Останавливаться подробно на раскрытии первого основания нам не кажется нужным, потому что при изложении учения св. Иоанна о собственности мы видели, что отказ от подачи милостыни он считал видом хищничества. «Не уделять из своего имущества, — рассуждал святитель, — есть то же похищение... Итак, когда мы не подаем милостыни, то будем наказаны наравне с похитителями»[855]. На мысли же св. отца о сострадании и естественном чувстве любви к себе подобным, как побуждении творить милостыню, нужно остановиться более подробно.

Св. Иоанн очень определенно указывает, что заповедь Божия о милосердии вообще и о милостыне в частности не является чем-то внешним и чуждым для человека, но находит родной источник в нашем сердце, питаясь которым, становится внутренним нашим достоянием, а исполнение заповеди — сердечной потребностью. «Бог не только разуму предоставил, — говорит, например, св. Иоанн, — побуждать нас к милосердию, но во многих случаях самой природе нашей даровал власть преклонять нас к последнему. Так отцы и матери оказывают милосердие детям, а дети — родителям; и то бывает не только у людей, но и у всех бессловесных. Так брат оказывает милосердие брату, родственник — родственнику, ближний — ближнему, человек — человеку. Мы по самой природе имеем некоторую наклонность к милосердию. Потому-то мы и скорбим об обиженных, болезнуем, смотря на убиваемых, плачем при взгляде на плачущих. Бог весьма желает, чтобы мы исполняли дела милосердия, потому и повелел природе сильнее побуждать нас к ним, показывая тем, что Ему весьма любезно милосердие. Итак, помышляя об этом, пойдем сами и поведем детей и ближних наших в училище милосердия. Человек всего более должен учиться милосердию, потому что оно-то и делает его человеком. Велика вещь человек и дорогая муж, творяй милость[856]. Кто не имеет милосердия, тот перестает быть и человеком... И чему дивишься ты, что милосердие служит отличительным признаком человечества? Оно есть признак Божества. Будите милосерди, говорится, якоже Отец ваш. Итак, по всем этим причинам научимся быть милосердными... и не будем почитать даже жизнью время, проведенное без милосердия. Я говорю о милосердии, чуждом всякого любостяжания»[857]. И постоянно в своих беседах св. Иоанн оттеняет ту мысль, что милостыня должна быть «от сострадания»[858], являться выражением любви[859], а главное, в своих непрестанных побуждениях к милостыне св. отец всегда стремится подействовать на чувство слушателей, вызвать их сострадание к бедствующим. Достаточно вспомнить, как трогательно изображал св. Иоанн страдания Лазаря в притче Господа[860] или же бедствие современных святителю нищих, уполномоченным от лица которых называет себя сам проповедник[861], чтобы видеть веру святителя в отзывчивость сердца человека на вид страдания и нищеты. Поэтому же так горячо обличает св. Иоанн роскошь в жизни христиан, усматривая в ней прямое поругание естественного чувства сострадательной любви к ближним. «Когда ты увидишь нищего, — увещевает, например, св. отец, — то не отворачивайся от него, но тотчас подумай, каков был бы ты сам, если бы был на его месте, чего хотел бы ты получить ото всех? Разумевай, — говорит. — Представь, что и он свободен так же, как ты, имеет одинаковую с тобой благородную природу и все у него общее с тобой; и между тем его, который не хуже тебя, ты часто не равняешь даже со своими собаками; эти вполне насыщаются хлебом, а тот нередко засыпает голодным, так что свободный становится ниже твоих рабов»[862]. И какой не может быть достойно геенны все это, когда ты брата, который вместе с тобой сделался участником неизреченных благ и столько почтен от Владыки твоего, ввергаешь в бесчисленные бедствия, чтобы украсить камни, помост и бессловесных животных, не сознающих этого украшения? И собака у тебя на большом попечении, а человек или, лучше сказать, Христос ради собаки и всего сказанного осуждается на крайний голод. Что хуже такого безразличия? Что ужаснее такого беззакония? Сколько будет потребно огненных рек для такой души? Сотворенный по образу Божию стоит обесчещен вследствие твоего бесчеловечия, а головы мулов, везущих твою жену, сияют обильным золотом, а также покровы и деревянные принадлежности балдахина; если нужно сделать стул или подножие, все делается из золота и серебра; а тот, для кого Христос сошел с неба и пролил драгоценную Кровь, вследствие твоего корыстолюбия не имеет у себя самой необходимой пищи. Твои ложа отовсюду обложены серебром, а тела святых лишены и необходимого покрова... А ты, имея, кроме общей природы, еще тысячи побуждений быть в тесном союзе с собственными своими членами, именно — одарение разумом, участие в благочестии, общение в бесчисленных благах, сделался, однако, грубее бессловесных животных, обнаруживаешь большую заботу о вещах бесполезных и пренебрегаешь храмами Божиими, которые погибают от голода и наготы, даже часто сам подвергаешь их тысячам бедствий. Если ты поступаешь так из славолюбия, то подлежало бы тебе позаботиться о брате больше, чем о лошади. Ведь чем лучше пользующийся твоим благодеянием, тем прекраснее сплетается тебе венец за твое усердие; а теперь, поступая совершенно иначе, ты не чувствуешь, что вооружаешь против себя тысячи обвинителей»[863].

Не будем более подробно останавливаться на изложении взглядов св. Иоанна на общегуманные основания долга творить милостыню, так как эта сторона дела выступит яснее еще далее в изложении воззрений святителя на свойства милостыни. Теперь же обратимся к учению св. Иоанна о всеобщности долга творить милостыню.

Уже изложенное нами учение св. Иоанна Златоуста об основаниях долга творить милостыню и о побуждениях к ней заставляет предполагать, что св. отец усваивает долгу творить милостыню всеобщее значение. В самом деле, если заповедь творить милостыню есть заповедь Божия и, следовательно, выражение Божией воли[864]; если, далее, исполнение этой заповеди имеет такое значение в жизни христианина, что без милостыни нельзя войти в Царство Небесное[865]; то ясно, что долг творить милостыню есть долг общехристианский. Это одна сторона дела, и св. Иоанн со всей своей силой утверждает, что каждый должен и может творить милостыню. Но всеобщность этого долга в учении св. Иоанна имеет силу не только в отношении благотворящего, но и в отношении просящего, то есть св. Иоанн определенно и чрезвычайно выразительно, даже более того — поразительно ярко, подчеркивает долг давать всякому просящему, согласно заповеди Христа Спасителя: всякому просящему у тебя давай. Это, так сказать, другая сторона в понятии всеобщности долга творить милостыню, так же логически неизбежно вытекающая из основ учения святителя. Действительно, если заповедь Христа о помощи всякому просящему понимается св. отцом в буквальном смысле; если всякий нищий олицетворяется святителем с Христом нуждающимся; если, наконец, человек должен в деле милостыни прислушиваться к сострадательному голосу своего сердца, то ясно, что нужно давать всякому просящему. И св. отец не только утверждает это, но с удивительной смелостью мысли устраняет всевозможные возражения против такого понимания всеобщности долга давать всякому просящему.

Итак, прежде всего, каждый христианин обязан и может творить милостыню.

Когда св. Иоанн Златоуст постоянно проповедовал о милостыне, убеждал всех щедро благотворить, говорил о значении милостыни для спасения, то всегда мог у слушателей его возникнуть вопрос: какое же это отношение имеет к неимущим, к тем, которые сами вынуждены жить на выпрошенное подаяние? Как они могут спастись, если без милостыни нельзя войти в Царство Небесное, если нужно «купить небо», чтобы его наследовать? Проповедник нередко сам ставит эти вопросы и отвечает на них определенным указанием на то, что долг творить милостыню имеет всеобщее значение, что никакая бедность не может служить препятствием творить милостыню, и что ценность последней определяется не количеством жертвуемого, но настроением благотворителя, и даже денег вовсе не нужно для того, чтобы исполнить заповедь о милостыне. «Заповедь о милостыне, — говорит, например, св. отец, — относится не к богатым только, но и к бедным: когда бы кто питался, выпрашивая у других, и к нему относится эта заповедь, потому что нет, истинно нет ни одного такого бедняка, как бы он ни был беден, чтобы у него не нашлось две леп- ты[866]. Следовательно, можно и дающему из малого малое превзойти имеющих много и дающих мало, как и было с той вдовой. Величина милостыни измеряется не мерой подаваемого, но произволением и усердием подающих. Так везде нужно произволение, везде любовь к Богу. Если мы будем делать все по ее побуждению, то хотя бы мы давали немного, имея немного, Бог не отвратит лица Своего, но примет и малое, как великое и необыкновенное. Он смотрит на произволение, а не на то, что дается; если видит, что оно велико, то обращает на него свое решение и приговор и делает (подающих) участниками вечных благ»[867]. И с этой точки зрения св. Иоанн даже находит, что бедность предрасполагает к милостыне. «Если люди, — говорит он, — упоенные богатством, заграждают свой слух для моих слов, зато обратят на них внимание живущие в бедности. Но как, скажешь, идет это к бедным? Ведь у них нет ни золота, ни многих одежд? Но у них есть хлеб и холодная вода; есть две лепты и ноги, чтобы посетить больных; есть язык и слово, чтобы утешить несчастного; есть дом и кров, чтобы принять странника. Мы и не требуем от бедных столько-то и столько-то талантов золота, этого (требуем) только от богатых. Если же кто беден и придет к дверям других (бедняков), от того Господь наш не постыдится принять и лепту и даже скажет, что принял от него больше, чем от людей, которые подали много. Как многие из предстоящих здесь желали бы жить в то время, когда Христос во плоти пребывал на земле, чтобы быть с Ним под одним кровом и разделять с Ним трапезу! Теперь вот это возможно: мы можем пригласить Его на вечерю и вечерять с Ним даже с большей пользой. Из тех, которые тогда вечеряли с Ним, многие погибли, как-то: Иуда и другие подобные»[868]. «Много или мало, — говорит в другой беседе святитель, — оценивается не количеством подаваемого, а достатком подающего. Богатый пусть не думает о себе много, а бедный пусть не унывает, как подающий мало, потому что часто бедный подает и больше богатого. Вследствие бедности вам не следует считать себя несчастными, так как она дает нам возможность более удобно подавать милостыню, находит больше случаев делать добро. Он без труда идет в темницу, посещает больных, подает чашу холодной воды, а богач, надменный своим богатством, не допустит себя до этого. Итак, не сетуй на нищету, потому что нищета дает тебе большую возможность приобрести небо. Хотя бы ты и ничего не имел, но у тебя есть сострадательное сердце, и за это тебе готова награда. Потому Павел повелел плакать с плачущими[869]и с узниками обращаться так, как бы и мы были с ними в узах[870]. Иметь многих состраждущих доставляет некоторое утешение не только плачущим, но и находящимся в других затруднительных обстоятельствах; иногда одно слово может укрепить удрученного не меньше, чем деньги... Имеющий человеколюбивое и милосердное расположение, если есть у него деньги, раздаст их; если увидит кого-нибудь в несчастьях, станет плакать и проливать слезы; если встретит обижаемого, заступится; если найдет бедствующего, подаст ему руку. Имея сокровище благ — человеколюбивую и милосердную душу — он изольет из нее все нужное для братий и получит все уготованные Богом награды. А чтобы и нам достигнуть их, прежде всего, позаботимся сделать свое сердце кротким»[871]. Поэтому и все речи св. отца о «покупке неба» имеют, по существу, одинаковое значение и в отношении бедных. «Не за деньги продаются блага небесные, не деньгами покупают их, а свободным решением дающего деньги, любомудрием, возвышением над вещами житейскими, человеколюбием и милостыней. Если бы на серебро покупались, то жена, положившая две лепты, немного получила бы; но так как не серебро, а доброе намерение имело силу, то она, показав всю готовность, получила все... Деньги, однако ж, нужны, скажешь? Не деньги нужны, а решение. Имея это последнее, ты можешь и за две лепты купить небо, а без него и за тысячу золотых талантов не купишь того, что можешь купить за две лепты. Почему? Потому, что когда ты от многого дал меньше, то хотя сотворил милостыню, но не такую, какую вдова; ты подал не с таким усердием, с каким она; она сама себя лишила всего, или лучше — не лишила, а все себе даровала. Бог обещал Царство не за таланты золота, но за чашу студеной воды, за усердие, не за смерть, которая не есть что-нибудь великое, но за намерение»[872]. «Твердо знай, — поучает св. Иоанн, — что бедность не бывает препятствием милостыни. Хотя бы ты был тысячекратно беден, все же ты не бедней той, которая имела только горсть муки[873], и той, у которой было только две лепты, из которых та и другая, издержав все свое имение на бедных, удостоились дивной похвалы; и великая бедность не была препятствием столь великому человеколюбию, но милостыня, состоявшая из двух лепт, была так богата и значительна, что затмила всех богачей и богатством расположения, и избытком усердия превзошла тех, которые клали много статиров»[874]. «Есть у тебя обол? — спрашивает ободряюще бедняка святитель. — Купи небо, не потому, что небо дешево, но потому, что Господь человеколюбив. Нет у тебя и обола? Подай чашу холодной воды: иже аще напоит единого от малых сих чашей студеной воды ради Меня, не погубит мзды своея. Предметом купли и продажи — небо, а мы не заботимся. Дай хлеб и возьми рай, дай малое и возьми великое; дай смертное и возьми бессмертное; дай тленное и возьми нетленное»[875]. «Когда ты сидишь дома, приходит нищий, продающий рай, и говорит: дай хлеба и получи рай, дай подержанную одежду и получишь Небесное Царство; я не говорю тебе, сколько нужно дать, чтобы ты не медлил, ссылаясь на свои недостатки. За сколько хочешь, купи рай: дай хлеба; не имеешь хлеба, дай обол, дай чашу холодной воды; дай что хочешь, что имеешь, все принимаю, только купи рай... Не выгоды ищет продающий рай, а души сострадательной и благонамеренного сердца»[876]. И в этом случае св. отец настолько расширяет понятие милостыни, что поставляет возможность творить ее вне всякой зависимости от имения денег. «Милостыня же совершается не только деньгами, но и делами. Так, например, можно ходатайствовать, можно подать руку помощи; часто в делах ходатайство помогало даже больше денег. Итак, приведем в действие в настоящем случае все роды милостыни. Можешь деньгами? Не медли. Можешь ходатайством? Не говори, что у тебя нет денег; это ничего, и то значит весьма много, будь так расположен, как бы ты подавал деньги. Можешь услугой? Сделай и это. Например, ты врач по званию? Позаботься о больных, и это много значит. Можешь советом? Это гораздо важнее всего; совет тем лучше и выше всего, чем большую он приносит пользу: им ты избавляешь не от голода, но от лютой смерти. Им и апостолы были особенно богаты; поэтому раздачу денег они вверили низшим, а сами пребывали в служении слову[877]. Или думаешь ты, не велика будет милостыня, если душу, предающуюся унынию, находящуюся в крайней опасности, одержимую пламенем (страсти), можешь освободить от этой болезни? Например, ты видишь друга, одержимого сребролюбием? Окажи милость этому человеку. Он хочет удавиться? Угаси пламень его. А что, если он не послушается? Ты делай свое дело и не ленись. Видишь его связанного узами (сребролюбие ведь — поистине узы), прийди к нему, посети его, утешь, постарайся освободить от уз. Если он не согласится, сам будет виноват. Видишь нагого и странника (поистине наг и странник для небес не пекущийся о добродетельной жизни), возьми его в дом свой, одень в одежды добродетели, сделай гражданином неба»[878]. И вообще св. Иоанн постоянно настаивает, что ценность милостыни измеряется не количеством подаваемого, так что все должны благотворить, причем особенно любит останавливаться подробно на примере вдовы евангельской и ветхозаветной из Сарепты Сидонской[879].

1 ... 57 58 59 60 61 62 63 64 65 ... 90

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Учение древней Церкви о собственности и милостыне - Василий Экземплярский бесплатно.

Похожие на Учение древней Церкви о собственности и милостыне - Василий Экземплярский книги

Религия и культура - Жак Маритен - Религиоведение
Апостол дня. Толкования на Апостольские чтения церковного года - Ольга Голосова - Религиоведение
Эссе о развитии христианского вероучения - Джон Генри Ньюмен - История / Религиоведение / Периодические издания / Религия: христианство
К уяснению смысла надписи над конхой центральной апсиды Софии Киевской - Сергей Аверинцев - Религиоведение
Церковная жизнь русской эмиграции на Дальнем Востоке в 1920–1931 гг. На материалах Харбинской епархии - Светлана Баконина - Религиоведение
Что играет мной? Страсти и борьба с ними в современном мире - Галина Калинина - Религиоведение
Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х – 1918 гг.) - Сергей Фирсов - Религиоведение
Апология церковной веры - Тимофей Алферов - Религиоведение / Прочая религиозная литература
Обновленческое движение Русской Православной Церкви в 20–40-е гг. XX в. (на материалах Ставрополья и Терека) - Александр Пантюхин - Религиоведение
Обновленческое движение Русской Православной Церкви в 20–40-е гг. XX в. (на материалах Ставрополья и Терека) - Александр М. Пантюхин - Религиоведение / Прочая религиозная литература

Оставить комментарий