бобами, хорошо утоляющими голод. Местные жители рассказывали, что в голодные военные годы эта самая ароматная, хрусткая жареная соя здорово здесь всех выручала. А без неё вообще бы дело было швах, потому что на одни карточки особенно не разгуляться.
С карманами, набитыми этим незаменимым продуктом, мы, табунок ребят с ближних улиц, ходили летом в дальние походы, в основном, на рыбалку. Поскольку по Уссури с весны до поздней осени сплошным потоком плыли брёвна к двум местным лесозаводам, расположенным на берегах реки напротив друг друга, то нам практически даже некуда было забросить свои удочки. Лес всю зиму готовили лесорубы в верховьях Уссури и её главных притоков Даубихэ и Улахэ, а сплавщики, сразу после весеннего ледохода, на сотнях километрах водного пути – сложную и громоздкую систему направляющих бонов. Сплав леса обычно начинался в середине последней декады апреля. Брёвна из кедра, ели и пихты, уложенные зимой огромными штабелями на наклонных покатах по берегам рек, просто сбрасывались в воду, выбив клинья из-под брёвен нижнего ряда штабеля, и они с пушечным грохотом ссыпались в бурный весенний поток. Плыли брёвна хвойных пород молевым сплавом, направляемые пикетами сплавщиков по всему руслу сплавных рек, но перед вторым железнодорожным мостом Лучегорска он тормозился огромным боновым заграждением в запани на базе Старая Уссурка – так назывались тогда здесь главный пикет сплавщиков на реке и их жилой посёлок. А оттуда небольшими партиями лес направлялся уже в приёмные запани двух лесозаводов и непосредственно Сплавной конторы, перерабатывающей часть древесины в железнодорожные шпалы, ну а остальной лес отправлялся потребителям кругляком по железной дороге. Ясень и берёзу для лыжного и мебельного цехов сплавляли только летом, непременно связывая брёвна в небольшие плоты вперемешку с брёвнами кедра и ели. А осину тогда ещё не заготавливали вообще.
Летом местная детвора с азартом бегала босиком по плывущим сплошным потоком по реке скользким и крутящимся под ногами брёвнам. Главная фишка, говоря современным языком, заключалась в том, чтобы за один приём перебежать по плывущим брёвнам с одного берега на другой и обратно. Затея эта была крайне опасная: не дай Бог, соскользнёт нога с крутящегося бревна, и выбраться из сплошного месива плывущих брёвен, трущихся друг о друга жёсткими боками и колючими пеньками срубленных сучков, будет уже проблематично. Один выход: ухватиться за задний срез плывущего бревна. А там уж как повезёт. Удастся тебе «успокоить» вертящееся бревно, и тогда ты, возможно, сможешь потихоньку выползти с торца на его поверхность, успокоиться самому, полежать на его колкой коре какое-то время, а потом попытаться осторожно, не раскачивая бревно, подняться на ноги снова. И если у тебя получится, то беги сразу к ближайшему берегу проворно, не задерживаясь ни на миг, и уж на берегу отдышишься, довольный проделанным фокусом. А если не удастся проделать всё это благополучно, не отпускай задний торец плывущего бревна и пытайся направить лесину из броуновской толчеи сплава к чистой воде или отмели. Главное, надо не теряться в любой такой каверзной ситуации и всё делать спокойно и осмысленно. Тогда непременно повезёт.
Но не всем удавалось выбраться благополучно при падении между плывущих брёвен, каждый год кто-то из подростков и даже взрослых парней погибал, затёртый ими. Случалось, что даже опытным профессионалам из сплавщиков не везло в этом плане, хотя многие из них были настоящими виртуозами, бегая по плывущим брёвнам не босиком, как ребятня, а в длинных резиновых сапогах, в брезентовой робе и с длинным багром в руках. Хотя именно этот багор, наверное, и помогал им держать равновесие на плывущих брёвнах.
Ну а нам рыбачить на реке было просто негде, и мы тогда ходили компанией по железнодорожным шпалам к разъезду Кауль, что между станциями Уссури и Шмаковка на приморском отрезке Транссиба. Там недалеко от насыпи путей перед входным семафором было много маленьких, соединяющихся друг с другом озерочков, топкие берега которых густо заросли камышом и остролистой болотной травой, которой можно было невзначай и порезать босые ноги. В озерках этих было множество довольно крупных бычков и жёлтобоких гольянов, и клевала эта болотная рыбёшка наперебой друг перед другом, только успевай червяка на крючок нанизывать. Так что после таких дальних походов мы возвращались домой с хорошим уловом, которого хватало и на уху, и на жарёху. Не сказал бы, что эта рыба с легко выраженным «ароматом» болотной тины была уж какая-то особенно вкусная, но на безрыбье, как говорится, и рак рыба. Особенно когда дома бывают такие моменты, что шаром покати от безденежья.
Походы такие, кроме всего прочего, были ещё и довольно познавательными. Позже, например, я узнал, что в Гражданскую войну у этого железнодорожного разъезда был жестокий бой местных красногвардейцев с белочехами, которые прорывались к Владивостоку, чтобы оттуда пароходами перебраться через Америку на свою родину. А с высоченной Чёрной скалы, что на обрывистом правом берегу Уссури, под которой мы любили летом загорать на горячем песке, переплыв реку во время спада воды, когда на какое-то время и сплав леса приостанавливался, те же братья-славяне чехи сбрасывали штыками пленных красногвардейцев. А там, возле вершины этой скалы, во время Великой Отечественной войны стояла батарея зенитчиков, охранявшая железнодорожные мосты через Уссури. Об этом как-то рассказал местный дедок, проходивший мимо и присевший рядом с нами на минутку погреться на солнышке.
Где-то в середине 80-х годов, когда я уже по редакционным делам заехал ненадолго в этот город, я увидел на расчищенной от кустарника площадке на верхотурье Чёрной скалы новенький православный храм, посвящённый жителям города, погибшим на фронтах войны с немецкими фашистами. Этот храм, подумал я тогда – достойная память и тем погибшим нашим красногвардейцам, потому что ничего на этом свете не бывает случайным.
4
Собственно, с этим небольшим городом на дальневосточной реке Уссури немалое связано в моей жизни. Здесь я в 1961 году нашёл себе жену – единую и разъединую на все мои годы, Ирину Васильевну, девчонкой приехавшую сюда из Вологды. Отсюда в 1962 году я поехал в вологодский город Сокол, где она у своей матери родила мне единственного сына Андрея. И попутно, на обратном пути на Дальний Восток домой уже втроём, впервые в своей жизни накоротке познакомился с Москвой. В 1963 году я здесь стал журналистом и начал работать в местной газете «Знамя труда». Я уезжал из города и возвращался в него, и снова работал в той же редакции. Во второй мой приезд здесь в 1969 году родилась моя
