– Выбирайте выражения. Номер каюты? – без тени сострадания спросил новоиспеченный эскулап, обнаружив на столе журнал записи больных и вооружившись авторучкой.
– Восемьсот двенадцать. – Гоблин, смекнув, что доктор не из пугливых, изменил тон. К тому же он всегда был рад поотвечать на вопросы, когда это не воспрещалось. Ведь на допросах и в повседневной жизни он был нем как рыба.
– Куда сядет вертолет?
– На юте есть посадочная площадка.
– Употреблял ли больной барбитураты, транквилизаторы или антидепрессанты? – Вошедший в роль кубинец не спеша водил по тетради ручкой.
– «Колеса», что ли? – не понял гоблин.
– Выйдите отсюда немедленно, – изобразил обиженного Карлос. – Ждите меня и медсестру в коридоре. У нас пациент, мы выйдем через минуту. Черт знает что такое!
«Голиаф» вышел за дверь. Он всегда испытывал некий пиетет к образованным интеллигентам. Они словно с другой планеты…
Возникший в приемной кратковременный вакуум позволил Карлосу сунуть в карман бабочку, облачиться в медицинский халат и настойчиво постучаться в процедурную комнату. На этот раз санитарка, закончившая с японцем, выглядела куда более приветливо.
– Я врач с реанимационного вертолета, – сходу выпалил он. – У вас найдутся носилки для транспортировки больного с тяжелым отравлением?
– Да, вон они, – женщина показала в сторону каталки. – Я сейчас ее выкачу.
– Я вам помогу, – вызвался Карлос. – Там за дверью сотрудник пострадавшего. Мы повезем каталку, погрузим на нее больного, а вы покажете наиболее короткий путь от 812-го номера к вертолетной площадке на юте.
– О'к, – согласилась медсестра. – Мне брать с собой что-нибудь?
Кто знал, что сегодня так неожиданно пригодится не востребованный доселе багаж знаний в области медицины. Героем Карлоса был Че, доктор по специальности. Может быть, поэтому в разведшколе он с таким рвением изучал азы медицины, хотя, вполне возможно, интерес к самой гуманной профессии вызвала тогда молодая преподавательница – недавняя выпускница Гаванского университета. Но это было в прошлом, в настоящем прозвучал ответ:
– Прихватите пару ампул с кардероном и адреналином и на всякий случай морфий – думаю, боли сильные, не исключено, что это агония. Симптомы весьма тревожные.
– Да, – понимающе пролепетала сестра, тут же спросив из любопытства: – А в вертолете есть электрошок?
– Там найдется все необходимое, – уклончиво поведал он. – Но вы же понимаете, что это не полноценная клиника.
Она целиком доверилась «специалисту» и принялась паковать чемоданчик лекарствами. Карлос вывез каталку в коридор, предварительно выпустив туда «отремонтированного» японца. «Голиаф» с ненавистью проводил азиата взглядом, считая японца с поврежденным пальцем главной причиной столь продолжительной задержки. Он с удовольствием сломал бы «узкоглазому» всю руку, если бы так не торопился. Спешил и Карлос.
– Поехали! – приказал он громиле, и каталка тронулась в путь к каюте номер 812. Санитарка с кейсом едва за ней поспевала.
Стоящего обеими ногами в преисподней Дика в миг погрузили на незамысловатое транспортное средство. Инъекции не помогли. Глаза Цезаря закатились, нервные рецепторы онемели под воздействием яда, рот наполнила горькая слизь. Его бы рвало, но желудочные резервуары опустели до основания. Отрава удалила из организма все, что поддерживало жизнь. Смерть вступала в свои права медленно, смакуя свой победоносный блицкриг, безжалостно поражая клетки, атрофируя сосуды и оставляя сознанию только секунды для прощания с меркнущим светом. Дик ничего не чувствовал, но слабый пульс еще бился, взяв на себя роль хронометра его последнего спринтерского маршрута, пролегающего между каютой номер 812 и прилетевшим из города реанимационным вертолетом. Теперь санитарка бежала впереди, указывая кратчайший путь к корабельному юту.
Люди Канозы под предводительством очухавшегося от удара по голове Освальдо следовали по пятам. Увидев издали ретирующихся итальянцев, среди которых находился тип, лишивший жизни Сикейроса и устроивший побоище в казино, Освальдо заорал во все горло:
– Стоять!!!
Но телохранители Дика даже не обернулись на оклик. Оглянулся лишь Карлос. Он сделал это непроизвольно, перед тем как отправить медсестру обратно в медпункт, от греха подальше, и нырнуть в вертолет, чтобы окончательно спрятать свои черные словно смоль усики от глаз плохого человека, об чью голову он давеча разбил хорошую гитару. Однако переодевание и смена мизансцены не сбила с толку оскорбленного Освальдо, а покидающие судно итальянцы заставили его мозг, где подозрительность убитого наставника нашла уютную обитель, работать с удвоенной энергией. Видимо, череп этого парня был настолько крепким, насколько его лобная кость была тверже разлетевшейся на обломки гитарной деки. Большинство телохранителей мафии, невзирая на этническую принадлежность, неотличимы друг от друга ни по виду, ни по характеру. Чем тверже череп, тем миниатюрнее мозги, для которых он служит охранной оболочкой.
Поразительно одинаковые мысли посетили в эти мгновения охранников Дика-долгоносика и сеньора Канозы. Первые подумали, что отравление босса – дело рук Канозы, а вторые не сомневались, что жизни Сикейроса и цэрэушника оборвал итальянский киллер. Стрелять друг в друга они начали одновременно.
Итальянцы отстреливались недолго, по очереди запрыгнув на борт винтокрылой машины. Запрыгнули без потерь. Все были благодарны пилоту. Совершив посадку, он предусмотрительно не заглушил двигатель. Вертолет легко оторвался от палубы, быстро набирая высоту и креном уходя от пуль. От страха пилот тянул штурвал на себя гораздо сильнее, чем требовала инструкция, что никоим образом не отражалось на показаниях датчика высоты полета, но придавало уверенности в управляемости ситуацией.
Вода внизу расходилась от воздушных потоков работающих винтов все менее заметными кругами. Вертолет плавно вырулил из зоны обстрела, взяв курс на Майами. В пятистах ярдах от «Принцессы» его пассажиры вздохнули спокойнее, почувствовав себя в безопасности. Все, кроме одного. Носатый Дик по прозвищу Цезарь уже не дышал. Его безопасность окончательно перешла в ведение небесной канцелярии.
– Чего ты ждешь?! Сними его! – как бешеный заорал дон Каноза на неудачника Освальдо, упустившего коварных итальянцев. Они проникли в одно из его логов под предлогом сепаратной сделки, а в итоге просто подослали киллера. И теперь уходят безнаказанно!
Испуганный Освальдо приказал всем бежать на левый борт, так как с этой стороны вертолета уже не было видно. На бегу он чесал рацией пострадавший лоб в попытке инициировать хотя бы подобие какого-нибудь плана по задержанию беглецов. Ничего не выходило. Не видать ему места Рикардо, принадлежащего ему по праву. Не видать бы, если б не Леонсио.
…Снайпер выпустил свою пулю с удобной позиции на верхней надстройке, той, что слева от капитанского мостика. По винтам стреляют дилетанты, надо было бить наверняка – по топливному баку. Поэтому он выждал, когда «вертушка» повернется в нужном ракурсе. Он сделал это для мистера Канозы, для друга Освальдо, с которым весело провел время в Калифорнии, и для себя, подтвердив свою репутацию профессионала. Вертолет взорвался в воздухе, и его обломки рухнули в океан…
* * *На «ковре» у мистера Канозы Освальдо всегда ощущал себя потерпевшим. Он чувствовал себя подобно пойманным за руку мошенникам, попавшим в «пресс-кабину» казино «Принцесса», самое зловещее место в узких корабельных лабиринтах. В задраенном трюмном отсеке их прессовали физически, выдавливая признания. А вот мистер Каноза мог задавить одними словами. У него был на это дар. Слушая дона, Освальдо превращался в неоперившегося цыпленка, только что вылупившегося из инкубаторского яйца. Его могли зажарить и съесть, могли и приласкать, предоставив теплое гнездышко и обильный корм. Друг Леонсио спас от опалы, сбив «вертушку» с макаронниками.
– Итальяшки вечно нарываются на войну, считают себя крутыми, – размышлял вслух дон Каноза, собрав приближенных на основной палубе у закрепленных на цепях спасательных шлюпок. – Лекарство в таких случаях одно… Их следует топить в океане. Необязательно с помпой и фейерверком, как это сделал сегодня Леонсио. Он неожиданно оказался эстетом и проявил склонность к зрелищности. В другой раз не старайтесь убивать врагов красиво. Красота привлекает внимание, а нам оно ни к чему. И все-таки я хочу выразить свое восхищение нашим Леонсио, который сегодня продемонстрировал все свое искусство.
Присутствующие бы захлопали в ладоши, если бы момент «разбора полетов» не был омрачен двумя трупами, уложенными для наглядности прямо на палубе.
– Леонсио, – обратился Каноза к отличившемуся снайперу, переступая через тело Сикейроса, – что бы ты хотел получить в знак моей признательности? В качестве поощрения.
