- Да! - ответил Загорулько. - Они вместе были у телефона.
- Ну тогда этот парень будет работать, - сказал я. - Отзывайте Васильева и помогите Григоренко. Постарайтесь дать ему все, что он попросит.
Потом я поехал к Вам сам. Сразу обратил внимание, что люди торопятся что-то сделать, хотя их никто не подгоняет. Потом, когда увидел Ваши "картинки", сообразил, что подгоняют именно они. Этим Вы буквально подкупили меня. Я, как и вообще командиры в Красной Армии, бумагописание не люблю. Составление всяких бесполезных бумаг считаю пустой тратой времени. Да это так и есть в большинстве случаев в наших штабах. Но тут я увидел, что бумажка в умелых руках - великое дело. Я понял, что без Ваших "картинок" вообще работать невозможно. Но я не верил, конечно, что Вы успеете вовремя. Поэтому я разрешил Вам на месяц опоздать. А про себя подумал: "Да если и на два опоздает, все равно награжу". Ну а Бугульмой Вы меня окончательно купили. Трудно было придумать лучший подарок мне. Но как Вы на это рискнули и как успели, я и до сих пор ума не приложу. Ведь в "картинках" Ваших этого не было".
- Нет было. Только не в том графике, что Вы рассматривали, а в том, что в моем сейфе лежал.
И тут я рассказал ему о той "тройной бухгалтерии", которую я устроил с графиком. Он от души посмеялся и спросил: "Значит боялись, что можете сорваться?"
- Не то, чтобы боялся, но не хотел лишних дерганий со стороны начальства. И боялся твердо пообещать то, в чем сам не был уверен - Бугульму. Конечно, если бы я Вас так знал, как сейчас, то посоветовался бы. В график бы тоже не включал, но рассказать о своем намерении рассказал бы.
- За это спасибо, - растроганно сказал он.
После поездки я ушел в дела по организации батальона.
Несколько раз Померанцев приглашал меня к себе домой. Я здоровался с его женой и сыном и удалялся с хозяином в его кабинет, заполненный книгами и различными техническими самоделками. Была у него и небольшая мастерская, с токарным станком и набором инструментов. Там он и выполнял свои самоделки. Во время таких встреч мы много говорили. В обычное же время встречаться почти не приходилось. Между комендантом УР'а и командиром саперного батальона слишком большая дистанция. Потом произошли перемены. В УР прибыла дивизия. Та самая, о которой говорил Померанцев, Но только, как часто у нас делается, там, где это не нужно, затеяли рационализацию. Не дивизия прибыла на усиление УР'а, как это должно было быть, а дивизией поглотили УР. Должность командира дивизией совместили с должностью коменданта УР'а, должность дивизионного инженера с должностью начальника инженеров укрепленного района и т. д., во всех службах. А пулеметно-артиллерийские батальоны УР'а подчинили полкам прибывшей дивизии. В общем, создали организацию, совершенно неприспособленную для ведения боя за укрепленный район. И при том отдали это дело в руки людей не только без УР'овского опыта, но и не понимающих сути боевых действий на долговременных укрепленных рубежах.
Командир прибывшей 13-ой стрелковой дивизии - комбриг Вишнеревский весьма добросовестный человек, никогда даже толком не слышал об укрепленном районе. К тому же он принадлежал к числу тех, - кому постоянно выражалось в Красной Армии недоверие - офицер старой армии, беспартийный, выходец из "нетрудовой среды" - и которые, в виду этого, не стремились проявлять инициативу и брать на себя ответственность, особенно в делах малознакомых. Померанцев, который, в связи с освобождением от должности, отзывался на учебу в Академию Генерального Штаба, до отъезда стремился хоть немного "поднатаскать" Вишнеревского. С утра до ночи ездил он с ним по УР'у. показывая и рассказывая. Но в УР'е, чтобы его понять и прочувствовать, надо поработать. И надо иметь помощников, знающих УР, особенно по военноинженерному делу. А у Вишнеревского весь штаб, все начальники служб, все командиры частей с полевой выучкой.
Когда я пришел проститься с Померанцевым перед его отъездом из Минска, он сказал: "Очень трудно будет Вишнеревскому. Не дай Бог война в близком времени. Да и без войны нелегко. Особенно теперь, когда ошибаться стало так опасно".
Последнюю фразу можно рассматривать, пожалуй, как первое и последнее политическое высказывание Померанцева. Это была несомненная реакция на недавний расстрел группы Тухачевского, Уборевича, Якира и начавшиеся аресты их сослуживцев. Но до меня это замечание тогда не дошло. Мне хотя и не было понятно, зачем людям, стоящим на вершине власти, идти в услужение к иностранным разведкам, но что они пошли на это, я верил. Померанцев же, видимо, понимал, если и не в полном объеме того, что произошло фактически, но достаточно определенно, что полетят еще многие головы.
- Хуже всего, - продолжал Померанцев, - Вишнеревскому будет с инженерной службой. Он привык, что дивизионному инженеру можно и никаких указаний не давать, тот и сам знает что делать. А УР, в мирное время, прежде всего инженерная служба, а в войну - огонь и тоже инженерная служба. Вишнеревский этого не понимает. Его дивизионный инженер - Васильев - совершенно непригоден для руководства инженерным делом в УР'е. Его еще можно было бы терпеть как ни во что не вмешивающегося начальника инженеров УР'а, если б его заместитель начальник технического отдела - был на высоте, но ведь Шалаев - пустое место. Я Вишнеревскому предлагал добиться оставить еще хотя бы на год Загорулько. Но тот получил выгодное назначение, и пока Вишнеревский колебался - просить или не просить - укатил к новому месту службы. Я предложил Вишнеревскому взять Вас, но он снова колеблется.
Мы тепло попрощались, и Померанцев вместе с женой и сыном укатил в Москву. Уже когда он садился в машину, я сказал ему: "Мастерскую "технических усовершенствований" я все же создам". Но обещание это осталось не выполненным. Слишком крепко тряхнула нас судьба в ближайшие годы.
Грустно мне было сознавать, что нет больше в УР'е этого умного и доброго собеседника и друга, что нельзя, когда тяжко, сходить посоветоваться с ним или просто "отвести душу". К тому же тогда был не только Померанцев, но и Загорулько. С последним дружеских отношений у меня не было, но с ним приятно было общаться по службе. Умелый и остроумный, он знал прекрасно дело и мог дать и полезный совет и твердое указание что и как делать. Васильев невысокий добродушный толстячок - ничего посоветовать не мог. Он был лишь номинальный начинж. Он не придирался ни к чему и работать не мешал, но говорить о деле, особенно когда требуется твердое и определенное решение, было абсолютно бесполезно. Вот только один пример.
Когда мы объезжали укрепрайон с Померанцевым, я спросил у последнего когда мы приехали в Плешевницы: "А с правым флангом сделали что-нибудь? Я перед отъездом писал Загорулько, что правый фланг висит в воздухе".
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
