доме снова воцарилась тишина, Сусанна уселась в кресле на веранде, пробежала глазами газету, отложила ее в сторону и послала за Сукхрамом. Он пришел и сел на полу рядом.
— Хозяйка меня звала? — спросил он.
— Да, — ответила Сусанна. — Ты раджу знаешь?
— Какого раджу, госпожа?
— Своего раджу.
— Я бедный человек, госпожа, откуда мне знать махараджу?
