— А я какое к вашим делам имею отношение? — всплеснул короткими ручонками японский консул.
— Вы будете вызваны в трибунал в качестве свидетеля.
— Но как примет это наше правительство? И что подумает обо мне наш божественный микадо?
— Это их частное дело! — отрубил Суханов.
— А если мы сегодня же вернем эти деньги Владивостокскому Совету? — растерянно проговорил Кикучи.
— Если вернете, то вызывать вас в суд не станем, — ответил председатель Совета. — Так что решайте. И как можно быстрее.
— Я уже принял решение. Сегодня мы возвращаем вам ваши пятнадцать миллионов. Присылайте ваших банковских чиновников.
— С ними вместе будет находиться комиссар из исполкома Совета, — сказал Суханов и учтиво поклонился японскому консулу, дав понять, что задерживаться более не намерен.
5
Рано утром военный транспорт «Магнит» поднял якорь, снялся со швартовых и взял курс на выход из Золотого Рога.
В Японском море было спокойно, как бывает иногда в начале лета. И лишь плотные завесы молочно-белого тумана, которые приносило ветром откуда-то со стороны холодного течения Куросио, мешали благополучно начавшемуся плаванию. Не раз на транспорт наваливался такой плотный туман, что приходилось стопорить ход и ложиться в дрейф.
На ходовом мостике посменную вахту исправно несли штурман Дудников, заступавший обычно утром на вахту, сам командир, Николай Павлович Авилов и Соловьев.
В кают-компании им редко удавалось сойтись всем вместе. Но если такое случалось, то разговоры велись чисто деловые, служебные, касавшиеся плавания, очень сдержанные и лаконичные.
Авилову казалось, что со временем натянутость исчезнет и отношения между всеми, кто находится в командирской кают-компании, станут товарищескими. Яхонтов полагал, что нет необходимой доверительности из-за того, что его помощник никак не может привыкнуть к своему новому положению, но со временем все образуется.
Все на корабле, казалось, выглядело благополучно. Исправно несли вахту палубные матросы. Надежно действовала судовая радиостанция. Дежурный радист Иголкин поддерживал постоянную радиосвязь со штабом флотилии. Уверенно билось сердце «Магнита» — его котлы и главные машины работали безотказно.
Корабль малым ходом прошел через узкий Татарский пролив. Впереди простирались безбрежные океанские просторы.
Красный флаг реял на мачте военного транспорта. Свинцовые волны океана впервые видели краснознаменный корабль. Две стомиллиметровые пушки и четыре крупнокалиберных пулемета на палубе «Магнита» были грозным оружием для любого судна-хищника, промышлявшего морского зверя в чужих территориальных водах.
6
…Поздно ночью, сдав вахту на ходовом мостике Николаю Павловичу Авилову, Соловьев спустился на жилую палубу. При свете синей ночной электрической лампочки разыскал в конце коридора каюту боцмана Ужова. Наступил самый глухой час. Кроме вахтенных, все на корабле отдыхали. Боцман спал лишь вполглаза.
— Веди меня туда, — приказал ему Соловьев.
Они прошли через шкиперскую кладовую и очутились в маленькой каюте. Потайная дверь скрывала укромное, совсем крохотное помещение. Соловьев заглянул туда и увидел лежавшего на подвесной койке Эразмуса.
— Наконец-то, — приподнялся на локте мичман. — А я-то думал — совсем обо мне забыли…
— Не было подходящего момента, чтобы заглянуть… С чем тебя направил сюда консул?
— С пакетом для мистера Гренвилла, которого мы обязаны разыскать на зверобойной шхуне «Адмирал Коллингвуд», — доложил Эразмус.
— Покажи мне этот пакет.
— Вот он, — Эразмус достал из тайника в плаще письмо в тонком конверте с пятью сургучными печатями. — Текст закодирован личным шифром господина консула.
— Задал же нам загадку этот иностранный господин в накрахмаленной манишке, — протянул Соловьев.
— Я лично рад, что с его помощью сбежал от ищеек угрозыска. Встретим шхуну этого Голдвина, и переберусь к нему… Не сладко мне в этой каморке.
— Но лучше, чем быть поставленным к стенке.
— Это верно, Арсений Антонович.
— Как ты попал к мистеру Колдуэллу? — заинтересовался Соловьев.
— Один америкашка, видать из миссионеров, свел меня с консулом, — ответил Эразмус.
— И что же? Ты в самом деле грабил в этом «Версале»?
— Пришлось, Арсений Антонович.
— Не следовало русскому офицеру идти на такое!
— Что мне оставалось делать?
Они помолчали с минуту.
— А меня с этим мистером Колдуэллом свела судьба на пароходе «Хозон-Мару», когда возвращался из Гонконга в Россию, — признался Соловьев.
— Вы огорчены, Арсений Антонович, что сотрудничаете с мистером Колдуэллом? — удивился Эразмус.
— Представьте себе, Евгений Оттович, не только огорчен, но стал меньше уважать себя оттого, что согласился оказать ему в свое время кое-какие услуги, — в задумчивости произнес Соловьев. — Ведь мы с тобой в той большой игре, которую затевает Колдуэлл под прикрытием консульского совета, лишь мелкая разменная монета.
— Почему вы так считаете?
— Во Владивостоке и во всем Приморье возникли и продолжают возникать подпольные офицерские организации, — начал Соловьев. — В настоящий момент происходит консолидация всех антибольшевистских сил. Мистер Колдуэлл через своих агентов осуществляет тайную связь между различными группами и в конечном счете, когда начнется мятеж, станет загребать жар нашими руками.
— Но я дал слово мистеру Колдуэллу, что исполню его поручение и доставлю на шхуну капитану Голдвину этот пакет. — Эразмус спустил на палубу ноги, уселся поудобнее на подвесной койке.
Снаружи доносились тяжкие вздохи океанских волн. Корпус военного транспорта стонал и вибрировал, борясь с океаном. Временами жилая палуба проваливалась куда-то вниз, потом могучая сила подхватывала ее вместе с кораблем и подталкивала вверх.
— Но ни вы, ни я не знаем, что в этом пакете, — заметил Соловьев. — Я могу только догадываться, о чем пишет консул мистеру Гренвиллу… Кстати, Евгений Оттович, что просил передать Колдуэлл мне на словах?
— Он просил передать, чтобы «Магнит» не возвращался во Владивосток до тех пор, пока не падет комиссаровластие. А всех большевиков, которые прижились на военном транспорте, — за борт!
— Наступит время, и комиссары окажутся за бортом, — заверил Соловьев. — Как только прозвучит сигнал и начнется смута во Владивостоке, мы выступим и захватим в свои руки корабль.
— Как вы узнаете, что в Приморье началось выступление против большевистских правителей?
