– Не подходи! – заревел он, – Люда! Что ты наделала, Люда!!! Ты убила его!!! Убила своего сына!!! Не подходи ко мне! А‑а‑а‑а‑а‑а!!! Не подходи!!!
Послышался звон разбитого стекла. Потом что‑то гулко ухнуло и треснуло, словно на пол с размаху опрокинули огромный платяной шкаф. А потом снова донесся мужской крик, постепенно переходящий в затихающий стон, который еще некоторое время доносился до нас, пока не пропал вовсе.
Позади меня послышался сдавленный всхлип. Я обернулся от окна и встретился взглядом с супругой. Она стояла, чуть согнув колени, будто боясь разогнуться и привлечь к нам повышенное внимание. Длинными худыми руками она обнимала детей. И плакала, широко раскрыв от ужаса глаза, позволяя слезам свободно струиться по ее щекам, шее, теряясь под белой майкой, пачкая воротник темными, расплывающимися мокрыми пятнами.
– Нет. Не надо…, ‑ прошептал я ей, кивая на детей, умоляя взять себя в руки и не пугать девочек.
Она в ответ мелко закивала головой и быстрым движением руки вытерла на лице слезы..
Следующее, что я услышал был снова звук разбитого стекла. И глухой хлопок. На этот раз шум исходил из дома напротив. Я присмотрелся и обнаружил, что в одной из квартир, ближе к правому краю, на седьмом этаже, было разбито окно. А внизу, под окном, на асфальте, валялись разбросанные в разные стороны деревянные щепки. Я догадался, что с окна, разбив стекло, скинули какой‑то небольшой деревянный предмет мебели, возможно прикроватную тумбочку.
В образовавшейся дыре показалась чуть полноватая женская фигура. В широкой белой юбке, задранной сзади. И с абсолютно голым верхом. Женщина задом забралась на подоконник, держась лицом к квартире, а спиной к улице. Удерживаясь руками за фрамуги окна.
Даже с расстояния моей позиции, я заметил, что тело женщины крупно трясется. Голова ходит взад и вперед. А спутанные волосы топорщятся слева неряшливым пучком, оставаясь справа стянутыми в резинку.
– Н‑е‑е‑е‑т‑т… Н‑е‑е‑е‑е‑т…, ‑ едва послышалось до меня ее сдавленные причитания, в то время, как женщина все дальше попятилась назад, опасно повиснув половиной тела в пропасти.
– Я спрыгну!!! – вдруг пронзительно закричала она, отпустив руки от фрамуг окна, А потом, сделав еще один крошечный шаг назад, поскользнувшись, и словно в замедленном кадре кино начав опрокидываться назад, в последний момент взмахнув руками, будто подстреленная на лету птица, пытаясь снова ухватиться за опору. И будто тяжелый камень, ухнула вниз, не издав больше ни звука, через доли секунды приземлившись внизу на асфальте с омерзительным мокрым шлепком раздавленного всмятку гравитацией тела.
От увиденного меня замутило и я поспешил отойти от окна, сев на край кровати, а потом посмотрел на родных, которые стояли посреди спальни в тех же позах, что и минуту назад.
А после весь жилой комплекс ожил множеством различных звуков, будто разбуженное осиное гнездо. Со всех сторон начало грохотать, разбиваться, трещать и ухать. Прогремело несколько ружейных выстрелов. То тут то там кричали люди. Визжали безумными голосами. Просили о помощи. Умоляли о спасении. Проклинали и матерились. И изредка слышались знакомые скрипящие и чавкающие вопли, по одному, а все чаще сливаясь в отвратительную и оглушающую какофонию из нескольких звериных глоток.
Не в силах больше терпеть этот адский шум, я, невзирая на жару, подошел к окну и все же крепко закрыл его, в попытке оградить себя от происходящего. И старательно занавесил шторы… А потом, уронив голову в пол, устало побрел в гостиную…
38,3
На следующее утро я проснулся с тяжелой головой. И с трудом разлепил глаза. Липкий и потный от духоты и жары в квартире. Без привычно работающего кондиционера и вентилятора. С тяжелой головой от похмелья, которое заработал, выпив прошлой ночью две бутылки красного испанского вина из запасов, в попытке отвлечься от того ада, который произошел вокруг нас.
Вино помогло, на определенное короткое время, притупить чувство страха и нарастающего отчаяния от нашего положения. Перестать нервно вслушиваться в очередной вопль или крик, раздающийся по двору нашего жилого комплекса. Мне даже удалось, на самом пике алкогольного опьянения, посмотреть на ситуацию с некой положительной стороны ребяческого куража. Почувствовать нездоровую эйфорию. Представив себя героем компьютерной игры, где я должен выжить в экстремальной среде постапокалипсиса, собирая и сохраняя ресурсы, обустраивая убежище, прокачивая умения и защищая семью.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Но стоило мне проспаться, а парам алкоголя выветриться, как мрак с новой силой обрушился на мое сознание. Словно большая, тяжелая и холодная плита опустилась на мою голову и спину, подавляя любую положительную эмоцию, нагнетая тревогу и ощущение безнадежности нашего положения.
«Мы не выживем… Мои попытки собрать припасы и подготовится, все эти идиотские бутыли с водой, фонарики и консервы – все чушь…. Это лишь оттянет неизбежный конец… Мы просто дольше помучаемся… и все…. Конец – один… Еда закончится. Или вода. И мы умрем от голода или жажды. Или мы уже заразились, подхватив споры через воздух из окна или вентиляции. Пройдет пара недель и все… Кто обратится первым? Я? Супруга? Дети? Пусть уж лучше мы обратимся одновременно и не станем нападать друг на друга. Черт… Ужас какой… Лучше уж, наверное, смерть…, чем обращение…» – думал я, поглаживая мягкие, влажные от духоты ножки девочек.
«Перестань хандрить…, выше нос!!!», ‑ остановил я поток своих негативных мыслей, «у тебя, в отличии от всех других, был год на подготовку. И ты сделал все, что мог. А теперь, в самый важный момент, нельзя расклеиваться. Нельзя сдаваться… И бухать надо перестать. От алкоголя утром один депрессняк. А ты должен быть сильным. Хватит валяться. Вставай и делай что‑нибудь!!!»
Эту ночь я спал на диване в гостиной, вместе с девочками, которые вповалку расположились рядом, такие же мокрые от пота и страдающие от жары, как и я. Я взглянул в сторону спальни, где на нашей двуспальной кровати спала супруга, лицом ко мне, даже во сне сжав губы и сморщив в напряжении лоб, прижав согнутые руки в локтях к ушам, словно пытаясь защититься от некой угрозы.
«Бедная женщина», ‑ подумал я, «мне, наверное, не понять, что приходиться переживать ей, с ее обостренным материнским инстинктом… А может быть этот инстинкт наоборот помогает ей не отчаиваться и держаться бодрячком….. Пусть спит, набирается сил…. По крайне мере, сон сейчас для всех нас – это единственное спасение. Возможность забыться и отключиться от ужасов окружающей реальности…»
Я освободил затекшую левую руку и посмотрел на экран электронных смарт‑часов на запястье. Все еще работающих от наполовину израсходованного аккумулятора. Которые через пару дней сядут. И тогда останется надеяться только на портативные солнечные панели с USB разъемами, которыми я запасся ранее.
Часы показывали начало второго дня. Так что на поверку я проснулся далеко не утром. Впрочем, никакого смысла соблюдать график, дисциплинировать режим сна и бодрствования уже не было. Какая разница, было ли утро, день, вечер или ночь. Торопиться нам все равно уже было некуда…
Я заставил себя подняться и сесть на диване. Тяжело и устало вздохнул, подождав несколько секунд, пока спазм в голове немного утихнет, прежде чем встать на ноги. Прислушался, стараясь различить отголоски вчерашних воплей, криков и стонов. Но в доме вокруг царила гробовая тишина. Словно все кто мог умереть – уже умерли. А те, которые должны были восстать – еще не восстали.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Собравшись силами, я прошел в ванную комнату и на автомате нажал на кнопку включения освещения. Который отозвался пустым щелчком, оставив внутренности ванной комнаты в прежнем полумраке.
– Аххх, да…, ‑ с огорчением выдохнул я, ругая себя за нерасторопность и неспособность быстрее привыкнуть к изменившимся обстоятельствам.
Потом я подошел к унитазу и опустошил мочевой пузырь. И снова по привычке нажал на кнопку слива воды из туалетного бачка в унитаз. Которая щелкнула холостым ходом и свободно провалилась внутрь.
