А там позади, нактрикс Тельды получил стрелу в брюхо.
Девушка растянулась на траве чуть в стороне от следующего за нами клина кавалерии. В воздухе свистели стрелы. Стрелы вонзались в людей и зверей. Вслед за кавалерийским клином неслись, подскакивая на рытвинах, телеги, и лежащие на них раненые вскрикивали в такт точкам. Вздымалась пыль. Но я знал — во всей этой безумной сумятице, Сег видел только Тельду.
В тот самый миг, когда он добрался до нее, на нас обрушилось летучее крыло черсонангской кавалерии. Я увидел, как мелькнул обагренный кровью меч Сега, а затем они с Тельдой исчезли в свалке.
И где-то в этой мешанине из зверолюдей, топчущих нактриксов, рубящих мечей и колющих копий лежали Сег и Тельда.
Я подумал о царице Лиле и о своем месте на острие клина… но мы же отступали, а не атаковали видя уже близкую победу. Вонзив не менее жестоко чем Сег шпоры в бока нактрикса я погнал обезумевшего от боли зверя назад, туда, где только что исчез мой друг.
А на моем пути уже вставали, сверкая оружием, ряды харфнаров.
Стрелы срезали плюмаж с моего шлема. Кремневые наконечники стрел с лязгом отскакивали от моих доспехов. Я продолжал мчаться вперед — и тут одна глубоко вонзилась в шею моего нактрикса. Он по инерции сделал прыжок, перекувырнулся, и я вылетел из седла. Сделав кувырок, не выпуская меча, я поднялся на ноги и огляделся. Ни Сега, ни Тельды я в этом водовороте варварской свирепости не увидел.
А затем на какое-то время мир для меня утонул в черноте, пылающей огненными сполохами.
В этот период неясных движений и притупившегося восприятия я ощущал лишь адскую боль, заполнявшую все мое существо. Иногда сквозь этот красный туман пробивались отдельные образы. Помню голос, говоривший на общем языке Крегена; и потому понял, что это какой-то индиговолосый уллар говорит с черсонанским харфнаром:
— Подберите его. Этот нас немного поразвлечет.
Потом я почувствовал, что меня куда-то несут, затем холод ветра и звук бьющих по воздуху огромных крыльев. Боль у меня в голове стала хоть и едва-едва, но терпимой, и я пришел в себя. И оказался скованным по рукам и ногам цепями, прикрепленными к гранитной стене подземной темницы.
Как я уже отмечал, тюрьмы — всегда тюрьмы, правда, бывают такие, которые хуже других. Данный конкретный образчик сочетал в себе все неприятные черты тюрем, устроенных людьми, плюс кое-какие сугубо харфнарские изобретения — а культура зверств у этого народа достигла больших высот.
Стоны и стенания говорили о том, что поблизости находились другие воины Хикландуна. Похоже, им сохранили жизнь ради удовольствия вдоволь поиздеваться над ними. Чтобы понять, какая судьба ждет нас всех долго думать не требовалось. По большому счету, все культуры приходят к похожим вещам, достаточно лишь придать им первоначальный мрачный толчок служащий зародышем дальнейшего.
К тому моменту, когда первая группа тюремщиков распахнула ленковую дверь и спустилась к нам по скользкой лестнице, я успел высвободить левое запястье и частично порвать звенья цепи, сковывавшей правое. Полагая что вопрос стоит — сейчас или никогда, я вложил в рывок все свои силы. Природа наградила меня не только широкими плечами, но и мощными мускулами, которым я и сам порой дивлюсь. И последнее звено со звоном разлетелось.
Ослепленный хлынувшим в камеру светом из открытой двери, я зажмурился. Мои глаза ещё не привыкли к свету, а тело уже действовало. Я схватил за горло двух тюремщиков-харфнаров — одного правой рукой, другого левой, — сжал пальцы, ломая им гортани, и швырнул обмякшие тела в толпу их приятелей. И все это время тюрьму оглашал низкий и разъяренный звериный рык. Харфнары кое-как поднялись, нестройно заорали и, выхватив мечи, двинулись на меня, правда, с некоторой опаской. Мои ноги все ещё оставались надежно скованными. И потому, отгоняя харфнаров взмахами цепей, я то и дело нагибался и лихорадочно пытался освободиться, но атаки тюремщиков заставляли меня снова выпрямляться и хлестать цепями, вынуждая их держать дистанцию.
— Положь цепи хикландунский крамф!
— Я распорю тебе брюхо до самой глотки, раст!
Я сперва не удостаивал ответом их бесполезные крики и продолжал себе трудиться над своими оковами, да взмахивать цепями. И все это время в темнице гремел и громыхал тот мрачный звериный рык.
— Отвлекай их и дальше — крикнул один из хикландунских кавалеристов.
Судя по звукам, другие пленники тоже взялись за свои оковы, но, увы, не смогли с ними справиться. Я сам до сих пор не понимаю, как мне хватило сил разорвать цепи.
— Врежьте ему по голове! — завизжал начальник стражи.
Тюремщики снова бросились ко мне. Один тут же рухнул с ободранным лицом; затем двое-трое уцепились за обрывки цепей, свисавшие у меня с рук. А другие занесли копья, готовясь исколошматить меня от души.
— Давайте, расты! Черный Чункра побери, подходи, кому жить надоело!
И, когда я выкрикнул эти слова, тот оглашавший темницу звериный рык прекратился. Вот только тогда до меня и дошло, что это я, Дрей Прескот, грозно рычал тут как дикий зверь.
Шок отрезвил меня.
В этот миг, лившийся в дверь свет загородил входя крупный получеловек и стражники наконец потеряли терпение. Один из них сделал довольно решительный выпад, и острие его копья метнулось к моей груди.
Отбив удар, я схватил этого смельчака левой рукой за горло и поднял в воздух. В то время как он извивался и брыкался, я развернул копье и выпустил кишки ближайшему харфнару, а затем швырнул того, которого держал, в их толпу и снова взмахнул копьем.
— Ну, чего ждете, падаль, пожиратели навоза?
Стражники заколебались. Они были обрызганы кровью своих товарищей, которые сейчас валялись на полу, убитые и страшно искалеченные. И все это — дело рук человека, прикованного за ноги!
— Болваны тупоголовые! — выкрикнул резко, громко и гневно новоприбывший, вне себя от ярости. — Клянусь порченой Хло-Хли! Я вас запорю, всех до одного! Взять его! ВЗЯТЬ ЕГО СЕЙЧАС ЖЕ!!!
Оказавшись между двух огней, харфнары бросились на меня всем скопом. Брошенная кем-то веревка спутала мне левую руку; они с силой рванули за другой конец и почти свалили меня. Я охнул, но заставил себя подняться. Наконечник копья обрушился мне на макушку и я сумел лишь наполовину смягчить удар. Но теперь у меня снова было оружие. Я рассек веревки — кремневый наконечник будет поострей любой дешевой стали — и выпрямился во весь рост. Кровь заливала мне глаза, а ноги были стиснуты так, словно попали в пасть чанку, грозе внутреннего моря.
Отдававший приказы получеловек придвинулся ближе, присматриваясь ко мне в струящемся с лестницы свете. Он уперся руками в бока и выпятил подбородок. Его крашенная в индиго борода торчала, словно таран свифтера.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
