расстрелянных там же. Одна из улиц этого района города и до сих пор носит название: Имени Двенадцати. В другой братской могиле лежат бойцы Красной Армии, погибшие при штурме японского укрепрайона на левом берегу пограничного притока Уссури – Сунгача, вытекающего из озера Ханка. Там в августе 1945 года был жестокий бой с японским гарнизоном. Да и сам городок поучаствовал непосредственно в той войне. Как-то залетел сюда японский военный самолёт и попытался сбросить бомбы на железнодорожный мост через Уссури. Но его сбили наши зенитчики, батарея которых стояла на высоком правом берегу реки, и самолёт упал в воду, так и не долетев до моста.
Вот в каком городке, пусть и провинциальном, но со своей вполне достойной историей, нашей семье предстояло прожить, кстати, неполных три года…
2
Признаюсь, я до сих пор так и не знаю, почему мои родители именно этот маленький город выбрали для постоянного жительства после отъезда с Камчатки. Отца я никогда не спрашивал об этом, а он сам тоже на эту тему при мне не заговаривал. Вполне вероятнее можно было предположить, что они, мои родители, могли бы желать вернуться в свои родные сибирские места, где на берегах Иртыша и его притока Омки отец прожил до взрослой зрелости чуть ли не с младенческих лет, а мама, так вообще, со дня рождения. Но вот на тебе, взяли и остановились всего лишь на полпути Транссиба от Владивостока до Хабаровска на заштатной даже по тем временам железнодорожной станции Уссури, вокзал которой находился чуть ли не в самом центре города Лесозаводск. Думаю, у родителей просто не было денег на более дальнюю поездку: заработки рыбаков в конце 40-х резко упали, а уехать надо было срочно по причине серьёзной довольно болезни мамы. А, может быть, и кто-то из знакомых мог посоветовать отцу остановиться в этом именно городе, учитывая отцовское рыбацкое ремесло, успешно освоенное на камчатских берегах: мол, Уссури, конечно, не Иртыш, но тоже по тем временам ещё прилично рыбная река.
Как бы там ни было, но мы довольно быстро обустроились на новом месте, даже ни разу не переночевав с вещами на вокзале. Всего через пару часов, как отец оставил нас с мамой в пустом, но тёплом вокзальном зале, он вернулся к нам с коренастым и немолодым уже мужичком на пароконной бричке и объявил, что всё решено и с жильём, и с работой, но придётся несколько дней пожить у этого вот товарища. Этим «товарищем» оказался завхоз районного узла связи Кондратенко, а отца, после предварительного звонка из горкома партии, куда он прежде всего зашёл со своим партбилетом, сразу же приняли на должность обменщика почты, а также конюхом по совместительству, и, конечно же, с обязательным предоставлением жилплощади. И где-то уже через полчаса всего нас радушно встретила в своём домике с садиком довольно дородная хозяйка – жена завхоза и тут же захлопотала у печки, чтобы приготовить угощение для нежданных гостей.
Как сейчас помню, этот маленький домик стоял где-то на середине улицы Вокзальной, что в бывшем селе Донском, и почти рядом с деревянной одноэтажной начальной школой и возвышавшимся за её оградой высоким горбом загадочным курганом. Меня сразу же заинтересовала тайна этого большого кургана, возвышавшегося посреди абсолютно ровной на многие километры в округе речной поймы, где раскинулись в переплетении многочисленных улиц деревянные домики, пожалуй, целой трети жителей всего этого города. Но уже примерно через год всего, когда со своими новыми друзьями-сверстниками мы основательно обследовали эту горбатую горку на ровном месте, то с разочарованием убедились, что курган этот не что иное, как обыкновенная огромная скальная монолитная глыба, чуть прикрытая нетолстым слоем задернённой почвы, кое-где осыпающейся по его крутым бокам, и никакого таинственного древнего клада внутри него не может быть просто по определению. Но это так, просто к слову…
В этом приветливом домике семьи Кондратенко мы прожили всего не больше трёх дней и переехали на предоставленную нам узлом связи квартиру – маленькую, но, в общем-то, уютную. А я пошёл в шестой класс средней школы № 1, что была тогда на улице имени Дзержинского. Состояла она из трёх деревянных строений, а прямо напротив неё на другой стороне улицы находился армейский дом культуры. В самом большом, двухэтажном корпусе, обучались практически все наличные на тот момент школьные классы. А наш 6-й «а», и ещё один из начальных классов разместились в уютном одноэтажном флигеле, окружённом высоченными тополями. И в другом конце довольно большой по размерам спортивной площадки, сразу за финишной чертой грунтовой беговой дорожки-стометровки и ямой с опилками для прыжков, находился просторный школьный спортивный зал. Здесь, на спортплощадке и в спортзале, два учебных года я чуть ли не каждый Божий день занимался и лёгкой атлетикой, и игровыми видами спорта с мячом, и, главным образом, гимнастикой на всех традиционных спортивных снарядах, о чём, честно признаюсь, и до сих пор не жалею: четырёхкилограммовые гантели, например, всегда следовали за мной, когда я переезжал на новое место жительства, и использовались по прямому своему предназначению.
Здесь, в этой уютной школе рядом с бывшей церковью, превращённой в советское время в кинотеатр, случилось несколько памятных мне событий, в той или иной степени определивших мои основные интересы в последующие годы жизни. Некоторые из них были даже довольно курьёзные. Так, например, когда я учился ещё в шестом классе, размещённом в одноэтажном школьном флигеле, у нас нередко происходили горячие снежные баталии с учащимися из основного, двухэтажного, здания школы. Обычно они начинались во время большой переменки и в погожие зимние деньки, когда вся детвора высыпала на улицу. Солнце светило ослепительно, снег был чистым и мягким и будто бы сам собой слепливался в снежки в ладонях мальчишек, и начиналась весёлая заваруха. Нас было гораздо меньше, но со своими сверстниками мы ещё как-то справлялись. Но когда в баталию ввязывались старшеклассники из основного школьного здания, то нам уже приходилось туго. Однажды, отступая от превосходящих сил «противника», я влепил снежком прямо в лицо одному из великовозрастных старшеклассников и бросился наутёк. Но добежать до спасительных дверей нашего классного флигеля мне не удалось: вислоплечий увалень с тяжёлым шагом фантастического командора нагнал меня, и я, получив увесистый удар по шее, зарылся головой в мягкий сугроб. Тогда я не знал ни имени, ни фамилии этого парня, как и он не знал, как меня зовут. Но по прошествии многих лет самым удивительным образом мы встретились
