Дошло! Ухватил Шептун верзилу за ноги, и через минуту мы его в лавку доставили.
– Раздевай! – Командую я сыну Егоршину, а тот трясет головой и спрашивает:
– Как – раздевай?..
– До исподнего! – Командую я и бросаю красноречивый взгляд в сторону его музыки. Ручонки его тут же заработали!
А я снова на улицу. Глянь, а один из оставшихся в пыли бухгалтеров очухался и уже приподнимается, ручками вокруг шарит в поисках своей пики. Ну, я его легонько так по затылку приласкал и в лавку. А там сцена!
Володьша снял с верзилы его морковного цвета… ну… этот… пиджак до колен, а штаны оказались в сапоги заправлены. Высокие такие сапоги, тоже морковного цвета, на шнурках. Сидит, это, Володьша, шнурки распутывает, а тут, видимо, ребята хозяйские за новой порцией свиных голов явились! Ну и конечно, оченно они удивились, увидев в своем торговом помещении акт раздевания Змей Горынычевой гвардии! Только аккурат в это время и я в лавку ввалился с еще одним гвардейцем на плече.
Сразу схватываю обстановку и, как ни в чем не бывало, обращаюсь к служащим торговой точки с вопросом:
– Почему стоим?! Тут, понимаешь, товар на открытом воздухе портится, а они выстроились руки в… эти… в штаны!!
Ребята смекают, что пялить глаза не в их интересах, подхватывают каждый по голове и убираются по своим делам.
Я укладываю свою ношу с рядом с полураздетым начальничком и быстренько за третьим.
Не успели хозяйские ребятишки половину голов в погреб перетаскать, как мы с Моргачом нашим гвардию раздели и одежку ихнюю к нему в мешок попрятали. Ребяток я заставил оттащить гвардейцев на погреб вне очереди, так что оказались они по уши заваленными свинячьими головами.
– Ну что ж, – говорю я своему помощнику, – теперь можно с чистой совестью и Сороку подождать!
Вышли мы на улицу – легко там, хорошо, чисто… никто в пыли не валяется, с палками-железками не бегает. И пошли мы в проходочку меж лавками…
Интерлюдия 2
(по воспоминаниям Шептуна Володьши, сына Егоршина)
Из прихожей Первецкого я попал в совершенно незнакомый мне переулок, хотя дома в этом переулке не выглядели новыми – скорее они готовились к сносу. Да, получалось, что я здорово забыл столицу, в которой раньше знал все подворотни и закоулки. На секунду у меня мелькнула мысль, что Перевецкий со своим зеркалом зашвырнул меня в какой-нибудь совсем другой город, может даже к каким-нибудь фрязинам или гуннам! И главное, вокруг ни одной собаки, ни одного кота, чтоб спросить, где я и куда мне дальше двигать!
И вот, пока я стоял в растерянности, не зная, что предпринять, открылось окно в одном из домиков слева, и зычный голос проревел на весь переулок:
– Лутошка!! Лутошка, ты на рынок пойдешь?!!
Вопль этот остался без ответа и был немедленно повторен:
– Лутошка!!! Сын облезлой собаки, я кого спрашиваю, на рынок пойдешь?!!
Справа коротко скрипнула дверь, и в образовавшуюся щель высунулась лохматая голова. Посмотрев на открытое окно противоположного дома, голова негромко, словно бы про себя бормотнула:
– Ну, пойду…
– Купишь мне десяток свиных ушей в уксусе! – Заорали из окна.
– Денег дашь – куплю… – также негромко пробормотал Лутошка и, убрав голову, прикрыл дверь.
– Денег тебе?!! – Заорали из окна. – А кто мне должен два червонца и третий год не отдает?!! На свои купишь!! И смотри, чтобы уши как следует опалены были, а то прошлый раз со щетиной припер!!
Ответа на эти вопли не последовало, да, кажется, этих ответов и не ждали. Окно с треском захлопнулось, а спустя пару минут, снова открылась та же дверь, и Лутошка вышел на улицу. Одет он был в длинную, светлую, сильно поношенную рубаху, подпоясанную обрывком веревки и темные штаны с большими квадратными нашивками на коленях. На ногах у него красовались никогда, похоже, нечищеные, косолапо стоптанные башмаки с пряжками, а на нечесаной голове криво сидел неопределенного цвета треух. В руках Лутошка держал небольшую корзинку.
Бросив короткий взгляд на окно, из которого раздавались крики, Лутошка смачно плюнул на землю и потопал по переулку, неловко размахивая кошелкой. Решив, что он направляется к Свиному рынку – а где еще столичный житель мог купить свиных ушей в уксусе, я двинулся следом, стараясь не слишком к нему приближаться.
Переулок скоро кончился, и мы вышли на довольно широкую улицу, такую же пустынную, как и оставшийся за спиной переулок. Я принялся нарочито рассматривать окружающие дома, словно отыскивая среди них нужный мне и, в тоже время, старался на отставать от Лутошки, неожиданно прибавившего ходу. И по-прежнему я не мог определить на какой улице оказался!
Лутошка, между тем, свернул в очередной узенький переулок, и я, поравнявшись с этим переулком увидел, как он на ходу обернулся, явно ожидая моего появления. Мне поневоле пришлось пройти мимо, игнорируя этот переулок! Когда я снова вернулся к этому повороту, Лутошки и след простыл. И куда я теперь должен был шагать?!!
Тут я заметил на другой стороне улицы мясную лавку и решил воспользоваться советом Вторецкого. Приблизившись к лавке, я оглядел ее фасад в два небольших окна, дверью между ними и вывеской над первым этажом. На вывеске значилось «Мясо на любой вкус!»
– Так, так, так… – протянул я вроде бы про себя, но в тоже время достаточно громко, – …значит, здесь и свининка водится?..
Неожиданно рядом со мной раздалось глухое ворчание, которое я понял, как:
– Водиться здесь свининка… постная… из собачатины… Заходи!..
Я обернулся на это ворчание и увидел у моей левой ноги небольшого, худющего, ободранного… пса!
Конечно, мне довольно часто приходилось общаться с собаками, но встретить пса, понимавшего человеческую речь!! Это было просто невероятно, и вместе с тем – вот он стоял рядом и смотрел на меня тусклыми, чуть нагноившимися глазами.
– Если здесь свинина из собачатины, то почему ты не удираешь?.. – Негромко прорычал я псу.
Он отскочил от меня, словно я заехал ему башмаком под брюхо, и совсем уже хотел дать деру, но вдруг остановился и снова посмотрел на меня.
Несколько секунд мы изучали друг друга, а затем пес, повиливая коротким хвостом, сделал пару шагов в мою сторону и поинтересовался:
– Так ты – Шептун?..
– Шептун… – Не отказался я.
– Хм… надо же… – Задумчиво прорычал пес. – А я думал вас уже в столице не сыщешь…
– Почему?.. – Удивился я.
– Думал, всех извели…
– Что значит «всех извели»? – Притворился я «непонятливым.
– То и значит, – рыкнул пес и оглянулся, – долго рассказывать, а только шептунов в столице не осталось… Ты последний.
– Интересно!.. – Прошептал я негромко, а пес вздохнул и проворчал:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
