— Мы ездим по всем землям, разбросанным среди льдов большого северного моря, и смотрим, как живут на них разные люди. Если они живут плохо, мы рассказываем об этом на большой южной земле, где живут наши братья.
— А зачем это нужно знать вашим братьям?
— Чтобы притти сюда и помочь вам устроить свою жизнь как можно лучше.
Старик на минутку задумался. Хитро усмехнулся:
— Значит, твои братья придут сюда после тебя, если ты расскажешь им, что мы плохо живем? Так сказали мне мои уши?
— Да, они сказали тебе правильно.
Старик удовлетворенно крякнул.
— Скажи своим братьям, что мы живем хорошо. Это говорю тебе я, Маньца. Так сказал весь совет. Скажи охотникам, которые пришли вместе с тобой, что им здесь нечего смотреть. Мы не хотим их помощи. Пусть они вместе с тобой поворачивают свои сани к берегу. Мои молодые охотники проводят вас до самого моря. Вы уедете на своей лодке. И больше никогда сюда не приедете. Так сказал совет.
Хансен опешил. Но сейчас же нашелся:
— Ты должен показать нам свое жилище. Ты должен рассказать нам про свою жизнь. Ты должен сказать нам свои сказки. Самый старый в вашем народе передаст нам все, что знает о своих предках. Самый храбрый охотник скажет про всех зверей, какие есть на вашей земле. Самый зоркий должен рассказать про все травы и камни, какие он видал. После того мы полетим над вашей землей на большой лодке, которая плавает по воздуху так же, как ваши лодки плавают по воде.
Старик остановил его движением руки:
— Не надо больше говорить, друг. Все, что ты сказал— я знаю. Все, что ты сказал — уже три солнца назад сказал мне Великий. И еще Великий сказал мне, что ты захочешь взять наш уголь. И сказал он также, что ты не должен брать угля… что ты должен вместе со всеми своими охотниками уйти с нашей земли.
— Кто такой этот Великий, который читает мои мысли за три солнца вперед? Проведи меня к Великому, и я скажу ему, что он ошибается. Где Великий?
Старик порывисто поднялся с корточек:
— Великого не может видеть никто… Всякий чужеземец, который захочет увидеть Великого, тотчас умрет.
— Скажи, по крайней мере, кто он, этот Великий?
— Великий — это тот, кто дает советы моему народу.
Старик сделал нетерпеливый жест и обратился к Вылке:
— Я сказал все. Так решил совет. Больше нет слов в моих устах.
Маньца повернулся и в сопровождении своих сородичей пошел к дому. Но охотники не вошли за ним в хижину. Они уселись у входа лицом к Хансену и его спутникам. Когда Хансен сделал несколько шагов к становищу, охотники вскочили и схватились за луки.
10. ВЫЛКА ВЕДЕТ ПЕРЕГОВОРЫ
Несколько пущенных стрел убедили Хансена в том, что туземцы не шутят.
Не желая раздражать их, Хансен решил повести переговоры. Он снабдил Вылку богатым ассортиментом вещей, пригодных для подарков. Здесь были ножи, табак, сахар, несколько трубок. Неизбежные зеркала и ленты для женщин дополняли набор.
Закинув мешок c добром на спину, Вылка отправился в поселок. Его спокойно допустили к дому старика. Но Маньца встретил его не слишком дружелюбно:
— Я не знаю, кто ты и откуда. Как брат наш попал к белым людям и с какой земли пришел с ними к нам. Про твоих спутников мы наверное знаем, что они — наши враги. А раз ты с ними, значит, и ты враг нам. Они должны уйти с нашей земли. С ними должен уйти и ты.
Илья истратил значительный запас своего красноречия, чтобы убедить старика в том, что он не является единомышленником пришедших белых людей и не знает об их замыслах. Он даже не знает, зачем они пришли на эту землю. Он хочет только сделать довольными белых и жителей этой земли.
Однако старик был тверже, чем думал Вылка. Он упорно не желал слышать ничего о незнакомцах, утверждая, что они пришли сюда, как враги его народа.
Наконец договорились на том, что Вылка узнает точно о намерениях своих белых спутников.
11. ОБ ОДНОЙ ВЕРЕ РАЗНЫХ ЛЮДЕЙ
На утро Вылка явился к Маньце в сопровождении Михайлы.
— Здравствуй, друг. Ты спрашивал меня вчера про то, зачем пришли на вашу землю эти белые люди. Я не сказал тебе. Я не знаю этого сам. Зато вот я привел к тебе друга, который знает. Он знает язык белых. Он сам белый.
— Но, если он белый — он враг, — убежденно прошамкал старик.
— Нет, Маньца. Он белый, но он одной со мной веры.
— Как может самоедин быть одной веры с белым? Значит, ты, Вылка, не наш.
Илья лукаво рассмеялся:
— Нет, друг. Мы одной с ним веры. Я сын одного с тобой народа. Он, Михайло, сын другого народа. Но он брат наш. И я и он, мы — братья твоему народу.
Старик сердито замотал головой:
— Нет, ты врешь, Вылка. Этого не бывает. Белый человек не может быть братом нашему народу. Великий говорит, что белый человек — всегда враг. Великий говорит верно. Устами Великого говорит светлый Нум.
Старик задохся. Сделав передышку, он снова зашипел, сердито жестикулируя:
— Я не такой глупый, как ты думаешь, Вылка. Уйди с твоим белым и не говори мне новой лжи.
Старик отвернулся от Вылки. Но Илья был настойчив. Он усмехнулся и резко сказал:
— Ты старый и глупый. Глаза твои не видят хорошего. Уши твои не могут отличить правду от лжи. Ум твой остается во тьме, когда вокруг него все светло.
Маньца обиженно надулся. Но Илья, не смущаясь, продолжал:
— Когда ты не знаешь, ты должен молчать и слушать. Говорить будут те, кто знает. Созови свой совет. Михайло расскажет ему, зачем пришли на твою землю белые.
Маньца долго не соглашался. Наконец уступил и велел созвать в свой дом членов совета.
Тем временем Илья пояснил старику, кто такой Михайло:
— Одной мы с ним веры. Как ты можешь это понимать, коли не знаешь ты нашей веры? Вера у нас особенная. Для всех людей, если они не сволочи, — подходящая. И всяк человек — самоедин ли, русак ли — в этой вере все едино как брат быть может. Вера эта не самоедская, не русакская. А всеобщая. Прозывается она — большевицкий интернационал всех пролетариатов. Как я есть тундровый самоедин, и я не многооленный кулак, а пустой пастух, то я и есть пролетариат. Коли я промышленник с общей артели и нет у меня своего имущества, кроме артельного, нет карбаза, нет сетей, я опять же есть пролетариат. Коли он русак, а тоже промышленник или моторист артельного катера, или, например, матрос, опять он есть пролетариат. А всякий пролетариат принадлежит к общей вере — большевицкому интернационалу. Она для всех пролетариатов одна есть. Понял, Маньца?
Старик помотал головой:
— Нет, не понял, друг. Нет у нас такой веры, чтобы и самоедин и белый к ней принадлежали… Не может быть.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
