Перед глазами взлетает картинка, как я девять лет назад выкидывал папашу за шкирку из дома. И мать на коленях, умоляющую меня, этого не делать. Прозаично. Вернулся пораньше из автосервиса увидел как он распускает руки. При мне боялся ее трогать. А тут видимо сильно прижало. Орал свое фирменное «Я отыграюсь и все верну». Избил его, пригрозил, что если еще раз заявится убью. Охренено веселые были времена.
— Я теперь понимаю, почему Данька такой озлобленный.
— Данька — охеревший эгоист. Гребаные апельсины, которые папаша ему покупал два раза он помнит, а мать, которая старалась не кричать, когда тот ее колошматил чтобы не напугать Даню. Он нихуя не видел, — спускаю на землю, зарвавшуюся психологиню, с круглыми от шока глазами.
Да, Детка жестко, зато действенно. Переключившись, походу напрочь забыла, что у нее родовое древо еще хлеще.
— У вас же большая разница, он наверно не понимал, — переваривая услышанное, тормозит в каждом слоге.
— Удобная позиция… строить из себя обиженку. Похер, что на меня злиться, переживу. И на ее стороне должен быть всегда. Она нас не бросила, любила. В остальном не Даньке ее судить, его задача не стать таким же, как отец. А он к этому чешет прямым ходом.
— Ты слишком черствый. Категоричен во всем. Иногда к людям надо прислушиваться и верить в них.
— Когда белочки философствуют — это глубоко. Я верю, — она поглядывает с надеждой, что меня еще можно реанимировать. Развенчиваю это убеждение, — Верю… в себя и в людях практически никогда не ошибаюсь.
— На мне тоже ярлык? Какой? Безмозглой слабачки.
— Нет. Девушки о которой надо заботиться и держать подальше от всех проблем.
— Это одно и то же. Боже, ты так похож на моего отца, — поворачивается и цитирует с едкой иронией, копируя Сотникова, — Бебик, не забивай свою головку, вот карта сходи и купи себе что — нибудь красивое. Всегда так делает, когда я задаю неудобные вопросы и целует в лоб. Так же как ты. Поэтому не надо за мной приезжать и забирать меня тоже не надо. Не думай, что я к тебе что- то испытываю.
— Даже так. А если я испытываю? — спрашиваю и касаюсь ее холодной руки, прижимаю пальцы к губам. Со злостью выдергивает и с такой же злостью вперивается взглядом.
— Это меня не касается. Мне плевать, что ты чувствуешь….Совсем.
— Значит на этом все? — выдыхаю чисто рефлекторно.
— Все — подтверждает уперто.
— Бенг — бенг. Прозвучало убийственно, но ты права. Нам обоим это не нужно. Улетай не раздумывая. Без твоих женских особенностей все усложнять, будет проще, — выбрасываю резко, сжигая за собой последний мост.
Держу непроницаемую маску полного безразличия. А внутри кромешный ад. Обесточен, убит. Как еще можно описать то, что чувствую.
— Ну и прекрасно у меня столько всего на душе тебе там нет места.
Стараюсь не смотреть на нее, концентрируя взгляд на свете фар по трассе. С психу ломаю три стика подряд, потом выбрасываю вместе с айкосом в окно. Сдохну своей смертью. От тоски сука.
Спорить бесполезно, воспримет в штыки. Если раньше не смогли найти общий язык, теперь сплошная зона отчуждения. Вот такой во мне косяк. Обделен навыками собачей преданности. Сказала нет — значит нет. На коленях ползать не буду и умолять остаться тоже.
Светящиеся баннеры заправки полосой лезут по стеклам. Останавливаюсь возле колонки. Заправив пистолет в бензобак, открываю ее дверь. Светодиоды бьют внутрь и видно капельки слез на ресницах. Переворачивает от этого зрелища, едва держусь, чтобы не смахнуть пальцем и не раздаться лирической массой нежных слов. Я осознаю, что с этого момента мы идем в разные стороны.
— Хочешь воды или шоколадку?
— Шоколадку.
— Жди здесь — командую перед уходом.
На кассе, очередь из семи человек, тянется целую вечность. Успеваю захватить кучу сладких успокоительных и мониторю прозрачные окна Лукойла.
Видно только часть переда тачки. Рядом дедуля заправляет свой шевроле. Замечаю, как мелькает рыжая макушка перед колонкой.
Какого хрена ты выперлась? Внутренний голос рявкает «Надо было прихватить ее с собой». Быстро скидываю товар перед продавцом, расплачиваюсь и иду навтыкать Еве, что болтается по холоду без шапки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Напрягаюсь, подходя ближе и не наблюдая ее нигде. Туалет внутри. Незамеченной бы не прошла. Свалила с кем-то случайным. Вот это запросто. В нынешнем состоянии, ее мотает как флюгер. Я ей больше нахуй не нужен, есть кому защитить.
Ясно, что все контакты, мы на неопределенное время порвали. Смирился сразу же после ее заявления, уехать с отцом в Питер. Сотников о Еве позаботится, это без всяких сомнений, стоит только ввести его в курс дела.
Но что ж, сука выть так охота диким зверем. По своей воле я бы ее не опустил. Не смог. Но она так решила — я подчиняюсь. Не вел бы себя как последний дебил и оправдал ее доверие, такого бы не вышло.
Сажусь в машину. Город все чаще покрывается блеском фонарей. Желание убедиться, что она добралась в целости, толкает ехать быстрее. Выжимаю все силы с двигателя, пересекая улицы.
Дерьмо на душе и я в нем по горло. В голове все делится надвое. Моя Ева и отпустить. Логика хламом сваливается в кучу. Только ее образ перед глазами стоит. Каждый день. Каждый бешеный секс. Это теперь моя паранойя. Ее глаза. Ее руки на мне. Губы. Пеленой стелет. А еще ощущение, что держал счастье в руках, а теперь его нет.
Двадцать минут требуется, чтобы добраться до отеля. Открываю бардачок и достаю ствол. Без Евы погружает в суету и хаос. Огнестрельное за поясом — прямое тому доказательство.
Быстрым бегом срезаю расстояние от парковки к парадному входу. На ресепшене встречает вышколенная жещина — администратор.
— Чем могу вам помочь?
— В каком номере проживает Сотников Виктор Абрамович.
— Триста семнадцатый. Предупредить о вашем визите?
— Нет, мы договаривались. Его дочь уже приехала? — напряженно задаю вопрос.
— Да, она здесь. Уверены, что Виктор Абрамович примет вас так поздно.? Девушка просила их не беспокоить.
— Уверен. Мне они будут очень рады, — проговариваю четко и жестко, чеканя каждое слово. Женщина смотрит на меня не мигая, затем кивает, указывая рукой на холл в направлении к лифтам.
Расслаблено выдыхаю. Ева здесь. Переговорю с Сотниковым по поводу коллекционера и пусть увозит ее первым же рейсом, от меня подальше.
Поднимаюсь на третий этаж в стерильно зеркальной кабине. Виктор не может расстаться с комфортом. Отель пять звезд. И как Ева умудрилась, остаться без малейшего налета пафосного жеманства. Живая и искренняя. Была. Пока я не вмешался и все не испортил. Отыскиваю в длинном коридоре позолоченный прямоугольник с номером.
Дверь приоткрыта и голосов я не слышу. Спустились в ресторан? Почему тогда номер не заперт?
Распахиваю широко дверь и вхожу в элитные апартаметы, выискивая глазами свою девочку. Безумие в голове заводит адскую песню. Равновесие разбрасывается по углам. Кучками. Пачками. Ошметками расшвыривается. Тяну жабрами, что-то ядовито кислотное, вместо воздуха.
Насколько у Виктора взыграют принципы? При встрече грозился снести мне голову, если хоть слово пророню об их секрете. Снесет? Должен.
В помещение пусто. Обхожу двухкомнатный номер. Все вещи на месте. Верхней одежды Евы я не вижу. Что за блядь? Где они?
Едва различимый шорох в ванной и немедленно следую туда.
Вдох через нос. Выдох ртом.
Дергаю плоскую ручку вниз. В открывшийся просвет, первым делом попадают, мелкие брызги крови на белом кафеле. Затем Сотников полусидя в неестественной позе и закинув одну руку на мойку.
Поднимаю глаза выше и натыкаюсь на пулевое отверстие у него во лбу. Слепая ярость разворачивает бурную деятельность в мозгах. Дергаюсь к выходу, надеясь перехватить Еву.
Блять Как же она испугалась. Где теперь ее искать.
Ебаный коллекционер, когда ты уже оставишь ее в покое. Разорву тварь голыми руками. Это пульсирует стуком в висках. Вцепиться ему в глотку зубами, с упоением слушать предсмертный хрип. Рев зверя внутри нестерпимый.
