— Юстина просчиталась, — процедил Варг. — Она рассчитывала посадить на престол Кримхильду, а герцогом стал я!
— Ты глубоко заблуждаешься, если мнишь себя победителем. По-моему, когда ты сидел в темнице, твое положение было куда более завидным: тогда ты еще мог рассчитывать на благосклонность Софии. Нынче — нет.
Варг нахмурился.
— Я это понимаю. Война объявлена. Юстина не угомонится, да?
— Разумеется, — кивнул Януарий. — Политика отошла на второй план. Речь идет о чувствах. Ты дал ей пощечину — ей, сиятельной княгине, которая привыкла добиваться своего. Это смертельное оскорбление она попытается смыть твоей кровью и кровью твоих подданных.
— Мы будем защищать нашу свободу. Юстине не сломить нас.
— Не говори за всех. Самообман опасен.
— По-твоему, что она предпримет?
Ульпин ненадолго задумался и сказал:
— Я бы на ее месте попытался немедленно подавить мятеж и возвратить Кримхильду на престол. Если это случится, София представит твой мятеж не более чем беспорядками, обычными для варварской страны, когда там меняется власть. Не забывай, на линкоре "Уаджет" еще остались морские пехотинцы, не менее когорты. Плюс бортовые вооружения.
— Легионеров не боюсь, — уверенно заявил Варг. — Ты говоришь, не менее когорты? У меня ратников впятеро больше! Наше численное превосходство и наша вера в свободу покроют их перевес по качеству. А вот насчет вооружений корабля… послушай, друг, а вы с отцом не можете мне подсобить?!
Януарий наклонил голову в знак согласия.
— Мы думали об этом. Прежде всего о том, как нейтрализовать эфиритовую пушку.
— Да, да! Проклятый луч вчера спалил три десятка моих воинов! Нельзя ли отключить его?
— Боюсь, что нет… Мы попытаемся использовать иной способ.
Однако в подробности молодой Ульпин вдаваться не стал.
— Я поспешу к отцу, в пещеру, — сказал он. — Не нужно, чтобы твои люди увидели нас вместе.
Тут он вспомнил о палаче, который невольно стал свидетелем сугубо доверительного разговора. На самом деле верзила-палач даже не пытался вдумываться в суть беседы нового герцога и этого, по всему видать, могучего колдуна. В тщетной надежде, что о нем забудут, заплечных дел мастер забился в угол.
Януарий приблизился к нему и воздел руку. В руке ничего не было, но палач затрепетал от ужаса.
— Эй, погоди! — вмешался Варг. — С чего ты взял, что можешь убивать всех, кого ни попадя?! Меня сперва спроси!
Молодой Ульпин рассмеялся.
— А ты с чего взял, что я его убью? Как будто я не понимаю, сколь тебе как герцогу полезен человек его профессии!
Януарий заставил палача посмотреть себе в глаза.
— Ты меня не видел. Ты меня не помнишь. Ты меня не знаешь. Ты никого сегодня не пытал. Ты ничего не слышал. И герцога тут не было. Ты спал всю ночь. Ты засыпаешь! С восходом солнца ты проснешься…
Когда палач уснул, Януарий обернулся к Варгу и сказал:
— Прикажи своим людям убрать труп Лисмы. Вернее, нет, пускай его доставят к нам.
— Зачем? — вырвалось у Варга.
— Для научных изысканий, — загадочно улыбнулся молодой Ульпин.
***148-й Год Кракена (1786), утро 1 мая, Внутреннее море у берега Нарбоннской Галлии, борт линкора "Уаджет"
Княгиня София Юстина полулежала на широкой софе в большой каюте, которую раньше занимал командующий. В настоящий момент контр-адмирал Септимий Доламин, командующий линкором, стоял перед Софией и докладывал обстановку. Помимо названных аморийцев, присутствовала Кримхильда, свергнутая герцогиня нарбоннских галлов, — она сидела в кресле подле ложа Софии.
— …Итак, ваше сиятельство, нам следует признать, что мятежникам удалось захватить контроль над столицей герцогства, — заключил Септимий Доламин.
— Как вы считаете, адмирал, сколь значительными силами они располагают?
— Судя по наблюдениям с линкора, речь может идти о войске численностью от двух до четырех тысяч человек. Более точные данные получить пока невозможно.
— Я так и думала, — проговорила София Юстина. — Солдаты вашего отца, герцогиня, присоединились к войску узурпатора.
"А это, в свою очередь, означает, что нам не удастся спровоцировать гражданскую войну, — еще подумала она. — Придется тебе, подруга, въезжать в Нарбонну на наших штыках. И опять мы будем выглядеть интервентами! Это печально, но неизбежно. Я не могу отступиться от тебя сейчас, когда твои враги жестоко унизили меня, а ты спасла мне жизнь".
— Негодяи, — прошипела Кримхильда. — Я их казню, подлых изменщиков, клянусь богами!
Аморийцы сочли за лучшее пропустить последнюю фразу незадачливой герцогини мимо ушей и продолжили разговор между собой на патрисианском сиа. Уяснив ситуацию, княгиня сказала:
— Следует немедля высадить десант морской пехоты и дать решительный отпор мятежникам, пока они приходят в себя после так называемой победы.
— У меня от когорты осталось не более пятисот человек, — ответил командующий.
— Этого вполне достаточно, адмирал. Или вы сомневаетесь в победе наших доблестных легионеров над зарвавшимися петухами[53]?!
Септимий Доламин нахмурился и с выражением заметил:
— Эти, как вы выражаетесь, зарвавшиеся петухи уже уничтожили более полутора сотен моих солдат!
— По-вашему, ваши солдаты пали напрасно?
— Никак нет, ваше сиятельство. Они спасали вашу жизнь. Однако если бы вы послушали меня вчера, вашей жизни ничего бы не угрожало, а мои солдаты сохранили бы свои жизни…
— Ne sutor supra crepidam[54], — ледяным тоном промолвила София. — Я сделала то, что обязана была сделать, и не вам судить мою политику.
— Так точно, ваше сиятельство. Я воин. И мне дороги жизни моих подчиненных, таких же солдат императора, как я. Поэтому я не позволю бросать их в огонь брани, точно дрова в печку!
Теперь нахмурилась София. Она устремила на командующего суровый взгляд и отчеканила:
— От вас не требуется принимать решения, контр-адмирал. Вам надлежит выполнять то, что я приказываю. У вас есть час для подготовки операции. Можете быть свободны.
Сказав так, она прикрыла глаза.
— Я этого не сделаю, — процедил Септимий Доламин.
София Юстина открыла глаза — в них было удивление.
— Это что, бунт? Вы забываете, кто я?!
— Никак нет, ваше сиятельство. Это вы забываете, что я не ваш слуга!
Княгиня рассмеялась; новая ситуация огорчала бы ее, если бы не казалась столь забавной.
— Я министр имперского правительства, меня назначил сам Божественный Виктор — а вы кто такой, сударь?!
Командующий призвал все свое мужество и ответил:
— Вы не мой министр, ваше сиятельство. Я исполняю приказы военного министра, а не министра колоний!
Она улыбнулась.
— Похоже, я переоценила вашу сообразительность, контр-адмирал. Сколько вам лет?
— Сорок пять, ваше сиятельство.
— Рада это слышать. Выходит, у вас еще десять лет до отставки по возрасту. Так вот, милейший, я вам устрою перевод по службе. Не пройдет и суток, как вы получите приказ военного министра. Куда бы вас назначить на эти десять лет?! Как вы смотрите на должность помощника капитана на сторожевике где-нибудь в районе Экваториальной Африки?
Септимий Доламин побледнел.
— Вы мне угрожаете, ваше сиятельство?
— Я требую от вас повиновения!
— Мне нужно связаться с моим командованием в Темисии…
— Нет! Я запрещаю! Иначе вы пойдете под трибунал за нарушение секретности операции.
— Подпишите письменный приказ. Без приказа…
София Юстина не стала сдерживать смех:
— О каком-таком приказе вы толкуете, сударь? Разве не вы только сейчас сказали, что я не ваш министр?! Как я могу писать для вас приказы?
"Она просто издевается, — с горечью подумал командующий. — Если я не послушаюсь ее, она меня уничтожит, а если послушаюсь, вся ответственность за ее затею все равно ляжет на меня! Что же остается?.. Vincere aut mori?[55]".
— Но это явное превышение полномочий, госпожа министр!
"Недоумок, — отметила для себя София, — где тебе знать, каковы мои полномочия?".
— Вы утомили меня, капитан, — сказала она, намеренно понижая ранг командующего. — У меня вывихнута нога, и врачи назначили мне покой. Ступайте, и если я пойму, что вы саботируете мои распоряжения, военный министр отдаст вас под трибунал по статье за содействие врагам Империи. На вашем месте я сделала бы все, чтобы к исходу дня мятежники были разгромлены. Когда десант будет снаряжен, пришлите ко мне командира когорты. И не забудьте подготовить излучатель. У вас есть еще ко мне вопросы?
— Никак нет, ваше сиятельство!
Контр-адмирал Септимий Доламин отдал министру честь и покинул каюту. Княгиня София Юстина устало улыбнулась и сказала герцогине Кримхильде по-галльски:
