Я вспоминаю эпизод из сериала «Звездный путь» (кажется, это был сезон «Следующее поколение»), где бизнесмен из XX века каким-то образом занесен на космический корабль под названием «Энтерпрайз». Члены экипажа шокированы его интересом к прибыли, покупкам и продажам. Они сообщают ему, что в их время никто уже не покупает и не продает товары, их более чем достаточно для удовлетворения всех членов общества. А теперь представьте себе будущее, в котором при помощи нанотехнологий восстанавливается изношенная одежда и дома строятся, по сути дела, бесплатно. Возможно, что продовольствие будет в таком изобилии, что перестанет быть экономическим благом. А как насчет звездолетов? Сможет ли каждый желающий получить себе один бесплатно? Как насчет земельного участка с домиком на океанском побережье в Калифорнии? А если вы захотите владеть своей планетой? До тех пор, пока люди не станут всесильны и бессмертны, человеческие желания будут превосходить средства, необходимые для их достижения.
Экономическая наука не считает, что желания потребителей чисты или добродетельны. Она показывает, что рыночный процесс — единственный способ для приблизительного соизмерения желаний. При любых других системах предпринимается попытка навязать ценности правителя подданным. Те, кто планируют что-то навязать, очень высоко ценят свои суждения и слишком низко — суждения всех остальных. Если перефразировать Джоржа Шэкла, тот, кто планирует за других — больше, чем просто человек, а те, за кого планируют — меньше.
Описывая тех, кто стремится силой навязать свои оценки всем остальным согражданам, Мизес говорит: «[Ими] движет комплекс диктатора. Они хотят обращаться со своими согражданами так же, как инженер с материалами, из которых он строит дома, мосты и машины. Они хотят заменить деятельность своих сограждан «социальным инжинирингом», а планы всех остальных людей своим уникальным, всеобъемлющим планом. Они видят себя в роли диктатора — дуче, фюрера, производственного царя, в руках которого все остальные человеческие особи лишь пешки. Ссылаясь на общество как действующую силу, они имеют в виду себя. Говоря, что доминирующую сегодня анархию индивидуализма должны сменить сознательные действия общества, они имеют в виду свое собственное сознание, а не чье-то еще» (The Ultimate Foundations of Economic Science).
ПРИЛОЖЕНИЕ А. Краткая история австрийской школы
Истоки австрийской экономической школы можно проследить по крайней мере до XV столетия, когда последователи св. Фомы Аквинского, работавшие в университете испанского города Саламанка, пытались объяснить, каким образом индивидуальная человеческая деятельность создает общественный порядок.
Поздние схоласты (как их называют в истории мысли) выявили существование экономических законов. В течение нескольких поколений они открыли и объяснили законы спроса и предложения, причину инфляции, формирование курсов валют и субъективный характер экономической ценности. В том числе и за эти открытия Иозеф Шумпетер назвал их первыми настоящими экономистами.
Поздние схоласты выступали за права собственности и свободу контрактов и торговли. Они превозносили вклад торговли и промышленности в развитие общества и выступали против большинства налогов, регулирования цен и всяческих ограничений, мешающих развитию предпринимательства. Будучи теологами, они требовали от правительства подчинения этическому осуждению кражи и убийства.
Ричард Кантильон, получивший образование в духе схоластической традиции, в 1730 году написал первый общий экономический трактат. Родившись в Ирландии, позже он переехал во Францию. Кантильон относился к экономической теории как самостоятельному предмету научного исследования и объяснял процесс образования цен с помощью метода мысленных экспериментов. Он рассматривал рынок как предпринимательский процесс. Позднее австрийская школа приняла его теорию возникновения денег: деньги появляются в экономике постепенно, разрывая относительные цены между товарами. Мало-помалу все цены в экономике становятся денежными ценами.
Следующим после Кантильона видным предшественником австрийской школы стал Анн Робер Жак Тюрго, французский аристократ, бывший в течение нескольких лет министром финансов Франции. Пусть и немногочисленные, его экономические труды отличаются большой глубиной. В работе «Ценность и деньги» он обсуждал происхождение денег и отражение ранжирования индивидом субъективных предпочтений в экономическом выборе. Тюрго предложил решение знаменитого парадокса ценности бриллиантов и воды, который впоследствии поставил в тупик экономистов классической школы, сформулировал закон убывающей отдачи и критиковал законы о ростовщичестве. Он поддерживал либеральный подход к экономической политике и рекомендовал отменить все особые привилегии, предоставленные отраслям, связанным с правительством. За два столетия до Хайека Тюрго обратил внимание на важность «особых обстоятельств времени и места»: «Нет нужды доказывать, что каждый индивид является единственным компетентным судьей, который может оценить наиболее выгодный способ использования своей земли и труда. Лишь он обладает конкретным знанием, без которого даже самый просвещенный человек лишь будет гадать вслепую. Он учится путем постоянных попыток, приобретений и потерь, благодаря чему обретает понимание, более оригинальное, чем теоретическое знание нейтрального наблюдателя, поскольку оно стимулируется желанием» (цитата Тюрго из книги Мюррея Ротбарда Economic Thought Before Adam Smith).
Тюрго был интеллектуальным отцом блистательной плеяды великих французских экономистов XVIII—XIX веков, и прежде всего Жана-Батиста Сэя и Фредерика Бастиа.
Сэй был первым экономистом, глубоко размышлявшим над экономическим методом. Он считал, что экономическая наука должна не накапливать горы данных, а, скорее, объяснять универсальные компоненты обстоятельств, в которые поставлен человек, — например, тот факт, что желания беспредельны, а средства для их удовлетворения ограничены, — и выводить логические следствия из данных принципов. Сэй разработал основанную на производительности теорию образования цен на ресурсы и объяснил роль капитала в разделении труда. Он сформулировал знаменитый закон, названный впоследствии его именем: длительное перепроизводство или недостаточное потребление невозможно, если рыночному процессу не препятствуют искусственные ограничения.
Бастиа, влиятельный экономический журналист, утверждал, что нематериальными услугами управляют те же самые экономические законы, которым подчиняются материальные товары. В одной из своих многочисленных экономических аллегорий, которой позже весьма эффектно воспользовался Генри Хэзлит, Бастиа разъяснил «заблуждение разбитого окна». Он считал, что основное отличие плохих экономистов от хороших заключается в том, что плохие экономисты рассматривают лишь то, «что видно», например тот факт, что если разбивается окно, то появляется работа для стекольщика. Хорошие экономисты смотрят шире, обращая внимание и на то, «что не видно»: человек, оплачивающий ремонт окна, мог бы потратить эти деньги с большей пользой для себя, если бы ему не пришлось вставлять новое стекло. Человеческая деятельность протекает во времени, и промежуток между началом действия и появлением видимого эффекта часто весьма значителен. Если мы хотим трансформировать социальные отношения, недостаточно рассматривать только немедленный результат реформ; необходимо прослеживать их отдаленные последствия.
Несмотря на теоретические достижения протоавстрийской традиции, в конце XVII — начале XIX века доминирующие позиции в экономической науке заняла британская школа. Британская традиция (базировавшаяся на трудовой теории ценности и объективных издержках) в конечном счете привела к появлению марксистской доктрины о капиталистической эксплуатации.
Первый за многие годы серьезный удар по доминировавшей британской традиции нанес опубликованный в 1871 году труд Карла Менгера «Основания политической экономии». Менгер, основатель австрийской школы, возродил схоластическо-французский подход к экономической науке, положив в ее фундамент субъективные оценки индивидов, а не объективные свойства товаров или труда.
В произведениях Менгера и его современников Леона Вальраса и Уильяма Стэнли Джевонса впервые была разработана теория предельной полезности. Кроме того, Менгер показал, как на свободном рынке появляются деньги, когда люди хотят иметь наиболее ходкий (или, как сказали бы в наше время, ликвидный) товар не для потребления, а для выменивания других товаров.
Книга Менгера стала фундаментом «маржиналистской революции» в экономической науке. Когда Мизес сказал, что она «сделала его экономистом», он имел в виду не только менгеровскую теорию денег и цен, но и его подход к данной дисциплине. Менгер, подобно своим предшественникам по традиции, придерживался принципа методологического индивидуализма, рассматривая экономическую теорию как науку об индивидуальном выборе. Его книга «Исследование о методах социальных наук» вышла спустя двенадцать лет после «Основ». Он полемизировал с немецкой исторической школой, отвергавшей теоретизирование и считавшей, что истинной сферой экономической науки является накопление исторических данных об экономике. Пусть в разной степени, но все представители австрийской школы считали себя последователями Менгера.
