Вопрос можно было принять за шутку, если принять во внимание, сколько разных часов стояло в этой комнатке. Элиза взяла недавно отремонтированные карманные часы и посмотрела на циферблат.
— Без четверти шесть. — И протянула ему часы. — Это тебе.
Он взглянул на маленькие часы, лежавшие на ее ладони.
— Я купила эти часы у одного старичка, он продавал их на запчасти. Но они такие красивые, что я решила отремонтировать их, и у меня получилось. — Она провела пальцами по гравировке на задней стенке часов, где был выгравирован старинный латинский девиз: «Любовь и верность». Элиза предполагала, что это был подарок, и, работая над часами, все пыталась представить себе, кто их сделал и кому подарил. Девиз был таким благородным и казался… ну да, казался таким подходящим для того, чтобы подарить эти часы именно Себастьяну. — Мне хочется, чтобы они были у тебя. Как символ нашей дружбы. — Она взяла его руку, положила на ладонь часы и сжала его пальцы. — Пусть это будет тебе на память обо мне.
Себастьян медленно оторвал взгляд от подарка, и его прекрасные зеленые глаза затуманились.
— Я сохраню их, — тихо произнес он и положил часы в карман. Потом сжал ее руки. — Теперь я должен покинуть тебя.
— Так скоро?
— Меня ждут в Кенсингтоне. Я уже опаздываю.
— А! — Элиза попыталась улыбнуться, но улыбка почему-то не получилась. «Теперь я должен тебя покинуть». Это звучало как неизбежность. Она, собственно, этого ведь и хотела, разве нет? Расстаться до того, как наступит неминуемый крах.
— У меня, как обычно, обед в компании высших аристократов.
Она молча кивнула. Он посмотрел на ее руки, поднес к губам одну, потом другую.
— Там будут и обе молодые барышни с родителями.
Вот оно. Сердце у Элизы сразу упало. Удивительно, но у нее и колени задрожали, и вообще стало так, как будто она вот-вот упадет в обморок.
— Нужно что-то решать, — безнадежным тоном проговорил Себастьян. — Я ведь прибыл в Англию с двойной задачей. Одна — подписать торговый договор, и его мы уже почти закончили составлять. Для Алусии это первый такой договор, он откроет перед моей страной эру индустриализации. — Элиза понимающе кивнула. — Идея этого договора принадлежит мне, но энтузиазма в обществе она не вызвала. Некоторые советуют моему отцу сосредоточить все внимание на Веслории, но я вижу для своей страны более блестящее будущее, нежели вступление в войну.
— Я искренне надеюсь, что ты прав.
— Совершенно необходимо, чтобы я заключил здесь такое торговое соглашение, которое будет выгодным для моей страны, иначе парламент отстранит меня от престолонаследия. И, чтобы мне предоставили возможность достичь успеха в торговле, я, Элиза, тоже вынужден пойти на своего рода сделку. Вопрос продолжения династии стал очень острым, вот я и достиг с отцом и парламентом соглашения: я должен вступить в брак с англичанкой, которая располагает здесь серьезным влиянием. Понимаешь? То есть я должен вступить в брак с такой дамой, которая сможет обеспечить поддержку Британии в том случае, если нам действительно придется воевать с Веслорией. Видишь, как обстоят дела? Надо принимать решение.
Элиза словно бы со стороны видела, как она кивает в знак согласия. Ей настоятельно хотелось сесть, согнуться и бессильно свесить голову между колен. Понятно, что надо принимать решение. Как странно, что принц сформулировал это именно так, как будто и не он будет принимать решение.
— Но ты должна знать, ты непременно должна знать, что даже в самых бредовых мечтах я никогда…
— Не надо так переживать из-за меня, — прервала его Элиза и забрала у него свои руки. — Только скажи мне, кто они, Себастьян. Мне хочется это знать.
— Леди Элизабет Кин, — пробормотал он с гримасой неудовольствия. — И леди Кэтрин Моэм.
Пава. Он собирается сделать предложение Паве. Элиза не могла решить, как ей быть: то ли ее стошнит на его сапоги — а она была уже близка к этому, — то ли ограничится простым удивлением. Вежливость помогла ей перебороть приступ тошноты.
— Ты с ними знакома? — спросил принц.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Ясное дело, знакома с ними она не была. Кто она для них? Элиза покачала головой и попыталась восстановить дыхание.
— Я слышала о них, но мы не знакомы.
Взгляд Себастьяна блуждал по ее лицу. Он обнял Элизу и прижал к себе.
— Я отдал бы солнце и луну за то, чтобы сказать тебе сейчас нечто иное, — прошептал он, зарывшись в ее волосы. — Ты не представляешь себе, как сильно я бы этого хотел. Хотел бы быть кем-нибудь другим. Все равно кем.
Но он не был никем другим, как и она оставалась самой собой, а отсюда вытекали неизбежные последствия. Собственно, на другой исход никогда не существовало даже малейшего шанса, даже намека на шанс.
— Тебе пора уходить, — сказала Элиза, прижимаясь к его плечу, потом слегка оттолкнула Себастьяна. Заставила себя посмотреть ему в глаза. Заставила себя улыбнуться. Она не позволит, ни за что не позволит ему увидеть, как ее душа рассыпается на мелкие осколки. Он ничегошеньки ей не должен. — Не стоит заставлять их ждать тебя так долго.
На лице Себастьяна отразилась жестокая внутренняя борьба.
— Наверное, мне не стоило приходить сюда, но я хотел, чтобы ты все узнала, — проговорил он. — Мне было необходимо, чтобы ты узнала обо всем от меня, Элиза. Я не вынес бы, если бы тебе рассказал кто-нибудь другой.
— Понимаю. — Она все еще улыбалась.
— Элиза. — В его голосе звучало страдание, но больше он не сказал ни слова. Да и не могли они больше ничего сказать друг другу. А он вел себя как истый джентльмен — не давал ей несбыточных обещаний и надежд.
Она почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы, и усилием воли сдержала их. Плакать она не станет. С самого начала она прекрасно понимала, что вот так все и закончится. Расставание причиняло ей боль, но винить в этом, кроме самой себя, было некого.
— Тебе пора, — напомнила она.
Он поцеловал ее в щеку, вышел из комнаты и направился к выходу из дома. Элиза проводила его.
Вокруг кареты собралась толпа зевак. Вскоре вся Бедфорд-сквер будет знать, что приезжал принц. Элиза смотрела, как Себастьян запрыгнул в карету, как карета отъехала, — без сомнения, в последний раз. Когда экипаж скрылся из виду, она ушла в дом, хотела закрыть дверь и столкнулась с Холлис.
— Боже правый, Холлис, как ты меня напугала!
— Элиза… — печально проговорила сестра. — Милая, пожалуйста, не надо в него влюбляться.
— Я и не влюбилась, — успокоила ее Элиза. — И не собираюсь. Я способна мыслить здраво. — Если уж говорить откровенно, она даже не могла разобраться в своих чувствах. Была ли это любовь? Или же наваждение? Вправду ли ее переполняла до краев печаль? Все чувства так перемешались, что она положительно не в силах была в них разобраться.
Холлис выглядела донельзя опечаленной, и не было похоже, что она поверила сестре.
— Не надо так смотреть на меня, — сказала ей Элиза, пытаясь пройти мимо сестры в дом. — Я знаю, что делаю.
— Да? Действительно знаешь? У тебя хотя бы есть какой-то план действий?
— То есть имеется ли у меня план, как стать принцессой? — рассмеялась Элиза. — План соблазнения наследного принца, чтобы он влюбился в меня без памяти, предложил руку и сердце и сделал дочь судьи, которая без гроша за душой, будущей королевой? — Смех на этот раз прозвучал горько. — Нет уж, Холлис, нет у меня плана, как стать принцессой. В итоге мне, может быть, и больно, да все равно. За последние недели я хоть пожила настоящей жизнью. Меня целовал принц, любил принц, и я не намерена ни просить за это прощения, ни сожалеть о том, что было. Будь у меня возможность, я бы снова поступила точно так же. — Она проскользнула мимо сестры и прошла в гостиную.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Да, она повторила бы все снова, не колеблясь ни минутки.
— Папочка, почитать тебе? — спросила она бодрым голосом.
— А принц уехал?
— Да. Он сегодня обедает с кандидатками в его невесты.
Не обращая внимания на вырвавшееся у Холлис «Ах!», она сняла с полки «Кэтрин» Уильяма Мейкписа Теккерея. Повесть о женщине, которая убила своего мужа. Сюжет отвечал ее настроению, поскольку Элизе в данную минуту очень хотелось кого-нибудь убить.
