Лоренцо Альба отложил в сторону печатное издание буллы, помассировал пальцами переносицу. Валентин на его месте уже изучал бы все новости с жадным любопытством и рвался открывать земли вперед испанцев. Но Лоренцо читал все это, только чтобы отвлечься. Дело о «ядовитом докторе» не давало ему покоя. Когда в феврале он не получил привычного письма от Марко, он забеспокоился, но вскоре во Флоренцию пришли новости о повешении Марко Венедетти. Лоренцо горько оплакивал своего друга и безуспешно пытался найти Джованну. Но сестра как будто испарилась: Лоренцо было известно, что ее искали по всему Неаполю как сообщницу Марко, но не нашли.
Лоренцо надеялся, что сестра обязательно попытается с ним связаться. Но время шло, а Джованна не появлялась. Он отказывался принимать тот факт, что, несмотря на все усилия, спасти ее не удалось.
Влияние Медичи во Флоренции продолжало стремительно падать. А власть Савонаролы – расти. И это несмотря на то, что проповедник был выслан из Флоренции еще в прошлом году.
Сам Лоренцо не придерживался ни той, ни другой стороны. Ему хотелось увидеть свой город снова свободным от тиранов и деспотов, которые повсюду навязывали свое мнение. Лоренцо Медичи был исключительным человеком, но его сын был недостоин той власти, которой пользовался. А потому Лоренцо Альба не видел смысла в такой форме правления.
Сейчас он работал на своих прежних конкурентов: во Флоренции открылся склад тканей из Голландии, и они вместе с Марчелло занимались заключением сделок с лавками и фабриками по всей Тоскане. Их блестящее знание рынка было на руку голландцам. А для Лоренцо это был единственный способ заработать. Он дал себе слово, что продержится в вилле Альба хотя бы до конца 1493 года на случай, если Джованна все-таки жива и сможет добраться до Флоренции. Но потом огромный пустой дом придется продать. Лоренцо не в состоянии содержать его один.
А Джакомо уже давно уехал в Болонью вслед за Савонаролой. И ему была безразлична судьба фамильного гнезда.
Лоренцо встал и прошелся до окна и обратно к столу. Потом двинулся вдоль книжных шкафов.
Взгляд упал на портрет Джованны, написанный Боттичелли по заказу отца.
Такая нежная, кроткая на холсте, что даже не верится, что это его сестра. Лоренцо улыбнулся, коснувшись уголка губ на портрете: вот здесь все-таки виден легкий изгиб и тень, словно она еле сдерживает озорную улыбку, будто вот-вот повернется к нему и засмеется. В ее руках, на первый взгляд, был золотой крест, усеянный камнями, и только острый клинок, что выглядывал между ее запястьями, открывал правду: то был кинжал с богато украшенной крестовидной рукоятью. Похоже, художник проник в самую суть Джованны и верил, как и Лоренцо, что в девушке есть стальная ось, которая не даст ей сломаться перед лицом беды. Смерть Валентина была самым страшным несчастьем, что могло с ней случиться. Смерть Марко не могла произвести в ней более сильные разрушения. И если она жива, то либо скрывается, потому что ее ищут, либо пытается связаться с ним.
– Я верю в тебя, Джованна, – прошептал он, скользя пальцем по медным косам на портрете.
Тихие шаги на лестнице насторожили его. Единственный слуга, который остался с ним, шаркал ногами, а эти шаги были осторожными и легкими.
Лоренцо неслышно проскользнул к лежавшему на кресле мечу. Хорошо, что он принес оружие сюда, а не оставил его внизу.
На мгновение он подумал, что это Джованна, но радость не успела разлиться по сердцу, как на пороге оказался слуга графа делла Мирандола.
– Лоренцо Альба встретил меня крайне враждебно, с мечом, – продолжал рассказ Козимо. – На ваше предложение купить виллу он ответил отказом и чуть было не спустил меня с лестницы.
– Он ждет ее, – граф делла Мирандола провел задумчиво большим пальцем по нижней губе, глядя в окно. – Она может появиться во Флоренции в любую минуту.
– За домом Альба постоянно следят. Но пока никто не появлялся. А ведь прошло уже несколько месяцев… Может, оно того не стоит? Мы гоняемся за ней по всей Италии, а вокруг столько красивых…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Ты мне служишь, Козимо, не забывай. Я тебе не приятель, – сухо оборвал его Пико. – Какая женщина может сравниться с ней? Надо быть идиотом, чтобы отказаться от Джованны Альба. Пока она жива, я буду продолжать охоту. Она рождена, чтобы принадлежать мне. Рано или поздно она свяжется с братом.
– Вы разорили их семью, старший брат окончательно ушел за Савонаролой, младший погиб. Что будет со средним?
– Жизнь сама распорядится всем. Разве не видишь, как она разрушает опоры Джованны, чтобы она наконец сдалась? Разве не понимаешь, что рок на нашей стороне? Есть сила моей воли, которая сильнее ее воли. И она придет на этот зов. Это неизбежно.
– Но сколько времени уйдет…
– Грядут перемены, Козимо. Я чувствую, – Пико вдохнул горячий летний воздух. – Я чувствую, как по ее шее ползет капелька пота. Как намокает рыжая прядь волос. Я слышу стук ее сердца. Жар ее дыхания… Она всегда рядом, а я рядом с ней. И Джованна придет на мой зов.
Несмотря на страшный зной, Джованна ощутила легкий озноб, пробежавший по спине. Странно. Под широкополой шляпой пот тек ручьями, но это было лучше, чем сгореть от солнца. Чертыхаясь, она заплела мокрые волосы в косицу. Надо опять постричь их. Черный жилет душил, Джованна мечтала снять его с себя. Но пока ехала верхом, двигаясь рядом с фургоном театра, до прохлады и отдыха было еще далеко.
– Держи! – Маттео бросил ей флягу, она поймала ее в воздухе, открутила крышку и приникла губами к горлышку.
– Какая жара! – пожаловалась, бросая флягу обратно. Вода в ее фляге закончилась два часа назад.
– Скоро доедем до одной деревушки, там есть тень и вода. Хорошее место для привала.
Джованна кивнула. Потом посмотрела вперед, туда, где дорога поднималась вверх, и сказала:
– Кажется, кто-то едет.
Маттео приподнялся в седле и приложил руку ко лбу.
– Похоже, отряд кондотьеров. Только этого не хватало. Тильда! Марианна! Прячьтесь внутрь! – закричал Маттео.
Девушки послушались, молниеносно привязав своих лошадей к фургонам и на ходу поднимаясь в них.
– Может, тебе тоже? – спросил Маттео.
Джованна усмехнулась.
– Если мне не поверят кондотьеры, значит, не поверят и в Неаполе. Пора проверить.
Театр возвращался в Неаполь, давая представления в городках по дороге, где-то они оставались на несколько недель, если сборы были хорошие. Джованна уже забыла, когда в последний раз носила женское платье. И не скучала по нему. В театре она выполняла мужскую работу: помогала ухаживать за лошадьми, охранять лагерь ночами, хоть Маттео и Джакомо всячески старались оградить ее от службы. Но Джованна требовала: работа помогала не думать о том, как она одинока. Как больно вспоминать о брате и муже. Работа спасала от постоянного жгущего чувства ненависти к врагам.
Через день после того, как они сбежали из Неаполя, их догнал Джузеппе. Немой жестами объяснил, что побоялся присоединяться к актерам, зная, что Джованну разыскивают по всему городу. Он опасался, что за слугами следят, поэтому выехал после того, как театр покинул Неаполь. Джузеппе верно и честно служил Джованне, она купила отдельный фургон, которым он управлял. Каждую ночь, как верный пес, слуга ложился у входа в фургон, чтобы защищать свою хозяйку. Его преданность Марко словно переродилась в преданность ей.
Перевоплощение в мужчину, точнее в юношу, дарило Джованне ощущение поддержки всех мужчин своей семьи: живых и погибших. Она ощущала их рядом и от этого чувствовала себя уверенно. Роль она играла теперь постоянно, Маттео иногда даже сам путался, кто перед ним: Валентин или Франческа Орсини. А ведь именно он учил Джованну двигаться, говорить, как мужчина, научил, как выпячивать челюсть немного вперед, чтобы сделать мягкое женское лицо более грубоватым, как смотреть, как смеяться. Он сразу сказал, что делать из нее мужлана не имеет смысла, а вот роль утонченного благородного юноши вполне подойдет.
