Я спрашивал ее, не могу я пригодиться там хотя бы как осветитель, а она ответила, что уже спрашивала, что пробовала хоть как-то меня устроить, но я ведь понимаю: от нее мало что зависит. Мол, продюсер мою кандидатуру категорически отверг. Мол, нет и нет. И что она ничего для меня пока не может сделать, но будет держать руку на пульсе. А продюсер-то – вот он сидит передо мной и утверждает, что всем заправляет Конярская.
Неловко.
Я вижу, как сквозь толпу, потому что вокруг стойки собралась уже толпа, пробирается оставленная в другом углу зала юная подружка Продюсера.
– Ну, Ксавьер, я же тебя жду-жду, ты же сказал, что на минутку, – дует она губки и смотрит мимо меня, как будто я прозрачный.
– Иеремиаш, это моя подруга, Ванесса, – бросает через плечо Ксавьер и машет бармену. – Ванесса, это мой коллега по работе, Иеремиаш.
Я в публичном доме не работаю, но не протестую.
– Ванесса, – она подает мне руку, но мысли ее заняты Ксавьером. – Ты же сказал, что на минуточку, а я уже заждалась, и минутка уже давно прошла! – Она говорит чуть капризным тоном, как маленькая обиженная девочка. Как Аня о родителях. Только она намного крупнее. И у нее гораздо больше грудь. Гораздо.
– Мне нужно поговорить с коллегой, – достаточно прохладно произносит Ксавьер. – Еще раз то же самое!
– Мне не надо, – решительно говорю я. – Мне хватит.
– Так оно же безалкогольное! – удивляется Ксавьер. – Одно, пожалуйста!
– Ксавьерчик, а ты тут долго еще будешь? Потому что если тебе надо поговорить с коллегой, – она понижает голос и смотрит на меня как на пустое место, – то я выскочу тут рядышком, в галерею, я там очень красивые туфли видела. Ты ведь еще побудешь здесь полчасика?
– Иди, иди, – нетерпеливо говорит Ксавьер.
И она уходит, возбужденная, покачивая бедрами, ноги ставит крест-накрест перед собой, наверно, модель или стремящаяся к этому няня.
Мы оба провожаем ее взглядом до двери: стройная, красивая девушка, приятно посмотреть. Ксавьер кладет деньги на стойку, выпивает пиво одним глотком.
– Ну, я смываюсь, – сообщает он.
Понятно. Ну да, он же не сказал девушке, что пробудет здесь еще полчаса, он ей сказал «иди, иди», а она, само собой, решила, что он ответил утвердительно.
Женщины никогда не учатся на своих ошибках. У них просто нет шансов.
Интересно, а я тоже так отвечал Марте? Не помню. Но вполне могло такое быть, потому что иногда человек хочет побыть один и вынужден что-то придумывать. А потом всегда можно сказать: «Ты меня неправильно поняла». И для пущей безопасности никогда не надо давать слишком однозначные ответы, это я понял давно.
– Ты ведь Джери знаешь? Вы вроде институт вместе заканчивали. Я помню тот его фильм о проститутках. Он классно его снял. Он тоже неплохой оператор. Как думаешь, может, у него время будет поснимать? Ну, давай, пока.
– Подожди, – я вынимаю телефон и ищу в контактах телефон Джери.
– Ты мне пошли смской, – говорит он.
– Куда? У меня нет твоего номера, – возражаю я.
– Ой, старик! – он вынимает визитку и кладет передо мной. – Ты уж впиши меня тоже в свои контакты, хотя теперь-то уж, наверно, не пригодится. Но так, на всякий случай.
И я остаюсь стоять, как идиот, с визиткой, лежащей передо мной. Стискиваю зубы – он хотел меня унизить, что ж, ему это удалось. Он только хотел надо мной поиздеваться и даже не думал звонить Джери с предложениями, но это же так приятно – тыкнуть человека в больное место зубочисткой. Подразнить тигра в клетке.
Ну ничего. Я набираю номер и посылаю сообщение с номером Джери.
А потом допиваю пиво и ухожу.
Предмет нуждается в любви
В среду утром позвонила какая-то старушка и говорит, что очень просит, что они с сестрой одни, что телефон мой ей дал некто, и тут же называет фамилию, которая мне ничего не говорит, и ссылается на этого незнакомого мне человека, который поручился за меня и так меня расхваливал, а у них не хватает смелости, но они готовы заплатить, сколько я скажу, и не могу ли я… потому что у них старый телевизор, но он для них окно в мир, и не буду ли я так любезен, потому что они уже звонили туда-сюда и уже в курсе, что не представляют интереса в качестве клиентов для фирм, которые им уже все поотказывали, а я ведь, говорят, специализируюсь именно на старых аппаратах…
Вот ни хрена не помню фамилию, но я и правда люблю иногда покопаться в каком-нибудь мастодонте, за которого уже никто не хочет браться.
Отец первый раз показал мне «Эдельвейс», о котором уже даже в его время никто не знал и не помнил, с особой гордостью. Мне было лет десять, а он мне рассказал, что это ламповый радиоприемник – лампы у него там, где сейчас диоды, показал, как снять крышку, объяснил, почему в этом приемнике Бетховен звучит особенным образом: это заслуга деревянной крышки, которая отлично резонирует, и я все это прекрасно запомнил. А в то же время он отлично справлялся с компьютером, названия которого я не помню, как будто с ним вместе родился. То есть он наглядно мне доказал, что нельзя понять современности, не поняв истории.
* * *
Я проехал по новым Иерусалимским Аллеям, свернул вправо и понял, что GPS ведет меня в знакомые мне места. И прежде чем я сообразил, что где-то здесь я чинил этот чертов кабель во владениях Актрисы и ее мужа, среди цветов и неумелых операторов, меня стал догонять красный джип, сигналящий мне изо всех сил. Я остановился – и он тоже резко затормозил, взвизгнув шинами, его даже слегка занесло вбок.
Из машины выскочил мужик – я его узнал, это был муж Актрисы – и начал мне что-то очень взволнованно кричать и махать руками.
Убежать я не мог – некуда было. Да и потом, я решил, что все-таки настало время разобраться в этой неприятной истории. Не буду же я прятаться от них все время, как ребенок, или, как страус, совать голову в песок.
Я открыл окно и стал ждать – как с полицией. И когда мужик, как его там, не помню, был уже достаточно близко, решительно заговорил, пытаясь предупредить все его возможные претензии:
– Уважаемый пан, я выполнил свою работу как положено, и вы об этом знаете. Повреждение кабеля, о котором я слышал, меня не касается, а коллега, который меня попросил его заменить, теперь имеет ко мне претензии. Может быть, кто-то из зависти его вам перерубил, может быть, дебил-садовник снова что-то не то выкопал, но мы с вами оба знаем, что моя работа была сделана безупречно. А все остальное – это я уже ни при чем.
Он хотел что-то сказать, но я не дал ему этой возможности.
– Я считаю, что такое ваше поведение недопустимо. Я ни в чем не виноват, а вы преследуете меня, как будто я вам бог знает что сделал.
– Но подождите… – начал было он, став красным, словно помидор.
– Мне неудобно об этом говорить, но все ваши претензии вы должны адресовать кому-нибудь другому. – Я нажал на газ и проехал мимо него, в зеркале заднего вида заметив, как он опять истерически замахал руками и вскочил в свой красный джип.
Идиот.
У меня было всего метров двести преимущество, а он старательно его сокращал, но я тоже поднажал. Я же ему все сказал, что мог, – вот ведь тупица!
GPS сухо проинформировал меня, что через двести метров мне нужно свернуть направо, потом налево и еще через триста метров я достигну цели путешествия.
На тротуаре толпилась детвора, на дорогу вышел мужик в желтом костюме с длинной палкой в руках, которой он собирался перегородить дорогу, чтобы дети могли перейти на другую сторону, поэтому я еще прибавил скорость и проскочил эту помеху. В зеркало заднего вида я видел, как дети широким потоком выливаются на дорогу, а в отдалении уже замаячил красный джип, который вынужден был остановиться и их пропускать.
Я был спасен.
На всякий случай я припарковался в нескольких десятках метров от дома клиентов, схватил сумку и быстро побежал в направлении дома номер шестнадцать.
Ну не будет же он ходить по домам и искать меня, не дай бог!
Я пошел по старой неровной асфальтовой дорожке, через которую кое-где пробивалась трава. По бокам дорожки росли цветы – желтые, красные, розовые, и кусты сирени несмело тянули свои ветки к прохожим. На крыльце старого частного дома ждала старушка в черном платке.
Кадр как из «Земли обетованной» Вайды.
Воздух замер, обещая знойный безветренный день.
– Приветствую вас, – сказала старушка. Топора у нее в руке не было. – Прошу за мной, сюда, пожалуйста.
Она проводила меня в дом. За столом, на котором были разложены карты и стояли чашки, сидела другая старушка, точная копия первой, единственное различие между ними заключалось в том, что у второй на платочке были какие-то цветные узоры.
– Это моя сестра. Валентина, этот тот пан, который вернет жизнь твоему телевизору.
