– Как…? как я… что…?!.. – даже вскочил профессор, – как я..? как, у… у-крал?!..
– Хе-хе-хе-э… ма-хонький, не понимает!., разжевать прикажете? Извольте-с. Сначала помаленьку, обворовывал, потом… «двоюродные» начисто… хе-хе-хе-э… все обобрали. Помолчи, сейчас индукция… хе-хе-хе-хеэ..!
– Подлец! фальсификатор!., шулер!., лжец!.. – пробовал покрыть скрипучий мерзкий смех профессор, – так все… извратить!..
– По ло-гике… и лжец, и шулер – ты, моншер… я только переписываю мысли… твои, но… ах, инти-мней-шие мысли «рундучков подспудных»! – или, как говорится, – подсо-зна-ния! Спишь ты? Так хоть во сне будь посмелей, раскрой коробочку, где пребывают «угры-зенья»!.. Духу нет? Придам я духу, подставлю зеркальце. По-стой. Помнишь, как после «Героической», в запале, – «к звездам! к звездам!!..» – из «Брандта», твоего героя? А старикан извозчик на эти «звезды», так себе, умильно: «да, барин… чудеса Господни, не сосчитать… да-а… выше Бога не будешь». По неразвитию, понятно. А ты ему, в запале, «все сосчитаны, и каждой дано имя! – ну, се-ешь… – а про Бога… еще неизвестно, есть ли!» Понятно, по неразвитию, так сглу-па. А старик – «ето мы от господ слыхали будто им неизвестно… – а, ка-ков?! – только нам без внимания… не-эт, выше Бога не будешь». Крепкий старик попался. А вот «воробьев» берет, сумление родится… потому народишка до энтого «вопроса» падок, пытливы, подлецы, даром что грамоты на грош с полтинкой. Вот и прикинь статистику: «сеятелей» таких, ну… сколько за день на одних «ваньках» протрясется, не говоря о прочих и-и… упражнениях! Ну, и раскачивали помаленьку, подпарывали, ткан ь-то. Ты-то из любвишки, прохладной, к слепому «воробью», «во имя просвещения», понятно… истиной поделиться, а сколько было спецов, сеяло по штату и наградным! Чай, прекрасно помнишь, как один туляк-извозчик, лет 20 парнишка… «подвел итог»? Я же и веревочку подсунул. И, представь… из-за «вопроса»! Ну, прознай Европа… вот бы гогота-ла! Тут прочная прививка, дезинфекция. Декарты… тут такое, из-за «вопроса»… абсурд, непостижимо! Ну, недостижимо… наплевать. И начаряпал на пачпорте: «прашу никаво не винить, а как тапери все раскрыта, шта Бога нету, да-к мине скушно… и порешился». Вы тогда доклады все читали, во всяких обществах, философы-психологи-криминалисты, психиа-торы, социологи и чуть ли даже не геологи… – ведь троглодитным пахнет! – анализ углубляли: «глупость или психоз»? И никому в башку не влезло – да глупость, – чья только?.. Так, по мелочишкам, и своровы-вали, со всех бочков. Подпарывали ткан ь-то, «устойцы»-то шатали. Тот-то порешился, а другой на что иное уж решился, как взошло-то. Голому-то дождя не страшно.
Чур, не перебивать, сейчас… ин-дукция. Был ты студентиком, зеленым. Помнишь, перехватывало в горле как на «Татьяну» заводили – «Выдь на Волгу»! Старикан-лакей, при «Эрмитаже», говаривал: «как до градуса дойдут, выть на Волгу пойдут». «Клянусь кишками Вельзевула и пупочком Сатаны!» – тоже распевали! – прелестней песенки и не найти. Вот это так… «Парадный… По… двох»! Сколько любви-то, скорби… гррудь теснило, пересыхало в горле, требовали – пи-ва!.. больше пи-ва!!.. – «пе-эй тоска пройде-от..!» Ну, с чем сравню..? ну, «Плач Ярославны»?! – меньше не уступлю. Что за картина… Айвазовского! И – «свесив русые головы к груди…» – это Микиты-то! и – «крест на шее и… кровь на ногах, в самодельные лапти обутых»!.. Видал когда-нибудь, ну, хоть раз в жизни… кр-ровь на ногах у онучников?! А чтоб скорей всходило – дрожжей! дрожжей!!.. Ты им от Пиронэ не выписал, плакучий? Ну, и пошлепывают в «самодельных», – привычно да и гигиенично, нэ-спа? Ты вон в Крыму в каких поплясывал, а все не разберешься, «почему» и прочее. Ну-с, продолжая «Плач» – «и пошли они солнцем… па-ли-мы…» Хе-хе… для рифмочки? раз уж «пилигриммы», катай – «палимы»! Все слопают. Подумать, что за муку терпят «пилигриммы»! от солнышка! Хоть бы какой зонтишка, что ли… ведь для Микиты это гибель, солнечный у-дар! Скорби, несчастный!.. Пива, больше пи-ва!!.. залить, залить!.. И, сталоть, сенокосная пора либо жарынь июля..? Да в страдную-то пору будет тебе Микита по подъездам шляться, хоша бы и «парадным»! А каков финальчик «стонный»! И под телегой-то, и под овином, и под стогом… ну, стон и стон. Нам, чертям, от сего «стона» стало тошно, «гофманские» принимали, мятные пряники жевали… все-таки у нас есть мера. Ну, ты был глупее воробья и верил. А не верил – так жульничал, только бы «стон всеобщий»! Но ведь и седобрадые вторили! И допелись-таки до стона, таки накликали. «И пойдут, побираясь, дорогой, и… засто-о-онут…!» Извини, тошнит. Пропили все, идут и… сто-нут. Видал? слыхал? А создатель-то праведный заверяет «родную землю», что «такого угла не видал, где бы русский мужик не стонал». И сейчас осведомили все «европы», где никаких «стонов» никто, понятно, никогда не слышит, и все «европы» поверили и ужаснулись, сейчас же отпечатали ярлык и наклеили, куда нужно, согласно любви и благородству, и, содрогнувшись, стали помогать посильно – «сеять разумное, доброе, вечное». И ты поверил, что так он именно и видал? «Такого угла не видал», а за дупельками-то к «стону» хаживал? А Пушкин вот не видал. «Сват-Ивана» видал, и старуху взбалмошную видал, и все видал, и все знал, а… вот не «стонал». Помаленьку и получилось, «почему так случилось», – пардон за каламбурчик. А как «стоном-то все стояло», хлебушко копеечка фунт был, «стон»-то землицей обрастал, железцом покрывался, пил чай с сахаром и человечины не вкушал и… мог даже, черрт побери, и возноситься. Ну, в Менделеева, что ли, заглянул бы… кажется, не дурак же был. Да-а… как Фет-то «стоножалетеля» и «сто-нопевца» разделал! Я, я даже восхитился, сейчас же ему визит, да попал не совсем в приличную минутку, тот уже в дальнее плаванье пускался, и только взглянули друг на дружку. Он вдруг с чего-то испугался, в ужасе прохрипел, показывая в угол, где я присел с визитом… – «он… там!., он!..» и… Но тут явное недоразумение. В общем, все-таки ты терпим, но… как поумней бы, что ли, а то очень уж неэстэтично вышло: возносили дворец до неба, а вышло… мокренькое место. Какая мне с тебя корысть? Ну, хоть бы на копейку «божественной гармонии», дерзаний перец Самим… – было бы над чем стараться! а то – «на-побегушках», платок сморкательный! Чур, одну минутку… Микиту обработать – игра свеч стоит, и было бы с чем предстать пред мя пославшим. А с мокреньким… фи, done.
– Стой, подлец, вспомнил!.. – с яростью вскричал профессор, – ты – Сенька Хоботков! Юрист-второкурсник… шапку украл со сбором по партам, мы тогда пускали, на семью жертвенного Каляева! Я тебя в тот же вечер, циник… негодяй… в ресторане Саврасенкова видал, в новенькой тужурке, с «Разлюли-Малиной»!.. на святые деньги ты жрал отбивную котлетищу с горошком, запивал портером!..
– Ффу ты, что за гениальный блеск памяти! даже… до зеленого горошка!.. А все забыл. Допустим, я в этой благородной шкуре, хоть ты прекрасно знаешь, кто аз есмь. Ну, у кого острей?.. У Саврасенкова – да, с «Разлюли-Малиной» – верно… с коей ты, накануне, в «Малоярославце», на святотатственное-краденое, изволил кушать: осетринку по-американски; сотэ из рябчика, почки в мадере, клубничку со сливками… и орошал сие сухоядие портвейнцем и коньячком с абрикотинчиком… даже «Раэлюли-Малина» ужасалась, теребила за мундирчик и вопрошала: «и де ты, андел, накрал на столько? иль упреподобил старушонку, как Расколкин?..» Погодь, не все, ягодки еще к десерту. А заработал все сие в поте своей душонки… Сто-ой, мироточивый! У богатой тетеньки проживал, на маменьку выклянчивал – «ах, больная, в глуши, нет даже на лекарства…» – «Ах, на пошли…» – две красных. «Пошли» – на «Разлюли-Мали-ну», нэ-с-па? Душеньку твою спасала, тянула на веревке в церковь, – упирался. И заключили вы условьице, те-тенькину душу успокоить: за всеношную – рублик, за обедню – вдвое, чтоб на ее глазах выстаивал. Сто-ой… И ты, овечка погибшая, выстаивал… для рябчиков и почек, абрикотинчиков, «Малин», «Фру-Фру», и проч., и проч., и проч… Нет, чур, не все. «Двунадесятые» – тариф двойной. «Великие» – тройной, а «Праздник Праздников» – за разовый сеанс по красной?! А как те, «окаянные» наступят, – твое бомо? – ну, покаянные… тут уж Клондайк, Голконда, «радуга-ми» блещет. Что, мироточивый, померк твой блеск? и у меня не притупилась, а?!
– Все преувеличил, негодяй… все извратил!.. – вскричал профессор с острой болью, – было… пустяки, как шутка… надо ж так заплевать все!.. Я давал уроки, посылал матери… эти «службы», для успокоения религиозной тетушки, которая столько для меня… отнимали время… я не мог все на ее плечах… давал уроки… и она, поняв, мне помогала, добавляла… Все извратил гад!.. Да, я не верил, вынуждал себя… для ее покоя… только для ее покоя, а не для… извратил, подлец! извратил, как все!..
– Ну, игра ума, а суть-то та же. Что?! Глазки в передничек, как «папа-мама»? Постиг ин-дукцию? Но я великодушен. За «по-бегушки» для меня вот три презентика, обогащайся. Первый: ты вдрызг бесснастный и посему бессилен оплодотворять… дарю совет: лечись! да вот, досада… слишком поздно. Второй: займи хоть у Микиты на монетку его сверх-логики! ах, нет под рукой Микиты! И – последний: свешивай почаще русую… пардон, седую! – голову к груди, где инструментик… «угрызений» им меряется, говорит, все очень точно! но… – анкор эля! – там так же пусто, как в этом логове, ан-тичном, хе-хе-хехе-э…
