обманчиво мягкие и тонкие стены тюрьмы. Тщетно. Тогда он затаился и погрузился в охотничий сон, надеясь успеть поразить хотя бы одного чужака, когда его будут вынимать из темницы.
Из сонного оцепенения его вывел резкий подъём, и Вождь сконцентрировался ещё сильнее, готовый вцепиться и когтям, и зубами в руку чудовища. Увы, чудовище отличалось не только размерами, но и умением соображать — мягкую темницу сначала перевернули входом вниз, а затем затрясли, словно трихвост[1], пытающийся сбить с цветущей-ночью-травы белые, самые спелые, плоды.
И как Вождь ни цеплялся, как ни пытался удержаться на трясущемся мягком подобии листа высоколистки, но чудища оказались сильнее. И он нелепо и постыдно вывалился на какой-то длинный невозможно светлый камень в огромной пещере, полной ослепительного, режущего глаза, света.
Ни один разумный охотник не станет закрывать глаза, очутившись в неизвестном и опасном месте. Но резь в глазах становилась всё сильнее, и Вождь всё-таки опустил главные веки, погружаясь в блаженную темноту — ослепнуть, не сделав этого, было бы, пожалуй, столь же глупо, как и погибнуть, своевременно не увидев опасность.
— Прекрасно. — Костя с интересом рассматривал жёлтую ящерицу, кубарем выкатившуюся из мешка для сбора биологических образцов и скорчившуюся в большом аквариуме, установленном на лабораторном столе. — И в качестве кого на борту «Вестника» будет находиться этот местный житель?
— Посла, — Власов внимательно рассмотрел закрывшего глаза и не шевелящегося аборигена и грустно уточнил. — Недобровольного.
— Зачем? Изучим аккуратненько и отпустим. Какой нам от него толк? — Мухаммед нежно провёл пальцем по аквариуму напротив жёлтой спинки, усеянной округлыми некрупными наростами. — С тем же успехом можно какую-нибудь африканскую обезьяну расспрашивать о достижениях ОСР в области среднего машиностроения. Или хотите с собой на Землю захватить?
— Думаю, они умнее, чем современные обезьяны. Возможно даже, их развитие находится где-нибудь на уровне бушменов. — Власов аккуратно постучал пальцем по крышке аквариума, надеясь привлечь внимание ящерки. — Интересно, эта его поза означает испуг? Или готовность напасть?
— Не знаю. Понаблюдаем за ним подольше, может и поймём. Люда, ты что думаешь о нашем госте?
— Мелкий, юркий, симпатичный. — Люда, размеренно покачивающаяся на стуле поодаль от стола, пожала плечами. — Даже если окажется, что язык и материальная культура в зачаточном состоянии, — будет нам за кота. Понять бы ещё, чем они питаются.
— Это как раз не проблема. — Костя вспомнил рассказы деда о давних временах, когда интернет ещё не так плотно окружил Землю, и мальчишкам, нашедшим на карельских болотах одинокого птенца, пришлось предлагать ему всю имеющуюся под рукой пищу, чтобы понять, что он вообще ест. — Ненадолго выйдете из корабля, нарвёте всего по кусочку, поймаете насекомых, какие попадутся. Я пока что амфибией рыбы половлю. Точнее, берите по два экземпляра — проверим, подойдёт ли что-то отсюда нам в пищу.
***
Вождь рискнул приподнять веки лишь после того, как ощутил перед собой множество знакомых запахов. Пахло красными корневыми червями, пригодными в пищу лишь до-существам; и цветками и листьями высоколиста — яда, которым Летучие выводили с крыльев прицепившихся бурых кровопийц; и скальной лапкой, добывать которую умели лишь самые ловкие существа; и средневодной желтобрюхой плескуньей — рыбой с чрезмерно большим хвостом, которым она ловко рулила, уплывая от гонящихся за ней Наследников. Что за странный набор пищи? И почему всё в естественном, не обработанном виде?
Вождь прошёлся мимо пищи, сложенной на странных водянистых камнях с углублениями. Новые чудовища, то ли родственники захватившим его, то ли их до- или после-существа, смотрели на него сверху, из-за пределов пещеры. Может быть, они хотят узнать, каков он? Опустится ли он до поедания низкой, не обработанной пищи? Или хотят узнать, какой способ приготовления он предпочитает?
Осторожно, не касаясь сочащихся ядовитым соком частей высоколиста, он перетащил листья и цветы на камень к червям, скальную лапку же аккуратно разложил по спине рыбы и повелительно свистнул, сообщая чужакам, что еду можно натереть вкусным камнем и отправить в любую раскалённую воду, известную им.
Но чудовища никак не отреагировали на свист. Предположив, что они не имеют слуха, Вождь раскрыл хвост и несколько раз сильно шлёпнул им над камнем с червями и листьями. Должны же существа распознать универсальный символ опасности, единый для всего живого в Воде? Не распознали — продолжили стоять, глазея. Даже не пошевелились, кажется. И тут Вождь забеспокоился всерьёз: может ли эта еда быть ловушкой, а чужаки, так не похожие на Наследников, — такими же ловкими охотниками, способными ждать жертву, ничем не выдавая своего присутствия?
Но для чего тогда они притащили бы его в эту пещеру?
Вождь ещё раз внимательно обвёл взглядом троих чудовищ, склонившихся над пещерой. И внезапно понял, в чём дело: они его попросту не понимали! А ведь до этого момента Наследники считали, что все разумные существа говорят на одном языке!
Подумав ещё немного, Вождь стащил с камня корневого червя и принялся чертить его красноватой кровью прямо на полу пещеры. Возможно, уши и язык у похитивших его чудовищ устроены как-то иначе, но, быть может, хотя бы их глаза похожи на глаза Наследников?
— Не ест. — Людочка расстроенно проводила взглядом скользящего мимо тарелок с едой геккончика. — Попробуем что-то другое?
— Не торопись. — Власов
