Джованна молчала. Ей было все равно. Мир снаружи и внутри затянулся серым туманом, который бывал в ноябре на полях Тосканы. Боль приглушенно царапалась в ее душе. А Джованна смотрела на все будто сверху, отстраненно.
– Вижу, присмирели. Поехали-ка сначала развлечем знать, а потом в тюрьму, – он постучал три раза в стенку кучеру. – Но сперва я тебе покажу, что значит быть покорной…
Он расшнуровал свои панталоны, схватил ее, развернул к себе спиной и задрал юбки. Джованна почувствовала его грубые шершавые пальцы на внутренней стороне бедер, он пытался раздвинуть ей ноги, навалился всем телом.
Джованна не сопротивлялась. Какая разница? Она ведь умерла.
Его руки на ее коже ничего не скажут о ней. Она ничего не почувствует. Может, даже она заслуживает этого полного, окончательного разрушения?
Треск ткани. Рука грубо сжимает ее грудь, другая щиплет за ягодицу.
«Мне все равно».
«Сестрица, если умирать, то в битве!»
«Мне все равно».
«Джованна, не сдавайся. Борись!»
«Мне должно быть все равно!»
«Сестрица! Я с тобой, сестрица! Родная! Беги!»
Голоса братьев наперебой кричали в ее сознании так явственно, словно она слышала их в самом деле.
– Какая сладкая, нежная, неудивительно, что он так тебя хочет, – палец мужчины проник в нее, он наваливался все больше, грубая ткань его одежды натирала кожу.
Джованна протестующе закричала, пытаясь оттолкнуть насильника, но он прижал ее верхнюю часть тела к сидению, а коленями она уперлась в пол экипажа.
– Тихо, не брыкайся, я только возьму свое.
– Нет!
Она укусила его, когда он попытался заткнуть ей рот. Потом вывернулась, оказавшись лицом к лицу с противником. Он был сильнее, Джованна понимала, что ему ничего не стоит снова одолеть ее. Он схватил ее за плечи и стал разворачивать обратно, снова задирая юбку.
– Дрянь, я тебя так отдеру, что ты имя свое забудешь, – хрипло рычал он.
Но Джованна уже не собиралась сдаваться. В ней словно всколыхнулось заново воспоминание о брате, об отце, о муже. Она не может сдаться, они же боролись за нее.
Вспомнив про пристегнутый к голени чинкведеа, она выдернула его, крепко схватив за рукоять, развернулась и полоснула по горлу насильника. Кровь хлынула ей на лицо и грудь, платье намокло, тепло от жидкости проникло к коже.
Он захрипел, но она не дала ему возможности позвать на помощь: мигом оседлав его, Джованна хладнокровно разрезала ему горло, зажимая ладонью рот мужчины. Кровь заливала ей руки и рукава. И только после того, как он затих, она очнулась от своего странного утреннего транса. Все вдруг приобрело четкость, исчезла размытость мыслей и отсутствие желаний и стремлений. Больше всего на свете она жаждала, чтобы здесь, на залитом кровью полу кареты, оказались еще трупы: герцогини де Адерно и маркиза Калатрава. Она вставила маленький меч в ножны и отодвинула шторку: они ехали по улочкам Неаполя медленно, потому что кругом двигался народ и другие экипажи. Она открыла дверцу, выскочила на ходу из экипажа и бросилась бежать по улицам.
Маттео чуть было не проглядел момент, когда Франческа выскочила из экипажа и метнулась в подворотню. За ней бросились всадники.
Выругавшись, актер бросился следом, лишь мельком глянув на окровавленное тело в карете.
Беглянка петляла по старому городу, всадники мчались за ней. Она юркнула под низенькую арку, всадникам пришлось спешиться, чтобы проехать. Маттео понял, что это его шанс. Он знал, куда выходит улочка, по которой сейчас бежала Франческа. Он бросился по соседней, более короткой. Едва она выскочила, он схватил ее за руку, девушка дернулась, но потом узнала его.
– Маттео…
– Сюда!
Он потянул ее скорее в подворотню, стараясь не думать о том, что лицо и одежда Франчески залиты кровью. Это будет мешать. Пустые бочонки из-под вина Маттео приметил, когда труппа только прибыла в Неаполь, они хорошо пошли бы для временного реквизита, но руки так и не дошли их использовать. А сейчас он тянул Франческу к ним.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Скорее! – он огляделся: никого. Опрокинув бочонок, Маттео дал ей залезть внутрь и поставил бочку обратно, а сам схватил пустую бутылку, сел сверху и очень вовремя сделал вид, что пьет из горлышка: появились стражники.
Запрокинув бутылку полностью, Маттео, перевоплотившись в нетрезвого парня, окосевшим взглядом уставился в горлышко. А потом посмотрел на стражников, покачиваясь, и глупо улыбнулся.
– Эй ты! Здесь женщина не пробегала?
– Постоянно кто-то бегает! – возмущенно взревел Маттео. – Дети, женщины, собаки! В этом сраном городе уже нельзя спокойно выпить!
– Только что здесь кто-то пробегал?
Маттео внимательно оглядел дворик.
– Я ннне видел, – икнул он. – А вы?
– Теряем время! Эта сука наверняка пересекла площадь.
Второй стражник развернул коня и помчался прочь. Первый еще раз с подозрением смерил Маттео взглядом, а потом нехотя последовал за товарищем.
Маттео еще несколько мгновений изображал пьяного и пытался сообразить, что делать дальше.
Он стукнул в крышку бочонка.
– Сидите здесь тихо, мона Франческа.
Он спрыгнул и пошел с бутылкой на площадь. Зачерпнул воду в фонтане, вернулся. Им нужно пробраться к театру, но сейчас это опасно. Особенно в том виде, в каком она сейчас. Их тут же поймают.
Он присел рядом с бочкой.
– Я схожу за одеждой, прикуплю что-нибудь у старьевщика здесь неподалеку. Дождемся темноты и попробуем пройти к нашему лагерю. Вот бутылка с водой. Умойтесь.
Он просунул бутылку под бочку приподняв ее.
– Спасибо, Маттео, – голос был спокойный.
Он хотел достать мужское платье, но потом вспомнил про ее длинные волосы.
– Проклятье.
Он взял женское платье, плащ, чепец. Пока старьёвщик все сворачивал в кулек, он наблюдал, как стражников становится все больше и больше. Похоже, вся городская полиция вышла на охоту за женой доктора.
Вернувшись в подворотню с бочками, Маттео начал исследовать дома вокруг: вдруг им повезет?
Открыв одну из дверей, он увидел глухой дворик, одну дверь внизу и каменную лестницу наверх. Здесь было тихо. Он поднялся: на террасе были протянуты веревки для белья. Судя по горшкам с засохшими цветами, хозяева сюда ходили редко. За дверью на первом этаже было тихо.
Маттео вернулся к бочкам, помог Франческе вылезти. Она провела много времени в неудобном положении, идти сразу не смогла. Маттео взял ее на руки, быстро донес до двери и втолкнул во дворик. Потом осторожно прикрыл дверь, снова схватил Франческу и поднялся с ней наверх. Уже смеркалось.
– Вам надо переодеться, и побыстрее, – он сунул ей тряпки.
Франческа начала расшнуровывать платье. Он отвернулся.
Она справилась достаточно быстро.
– Посидим здесь еще немного, – предложил Маттео, – когда стемнеет, будет проще проскочить.
– Хорошо.
Они сидели, глядя в темнеющее небо.
– Вам страшно, мона Франческа? – спросил Маттео.
Она долго молчала.
– Уже нет, Маттео.
– Мы обязательно выберемся.
– Я знаю.
Некоторое время сидели в тишине.
– Пора.
Маттео встал, и Франческа поднялась следом. Ее кровавое платье он свернул и засунул под бочку, когда они вышли.
– Идти надо спокойно, возьмите меня под руку. Смейтесь, если можете, когда я что-нибудь скажу вам.
Она кивнула.
– Погодите-ка, – он вытащил платок и оттер кровь у нее на шее. – Теперь лучше.
Все это время его не покидало ощущение, что она как-то не так реагирует на происходящее. В конце концов, она убила человека, за ней гнались, они прятались. Но страха в ней действительно не было. И ужаса тоже. Какая-то спокойная уверенность в себе, которая его даже пугала.
– Завтра они казнят Марко. Так сказал… тот человек, – вдруг заговорила Франческа, когда они под руку шли по улице. – Сказал, что муж уже без сознания. Я лишь надеюсь, он умрет раньше, чем его выволокут на площадь.
