Твой отец заботился о своем благосостоянии?
Нет. Он просто занимался любимым делом — это было его призвание. Мама считала по-другому. Ей казалось, что он просто бежит, оставляя ее одну с двумя детьми. Она была уверена, что он погибнет. Мама считала это безответственностью и безумием, надеялась, что он образумится и останется дома, с семьей... только он ушел.
Мама сидит в первом ряду как изваяние, опустив глаза и сцепив руки.
За день до ухода отец позвал меня в свой кабинет. На столе стояли два бокала и бутылка виски. Он сказал, что мне нужно выпить, потому что теперь мужчиной в этом доме буду я. Горло словно огнем обожгло. Я закашлялся, на глаза навернулись слезы, мне показалось, что я прямо сейчас умру, но отец хлопнул меня по спине и велел дышать. Я вытер лицо краем рубашки и поклялся, что больше никогда, ни за что на свете не притронусь к этому дерьму. Потом перед глазами прояснилось и я заметил на столе предмет, которого там раньше не было. Это листок бумаги.
Ты узнаешь этот документ? — спрашивает Джо.
И оно опять передо мной, мятое и порванное с одного края, — письмо, которое я нашел в картотечном шкафу. Джо просит приобщить доказательство к делу и просит меня прочесть его вслух.
Я читаю, но в голове слышу голос отца. И свои собственные слова в ответ: «А если я поступлю неправильно?»
Это твоя подпись внизу страницы? — уточняет Джо.
Да.
А это подпись твоего отца?
Да.
За последние девять лет отец говорил тебе, что лишает тебя медицинских полномочий?
Протестую! — встает адвокат Кары. — Эта записка не наделяет официальными медицинскими полномочиями.
Возражение отклонено, — бормочет судья.
Он снова дергает себя за волосы. Как он вообще до сих пор еще не лысый?!
В другое время и в другом месте мы бы с Карой над этим посмеялись.
Мы больше никогда об этом не говорили. Однажды он вернулся из Квебека — вот и все.
Когда ты вспомнил об этом уговоре?
Несколько дней назад, когда просматривал его бумаги в доме, пытаясь найти номер смотрителя, который бы ухаживал за волками в Редмонде. Листок застрял за ящиком картотеки.
Просматривая бумаги отца, ты нашел еще какие-либо доверенности?
Нет.
А завещание? Страховой полис?
Завещания нет, а страховой полис нашел.
Сообщи суду, кто получит страховку в случае его безвременной кончины.
Моя сестра Кара, — отвечаю я.
У нее приоткрывается рот, и я понимаю, что папа ей ничего об этом не говорил.
А ты тоже наследник?
Нет.
Когда я нашел полис в папке между документами на автомобиль и отцовским паспортом, то прочел его от первой до последней буквы. И стал строить догадки: отец вычеркнул меня из полиса после того, как я уехал, или он приобрел полис уже после моего побега?
Ты удивился?
Не очень.
Разозлился?
Я вздернул подбородок.
Я уже шесть лет сам зарабатываю себе на жизнь. Мне его деньги не нужны.
Следовательно, инициатива, которую ты проявил, чтобы стать опекуном отца и иметь возможность принимать решения о его дальнейшей судьбе, не преследует материальные интересы?
После смерти отца я не получу ни копейки, если вы об этом.
Эдвард, — спрашивает Джо, — как ты думаешь, чего бы сейчас хотел твой отец?
Протестую, — возражает Циркония Нотч, — это личное мнение.
Верно, адвокат, — соглашается судья, — но я бы хотел его услышать.
Я собираюсь с духом.
Я разговаривал с врачами, задавал сотни вопросов. Я знаю, отец не очнется. В детстве он рассказывал мне о больных волках, которые начинали морить себя голодом, потому что знали, что являются обузой для стаи. Они держались на опушке, пока настолько не слабели, что ложились и умирали. И не потому, что не хотели жить или не хотели поправиться, а потому что ставили всех, кого любили, в невыгодное положение. Мой отец первым бы сказал вам, что он думает, как волк. А для волка стая превыше всего.
Когда у меня хватает духу взглянуть на Кару, возникает ощущение, что меня мечом пронзили. На ее глазах слезы, плечи дрожат, но она старается держать себя в руках.
Прости, Кара, — обращаюсь я к сестре. — Я тоже его люблю. Знаю, ты не поверишь, но это правда. К сожалению, я не могу пообещать тебе, что он поправится. Этого не произойдет. Он бы сам сказал тебе, что пришло его время. Что ради семьи он должен уйти.
Это неправда! — ершится Кара. — Все ложь! Он никогда бы не оставил меня. И ты его не любишь. Никогда не любил.
Мисс Нотч, успокойте свою клиентку, — говорит судья.
Кара, — бормочет ее адвокат, — придет и наш черед.
Джо поворачивается ко мне.
У вашей сестры явно иное мнение. Почему так?
Потому что она чувствует свою вину. Она тоже пострадала в аварии. Она поправилась, а он нет. Я не говорю, что она виновата, — просто она слишком близко к этой ситуации, чтобы иметь возможность принимать решение.
Примерно то же можно сказать и о тебе — ты слишком далек от нее, чтобы принимать решение, — замечает Джо.
Я киваю.
Знаю. Но с тех пор, как я здесь, я понял одно. Когда уезжаешь, думаешь, что все останавливается. Что мир застывает и ждет тебя. Но ничего не замирает. Здания продолжают сносить. Люди попадают в аварии. Маленькие девочки вырастают. — Я поворачиваюсь к Каре. — Когда ты была маленькой, то летом ходила в городской бассейн и прыгала с вышки плашмя в воду. И хотела, чтобы я выставлял тебе оценки, как это делают на олимпиадах. Чаще всего я был слишком занят чтением, поэтому просто выдумывал оценку. Если она оказывалась слишком низкой, ты просилась прыгнуть еще раз... У тебя либо получается, либо нет, и тебе придется жить с тем, что ты сделал. Я не видел отца шесть лет и всегда думал, что в конце концов мы поговорим. Думал, что он извинится, скажет, что сожалеет, или я это скажу — но все будет, как в фильмах «Холмарк», где в конце все образовывается и все счастливы. Этих шести лет не вернуть, но все же в любой момент я мог бы снять трубку, позвонить отцу и сказать: «Привет, это я». — Я лезу в карман и ощущаю эту подсказку судьбы. — Однажды, когда мне было пятнадцать, он мне поверил. Я хочу, чтобы он знал: что бы ни произошло, несмотря на то что я уехал, он все равно может мне доверять. Хочу, чтобы он знал: я сожалею о том, что между нами все так сложилось. Возможно, у меня никогда не будет шанса сказать ему это в лицо. И это единственный доступный мне способ сказать об этом.
Неожиданно я вспоминаю, что случилось в отцовском кабинете после того, как я подписал договор. Ручка выскользнула у меня из рук, как будто обожгла пальцы. Отец взял мой бокал с недопитым виски и осушил его. «Ты, — сказал он, — умен не по годам. Справишься с этим лучше меня».
Я цепляюсь за этот комплимент, за это сокровище — так устрица баюкает жемчужину, совершенно забывая о боли, которая позволила этому свершиться.
«Не ошибись, — наставляет меня Джо перед началом перекрестного допроса. — Может сложиться впечатление, что Циркония Нотч выращивает у себя на приусадебном участке марихуану и вяжет свитера из собственных волос, но она настоящая пиранья. Раньше она работала на Дэнни Бойла, а уж он подбирает себе адвокатов, руководствуясь тем, как быстро они умеют пить кровь».
Поэтому, когда адвокат Кары, улыбаясь, подходит ко мне, я цепляюсь за сиденье кресла свидетеля, готовясь к сражению.
Похоже, вы пытаетесь убедить суд в том, что в пятнадцать лет были достаточно взрослым для того, чтобы отец наделил вас правом принимать решения, касающиеся его здоровья, — начинает она. — Однако сейчас вы возражаете против того, чтобы ваша сестра, которой через три месяца исполняется восемнадцать, была наделена тем же правом?
Мой отец сам сделал свой выбор. Я его об этом не просил, — отвечаю я.
Вам известно, что Кара ведет все финансовые дела отца, оплачивает его счета?
Я не удивлен, — признаюсь я. — Когда я был в ее возрасте, это была моя обязанность.
Вы не видели отца шесть лет, верно?
Да.
Существует ли вероятность того, что он написал другой документ — например, назвал Кару своим опекуном касательно вопросов, связанных с его здоровьем, — а вам о нем не известно? Или, может быть, вы что-то нашли... и выбросили?
Встает Джо.
Протестую! Безосновательно...
Снимаю вопрос, — соглашается Циркония Нотч, но во мне зарождаются сомнения. А если отец действительно назначил Кару или кого-то еще, и мы пока просто не нашли эту бумагу? Или он передумал, а я был слишком далеко и ничего не знал? Я не считаю убийством отключение человека от системы искусственной жизнедеятельности согласно его желанию. Но если окажется, что он хотел не этого?
Вы бы назвали себя импульсивным человеком, Эдвард?
Нет.
Неужели? Разве вы не убежали из дома после горячего спора? Это ненормальное поведение.
Джо разводит руками.
