— Гил, что это значит? Откуда у тебя вдруг появился брат? — тут же набросилась на Гилберта с расспросами Эржебет.
— Да я и сам толком не знаю. — Он развел руками. — Я вернулся с войны против Дании, где отвоевал несколько исконно немецких территорий, и тогда нашел его в своей комнате. Он совсем ничего не знал ни о мире, ни о себе, только твердил, что его зовут Людвиг и он воплощение Германских земель. Я подумал, что он неспроста попал ко мне. Ведь я планирую объединить все разрозненные немецкие княжества, воссоздать единую Империю. Поэтому я решил, пусть Людвиг будет моим братом.
— Странно все это. — Эржебет прижала палец к губам. — Кого-то мне этот мальчик напоминает… И имя… Людвиг. Я его где-то уже слышала… Точно! Так звали воспитанника Родериха. Он был воплощением Священной Римской Империи.
— Припоминаю. — Гилберт нахмурился. — Видел этого парнишку пару раз мельком с Родди. И ведь действительно, он был очень похож на Людвига.
— Помнишь, что с ним стало?
— Он исчез, — глухо произнес Гилберт.
— Даже раньше, чем официально объявили о его смерти. — Эржебет кивнула, чувствуя, как по внутренностям пробегает холодок.
Тогда она впервые в жизни столкнулась с гибелью страны. Это испугало, натолкнуло на мысль о том, что все они не вечны и рано или поздно уйдут в небытие. Хотя мертвого тела Людвига никто не видел, даже его воспитатель Родерих. Однажды мальчик просто пропал и все. Уже много позже люди объявили о превращении Священной Римской Империи в Германский Союз. Аличе потом долго навзрыд плакала, заперевшись в своей комнате, а Эржебет стояла под дверью и не знала, как ее утешить. Девочка была очень близка с немногословным и замкнутым Людвигом, и Эржебет показалось, что его смерть что-то изменила в обычно легкомысленной Аличе, сделала ее старше.
— Выходит, что он… переродился? — Голос Эржебет дрогнул от волнения.
— Скорее всего. — Гилберт медленно кивнул. — Иначе как объяснить такую внешнюю схожесть. Да и одинаковые имена…
— Надо обязательно рассказать об этом Аличе. — Эржебет обращалась скорее к себе, чем к нему. — Она будет счастлива, что Людвиг жив, они ведь были лучшими друзьями…
— А если мой Людвиг все же не тот Людвиг? — Гилберт взъерошил волосы и выругался сквозь зубы. — Черт, голова пухнет от разных догадок!
— Думаю, все же версия о перерождении правильная… Да уж… В такие моменты невольно задумаешься: откуда мы вообще взялись… Вот ты, например, Гил. Какое у тебя первое воспоминание? Ты помнишь своего предка? — Эржебет пытливо взглянула на Гилберта.
Тот сосредоточенно свел брови.
— Я помню деда, но очень смутно. Он покинул Святую Землю вскоре после моего кхм… рождения? Создания? В общем, меня растили уже люди, но я точно знаю, что появился на свет именно в Палестине. А ты, Лизхен?
— Я очень хорошо помню дедушку Угра. — Губы Эржебет тронула легкая улыбка, когда перед ее мысленным взором встал образ предка ее народа.
— Он долго заботился обо мне и моих братьях. А потом, когда наша земли стали атаковать враги, он отправил нас искать новое место для жизни… С Тино и Эдом мы расстались, когда добрались до Европы. С тех пор почти и не виделись. Мы все сильно изменились, и я уже не думаю, что мы семья…
— Постой, Лизхен, — вдруг прервал ее Гилберт. — Тино и Эд… Это ведь Вяйнемяйнен и фон Бок… Ты хочешь сказать, они твои братья? Серьезно? Но вы же совершенно не похожи!
— Я же говорю, мы сильно изменились со временем, — хмыкнула Эржебет. — К тому же твой новоявленный брат тоже на тебя ни капли не похож.
— В общем-то, да. — Гилберт усмехнулся, потирая затылок. — А твой дедушка? Что с ним стало? Ты получала от него вести?
— Не знаю. Он остался на нашей родине… Думаю, он давно умер. — Эржебет взглянула в окно, но плывущие по небу облака, похоже на кусочки ваты, на ветку клена с ярко-зелеными листьями, через которые просвечивает солнце.
— Я часто думаю, как умирает страна, — тихо обронила она. — Что будет с нами после смерти? Люди верят в Бога, в Ад и в Рай. Но мне почему-то все больше кажется, что это лишь самообман. И по другую сторону нас всех ждет лишь пустота…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Тяжелая, сильная рука опустилась ей на плечо. Гилберт чуть надавил, мягко, но настойчиво заставляя Эржебет повернуться к нему лицом.
— Знаешь, в чем твоя проблема, Лизхен? — Он улыбнулся.
— В чем? — недоуменно спросила она.
— В том, что ты иногда слишком много думаешь. И всеми этими раздумьями только портишь себе настроение. Умрем мы или нет, кто знает. Но сейчас-то мы живы! И надо наслаждаться каждому минутой жизни, а не тратить ее на пустые переживания.
Эржебет тут же ощутила, как исчезает горький осадок в душе. Ей даже показалось, что солнце за окном засияло ярче. Все-таки Гилберт как никто умел ее взбодрить, поддержать. Казалось бы, такой легкомысленный Гилберт часто говорил удивительно мудрые вещи, вот как сейчас. И Эржебет в которой раз убеждалась, что он только прикидывается недалеким чурбаном.
— Возможно, ты прав. — Она усмехнулась.
— Возможно? Конечно, я прав! — Он сверкнул идеально белыми зубами. — Великий всегда прав.
— К вопросу о том, откуда берутся страны… Я все гадаю, в кого ты уродился таким высокомерным засранцем, — поддела его Эржебет.
— Я пошел сам в себя, ибо я единственный и неповторимый! — Гилберт подбоченился.
— Очень надеюсь, что ты не заразишь своего брата манией величия. — Она фыркнула.
— Кстати, о нем… — Гилберт взглянул на Эржебет как-то робко. — Ты не поможешь мне с ним? В смысле с воспитанием. Я же в детях ни черта не смыслю, иногда он выдает такое, что я даже не знаю, как реагировать. А приглашать всяких нянек, камеристок, учителей я не хочу. Еще испортят мальчишку…
— Я, конечно, помогу, но смыслю в детях не больше твоего. — Эржебет пожала плечами.
— Не скажи… Ты с малявкой Аличе всегда отлично ладила, а меня она боялась и все время ревела, стоило мне что не так сказать. — Гилберт кривовато улыбнулся.
— Просто ты все время корчил страшные рожи, вот бедняжка и пугалась.
В ответ Гилберт что-то проворчал об излишне впечатлительных барышнях.
— Пошли к Люцу, а то ему там скучно, — уже громче произнес он.
В детской Людвиг сидел на ковре, играя с солдатиками. Эржебет сразу отметила, как хорошо обставлена комната и, самое главное, сколько в ней разнообразных красивых и явно дорогих игрушек. Лошадка-качалка, барабан, маленькая сабля и даже модель средневекового замка. И это не считая разной мелочи вроде тех же солдатиков, которые, кстати, были не просто деревянными кое-как раскрашенными болванчиками, а представляли собой искусно сделанные фигурки воинов разных эпох. Тут были и рыцари (Тевтонского Ордена, конечно же), и солдаты прусской армии в различных мундирах с золочеными эполетами и орденами. В общем, Гилберт явно постарался, чтобы у его брата все было только самым лучшим. Он всегда был очень щедр с теми, кто был ему дорог. Глядя на игрушки маленького Людвига, Эржебет невольно вспомнила все свои многочисленные подарки от Гилберта. «Хочешь этого породистого жеребца, Лизхен? Легко!». «А вот тебе новая сабля из лучшей стали!». Драгоценности, наряды, просто маленькие сувениры — он разбрасывался подарками. Часто это вручалось с наигранно высокомерным замечанием, что ей следует благодарить Великого. Но она-то видела, как за напыщенностью он пытается скрыть смущение, как отводит взгляд, как едва заметно краснеют его щеки. И сильнее всего в память Эржебет врезалась небрежно брошенная Гилбертом фраза: «Это крыло дворца я построил, чтобы мы могли спокойно встречаться и нам никто не мешал…».
«Может, и не нужно требовать от него никаких слов. — Промелькнула в голове мысль. — Разве все, что он делает, не показывает любовь?»
Заметив Гилберта и Эржебет, Людвиг тут же вскочил с пола, собрался побежать к ним, но потом спохватился, постарался подойти чинно и спокойно.
— Брат, ты мне расскажешь подробнее о сражениях с литовскими язычниками? Мы с Великим Магистром, — при этих словах взрослым была не без гордости продемонстрирована фигурка рыцаря в белом плаще с черным крестом, — никак не можем победить их злого вождя.
