«Ради чего?» — спрашивал я.
«Вы наш друг, и мы ничего не хотим скрывать от вас, — отвечали они. — Мы хотим как можно скорее вырваться отсюда, потому что научились здесь большому искусству, которое нам не терпится испытать на практике. Пока что это просто теоретические познания, для практики нам нужно жить в обществе».
Когда я учился в университете, у нас один студент совершил убийство, и его посадили в тюрьму. Спустя много лет, когда я уже сам преподавал в университете, губернатор штата, мой приятель, попросил меня каждое воскресенье ездить в центральную тюрьму штата и разговаривать с заключенными, чтобы помочь им медитировать. Там я и встретил того студента, который кого-то убил. Он пытался скрыться в толпе других заключенных, но я выудил его из скопления людей.
Начальник попытался остановить меня. «Это опасные люди, — предупредил он. — Вам не следует приближаться к ним».
«Может быть, для вас они и опасны, — ответил я. — Но только не для меня. Я никому не причинил никакого вреда». Я схватил студента за рукав и сказал: «Зачем ты убегаешь? Я приехал специально для тебя. Когда губернатор попросил меня приезжать в эту тюрьму, я подумал лишь о том, что смогу еще раз увидеть тебя».
«Мне было стыдно, — вздохнул он. — Я предал нашу дружбу. Я не сожалею о том, что убил того негодяя, он заслужил такую участь. Но мне стыдно, что я предал нашу дружбу».
«Ерунда, — ответил я. — Ты никого не предал. Я люблю тебя так же, как и прежде, даже еще больше, потому что ты прошел суровое испытание».
Я посещал ту тюрьму каждое воскресенье, и через шесть или семь недель начальник сказал мне: «В том, человеке, которого вы посещаете прежде, чем говорить с другими, произошла странная перемена. Раньше он был здесь самым опасным человеком. От постоянно бузил, ссорился и дрался с другими заключенными. Но с тех пор как вы стали приходить к нам, он изменился. Он медитирует. Другие заключенные медитируют, лишь когда вы приходите, по воскресеньям, а он предается медитации каждый день».
Через год этот человек совершенно преобразился. Начальник тюрьмы рекомендовал его к досрочному освобождению, а ведь его приговорили к пожизненному заключению.
«Я рекомендовал вашего знакомого к досрочному освобождению, — сказал мне начальник. — Если вы замолвите на него слово у губернатора, то очень поможете ему. В ином случае никто никогда не поверит в то, что можно отпустить на свободу человека, которого приговорили к пожизненному заключению. Он уже отсидел шесть или семь лет, но это же пустяк».
Я сказал губернатору о том, что мой друг сидит в тюрьме, и поведал ему все историю. «Начальник тюрьмы хочет, чтобы его отпустили, — акцентировал я. — Мне бы очень хотелось, чтобы этого человека отпустили, потому что тогда другие заключенные обретут надежду и вдохновение. Вам он понравится. Весь год он медитировал. Он делал это в каждую свободную минуту».
Моего друга отпустили, и я спросил его: «Какие переживания были у тебя во время медитации?»
«Теперь мне кажется, что я убил того человека не зря, иначе я не смог бы так сблизится с тобой, — поделился он. — Во время я обретал гармонию с тобой, слышал биение твоего сердца. Удивительно, но медитации преобразили всю мою энергию. Насилие превратилось в любовь, а гнев стал состраданием. Мне даже не было дела до того, что всю жизнь мне придется провести в тюрьме. Вообще-то, я наслаждался отсутствием беспокойства и ответственности. Мне нужно было всю жизнь только работать и медитировать. Я читал твои книги, медитировал и постепенно вокруг меня сформировалась группа созерцателей. Мы читали вместе, обсуждали разные темы. А за воротами тюрьмы мне несколько не по себе, потому что за один год тюрьма стала для меня почти храмом. А здесь я вижу лишь отвратительную мирскую суету, которую когда-то оставил позади».
Любовь обладает химической способностью преображать энергию людей. Она меняет человека, которого вы любите, причем мгновенно.
Разве у бедного человека могут быть моральные устои? Жизнь сдавливает его со всех сторон и душит его, поэтому он вынужден распрощаться с мечтой о благородном характере. И тем не менее, политики неустанно галдят о том, что бедность не удастся уничтожить до тех пор, пока не устранят коррупцию.
Но это все равно что ставить телегу впереди лошади. Поэтому я предлагаю перестать разглагольствовать о нравственности и ее отсутствии в настоящее время и направить все свои силы на искоренение бедности. Когда бедности больше не будет, коррупция исчезнет сама собой. Сначала нужно победить бедность. Она не исчезнет от воспитания, характера, потому что уже только от бедности никакая мораль не устоит. Но если устранить бедность и нищету, тогда в народе повысится моральный уровень.
Недавно ко мне пришел судья. Между прочим, он сказал мне, что он не берет взятки. Я спросил его, до какой суммы он не берет. Судья остолбенел и пробормотал, что он не понимает меня. Я пояснил: «Вы возьмете взятку, если я дам вам пять рупий?»
«О чем вы говорите? — поморщился он. — Никогда!»
«А если я дам вам пятьдесят рупий?» — поинтересовался я.
Судья снова решительно отказался. «А если я предложу вам пятьсот рупий?» — продолжил я.
Он снова отказался, но на этот раз мягче и не очень убедительно. Когда же я поднял сумму до пяти тысяч рупий, судья спросил, для чего я веду все эти расспросы, он уже не ответил отказом. А когда я поднял сумму до пятисот тысяч рупий, он сказал, что подумает о нашем разговоре.
Что означает слабый характер? У вас сильный характер, если отказываетесь от взятки в пять рупий. Но если вы принимаете взятку пятьсот тысяч рупий, то вас можно назвать абсолютно бесхарактерным? Нет, у каждого человека есть свой личный предел.
Я знаю профессиональных свидетелей. Я жил в городе, в котором располагался высший суд штата. Сначала я решил, что один такой человек был работником суда. «Кем вы работаете? — спросил я его. — Я часто вижу вас у суда».
«Ничем, — ответил он. — Я профессиональный свидетель».
«Я вас не совсем понял» — ответил я.
«Вы не знаете профессиональных свидетелей? — удивился он. — Я даю свидетельские показания. У здания суда я нахожу клиента, которому нужен свидетель. Он совершил преступление, а я даю ему алиби».
«Но вы, по всей видимости, даете клятву...», — начал было я.
Тут он расхохотался и сказал: «Я уже так много раз клялся, что для меня обессмыслились все клятвы мира. Даже судьи знают меня, не говоря уже о преступниках и их адвокатах. Когда адвокаты понимают, что им будет трудно уберечь своего клиента от тюрьмы, они прибегают к моей помощи. Я свидетельствую о чем угодно. За десять лет я стал профессионалом и зарабатываю больше адвокатов».
Нет смысла клясться. Кому нужна какая-то книга, если вам доступны научные инструменты, которые дают абсолютно точные данные? Можно изобрести и более сложные механизмы. Человека можно загипнотизировать, и тогда он уже не сможет лгать. Ему придется сказать правду.
Я гостил в Калькутте в доме главного судьи высшего суда. Его жена сказала мне: «Мой муж слушает только вас. Скажите ему, что хотя бы дома он не должен вести себя как главный судья высшего суда. Даже в постели он ведет себя соответственно своей должности. Стоит ему войти в дом, и дети перестают играть. Все домочадцы делают вид, будто занимаются серьезными делами. А как только он уходит из дома, нам кажется, что с наших плеч спал тяжкий груз, все радуются и веселятся. Это очень плохо, так не следует вести себя. Но он умеет только приказывать и требовать послушания».
В тот же вечер я сказал главному судье: «Вы забыли о том, что вы тоже человек, что вы можете любить женщину. Главный судья не имеет никакого отношения к женщинам. Главный судья не принимает в расчет какую-то любовь. Вы забыли о том, что у вас есть дети. Главный судья никак не сочетается с детьми. Судейство это всего лишь ваше ремесло. Но вы забыли о себе. Когда вы приходите из суда, вы должны оставить все свои дела там. Приходите домой как человек. Наверно, вы не знаете, что вся ваша семья страдает. Они радуются, когда вас нет дома. А когда вы возвращаетесь, они дрожат от страха. Вас такое поведение не красит».
«Но я никогда не думал об этом, — смутился он. — Никто не сделал мне даже намека. Возможно, вы правы».
Он сразу же пошел к семье и извинился перед женой, детьми и слугами. «С завтрашнего дня я буду просто человеком. Дом это не часть высшего суда, я просто заигрался. Я стал так жестко отождествлять себя со своей профессией, что потерял в ней самого себя. Я измучил вас всех, а вместе вами и самого себя. Я думал, почему мои дети не любят меня, почему жена холодна со мной, почему у всех слуг затравленный вид. Я никак не мог понять, почему моя семья молчит, почему слуги, которые прежде в минуты отдыха играли в карты, вдруг вскакивали и непрерывно где-то хлопотали. Теперь я понимаю, что все это было из-за меня».
