Интервенты старались вцепиться в русский север мертвой хваткой. Академику рассказывали — в Лондоне выпущена карта, на которой Мурманский край закрашен в условный цвет английских колоний. Эрнст Шекльтон — кто мог ожидать что известный полярный путешественник падет так низко! — подписал с белогвардейцами договор на «постоянную и систематическую в течение девяноста девяти лет эксплуатацию естественных богатств» Кольского полуострова. Девяносто девять лет! Не успели, однако, высохнуть чернила на договоре, как интервентов вышвырнули вон с полуострова. Нет, господа, нам самим нужны богатства Мурмана!
Но с геологической экспедицией все же, видимо, придется подождать годика три-четыре…
Правительственная комиссия, обследовав полуразрушенную Мурманскую железную дорогу, вернулась в Петроград. А осенью того же, 1920 года академик Ферсман уже трясся в вагоне-теплушке, на котором размашисто написали мелом: «Экспедиция». Все произошло непостижимо быстро и просто. Его выслушали, выписали мандат, дали немного пшена, селедок, махорки: «Поезжайте, ищите».
Теплушку прицепили в хвосте поезда. Раза три ее отцепляли, надолго загоняли в тупик. Академик просил, требовал немедленной отправки, доказывая, что его экспедиция едет разведывать богатства для народа. Маневровый паровозик снова подталкивал теплушку к товарному составу, лязгали буфера, и петроградские студенты-геологи, едущие с академиком, затягивали частушки с припевом «отцепили-прицепили».
Выгрузилась экспедиция на знакомой станции возле гор. Моросил дождь, земля раскисла. Без дорог, по компасу и старым картам, небольшой отряд пошел на разведку.
Хибинская тундра не похожа на болотистую равнину сибирского Заполярья: она распласталась по плоскогорьям, размытым реками и пересеченным хребтами. Трудно ходить по ее камням, облепленным набухшими от дождя лишайниками.
— Александр Евгеньевич, скользко!
— Знаете что? Подвяжем-ка мешки к ногам!
Последние дни осени разведчики месили болота, шагали по ледниковым моренам, мерзли в горах, плутали в тумане, перебредали потоки. Старые карты не годились: и хребты и голубовато-зеленые озера оказывались не там, где их нанес картограф.
Академик определил, что горный массив Хибин очень стар и, вероятно, был островом даже миллионы лет назад, когда море покрывало большую часть нынешней суши.
На привалах Александр Евгеньевич рисовал своим спутникам картины далекого прошлого.
Пышет нестерпимым жаром расплавленный океан первобытной Земли. На ней первые острова — материки гранитных пород. По мере остывания земной поверхности они сближаются между собой, подминая и подгибая под себя все, что их разделяло. Так сталкиваются льдины при ледоходе.
Проходят тысячелетия, десятки тысячелетий. Между материками или древними щитами то разверзаются морские глубины, то выпирают горные цепи. Вулканы извергают мощные потоки лавы, бесчисленное множество раскаленных струй огненными змеями окружает щиты. Горячие источники приносят металл, образуя рудные жилы; вытягиваются пояса рудных месторождений.
Метутся, перемещаются, рассеиваются и снова накапливаются в земле отдельные химические элементы.
И это накапливание происходит не случайно. Залежи металлов, руд, солей рождаются в полном согласии с законами физики и химии. Вовсе не в беспорядке разбросаны эти залежи на земном шаре. Тот, кто познает законы их рождения, сочетания, перемещения, — тот сможет открыть своему народу невиданные ископаемые богатства.
Он будет искать эти богатства не вслепую, не на ощупь. Ему поможет новая наука — геохимия. Она стремится постигнуть химию земной коры, поведение в земле каждого атома химического элемента, его сочетание с другими, пути его странствований в разных геологических условиях и в разные геологические времена. Этой науке принадлежит будущее!
Студентам становилось понятным, почему особенно важно порыться в земле именно здесь, на Кольском полуострове, у окраин древнего щита, у его рудных поясов.
Александр Евгеньевич всегда напоминал, что творцом геохимии был его учитель, академик Владимир Иванович Вернадский; свои же огромные заслуги в создании и развитии новой науки он неизменно оставлял в тени.
После первой недели хибинского похода у его участников втянулись щеки: ели одну кашицу, сдобренную грибами. Ферсман был беспощаден. Он не давал поспать лишнюю минуту по утрам и не разрешал дремать на привале до тех пор, пока не будет высушена одежда и пока каждый не приведет в порядок свои записи.
— Времени мало, работы много, — твердил он. — Потерпите, потерпите…
Уже незадолго до возвращения экспедиции на станцию студенты, ушедшие на разведку, вернулись с известием, что неподалеку в горах ими обнаружен таинственный знак. Ферсман поспешил туда.
Он увидел треугольник, нарисованный на камне. Краска казалась совсем свежей. Она была красной, как кровь.
То был опознавательный знак английского корпуса, недавно изгнанного с русского севера. Как видно, тут побывал один из отрядов, посланных господином Шекльтоном в свои на девяносто девять лет откупленные владения…
Экспедиция Ферсмана уехала из Хибин с несколькими пудами минералов, показавших лишь, что на Кольский полуостров безусловно стоит снарядить вторую экспедицию.
А ведь кое-кто из студентов надеялся вернуться в Петроград уже с планом новых богатейших месторождений и со славой удачливых разведчиков.
Но академик утешал своих спутников, говоря, что так бывает, увы, очень редко. Без упорной борьбы тайнами природы не овладеешь. И в этой упорной борьбе — счастливый удел ученого. В этом — его жизнь, полная радостей и горестей, увлечений и страстей.
Александр Евгеньевич возвращается в Хибины на следующий год. Проходит еще одна зима — и короткое северное лето снова застает его в Хибинах. Нагруженные палатками, котелками, барометрами, молотками, биноклями, идут за ним его старые и новые спутники. Отряды намереваются проникнуть в центральную часть Хибин — к горе Кукисвумчорр, к прозрачному и холодному озеру Малый Вудьявр.
Дорог нет, край безлюден. Александр Евгеньевич ведет свой маленький отряд по ущелью, которое тут же назвали ущельем Географов. Другой отряд пробивается где-то рядом. Сходятся на северном берегу озера. Над ними в облаках — Кукисвумчорр.
Весь день уходит на то, чтобы найти туда путь.
Но вот и вершина, срезанная, плоская, как стол. Ночной холодный ветер освежает разгоряченные лица.
На севере — отвесный обрыв. Внизу, в пропасти, — зеркала горных озер с ослепительными пятнами льдин. Со скал тяжело свисают снежные шапки: вот-вот сорвутся вниз неудержимой лавиной. Вдали видны другие плато с обрывистыми, неприступными стенами. Дики Хибины, дики…
Ветер все резче, все холоднее. Это только сначала он показался приятным. Начинает накрапывать дождь. Согревая дыханием руки, торопливо зарисовывают геологи расположение гор, поспешно набивают рюкзаки образцами. У Александра Евгеньевича невозможный характер: он требует, чтобы каждый образец завернули в бумагу, чтобы о каждом записали, где, при каких обстоятельствах найден…
А спускаться уже нельзя: туман, и какой густой! Он держится остаток ночи и весь следующий день, не редеет и к вечеру.
На вершине Кукисвумчорра нет ничего, что может гореть. От камней несет холодом. Одежда пропитана влагой тумана. Ну и ночка!
Зато утром разведчики наталкиваются на жилу, богатую минералами. Тут есть даже вишнево-красные кристаллы эвдиалита.
Но Александр Евгеньевич забывает и про эвдиалит, когда в руки ему попадает какой-то зеленоватый камень.
— Апатит, — говорит академик. — Это он, обманщик…
— Александр Евгеньевич, разве апатит — такая редкость? — удивляются студенты, видя, как взволнован и обрадован академик.
— Редкость? Апатит — камень плодородия, камень фосфора. Без фосфора нет ни жизни, ни мысли.
— А вы назвали его обманщиком.
— Апатит — это и значит обманщик. По-гречески. И название очень верное. Внешний вид апатита удивительно разнообразен. То это прозрачные кристаллики, похожие на кварц, то плотный камень, напоминающий известняк или мрамор, а то и рассыпчатая масса. Апатит может обмануть даже знатока. Но нас с вами он не обманет, мы до него доберемся.
Экспедиция увозит в Петроград первые образцы апатита.
С тех пор повелось: едва отшумят над Мурманом зимние вьюги и весенние воды пронесутся по ущельям, — голоса людей будят эхо в горах.
У академика появились друзья в Хибинской тундре. Это саами, или, как их называли раньше, лопари. Они кочуют как раз там, где работает теперь экспедиция, ищущая зеленоватый камень. Саами Алексей становится ее проводником. Скуластый мальчик Фомка души не чает в русском большом начальнике.
