«Афганцы, — отмечал историк сэр Джон Кайе, — очень ревниво относятся к чести своих женщин, а многое из происходящего в Кабуле воспринималось ими как тяжкий позор, побуждающий к мести (…). Это происходило, пока не стало невыносимым, и обиженные приходили к выводу, что единственный способ возмездия — совершить его своими собственными руками». И они не собирались долго ждать. Все, что теперь было нужно, — это обронить искру.
* * *
Первые признаки надвигающейся бури появились вечером 1 ноября 1841 года, когда помощник и друг Бернса, хорошо осведомленный кашмирец Мохан Лал предупредил его, что ночью будет совершено покушение на его жизнь. Многие афганцы считали Бернса лично ответственным за оккупацию Афганистана, осуществленную под предлогом дружеской помощи, с ложной демонстрацией добрых чувств к Дост Мохаммеду. Враждебности прибавляли и его ничуть не скрываемые шашни с местной прислугой. Бернс и еще несколько офицеров жили тогда в сердце старого города в большом уединенном доме с внутренним двором, окруженным стеной. Мохан Лал убеждал, что из-за уязвимости их резиденции для нападения надо срочно перебраться в безопасное место на севере города, где размещены английские и индийские войска. Те поначалу занимали крепость Бала Хиссар, но по просьбе шаха Шуджаха, который хотел перебраться туда, чтобы вокруг его обиталища размещались и его собственная гвардия, и огромный штат прислуги, Макнагтен согласился перевести английские войска из безопасного укрытия за крепостными стенами в наспех построенные казармы. Бернс был уверен, что сам справится с любыми неприятностями, и потому не внял совету друга. Ведь он знал, что крупные английские и индийские подразделения находятся на расстоянии меньше двух миль оттуда. Правда, он все-таки отдал приказ усилить ночную охрану дома отрядом сипаев.
Тем временем с наступлением сумерек у дома начала собираться толпа, возглавляемая людьми, которых Бернс умудрился разными способами сделать своими личными врагами. Поначалу дело ограничивалось гневными выкриками, но организаторы мятежа довели до сведения все разраставшейся толпы, что в доме рядом с резиденцией Бернса находится гарнизонное казначейство, где хранится солдатское жалованье и золото, используемое Макнагтеном для подкупа союзников. Толпа все прибывала — афганцы уже не нуждались в подстрекательстве, чтобы осадить местопребывание неверных. Но Бернс все еще был уверен, что сможет уговорить афганцев разойтись по домам, и приказал сипаям не стрелять. Единственная дополнительная мера предосторожности заключалась в том, что он послал связного в казармы с просьбой о немедленной помощи. Затем он вышел на балкон и попробовал поговорить с разгневанной толпой.
Узнав про опасность, угрожающую Бернсу и его товарищам, Макнагтен немедленно созвал своих военных советников и начал срочно обсуждать, какие меры следует принять. Однако обсуждение сразу же переросло в спор между Макнагтеном и командующим гарнизоном генералом Уильямом Элфинстоном. Секретарь Макнагтена капитан Джордж Лоуренс предложил, пока не поздно, срочно послать в старый город два полка, чтобы спасти Бернса, рассеять толпу и захватить главарей. Но от него отмахнулись. «Мое предложение сразу сочли чистым безумием», — писал впоследствии Лоуренс. Макнагтен с Элфинстоном продолжали спорить, а тем временем стали поступать сообщения, что ситуация у дома Бернса быстро ухудшается. У генерала, больного старика, которому никак уже нельзя было поручать командование, недоставало ни желания, ни энергии действовать, он мог лишь придумывать возражения на предложения других. Но и Макнагтен был столь же нерешителен, менее беспокоясь о спасении Бернса, нежели о политических последствиях использования войск против толпы. В конце концов сошлись на том, чтобы направить пехотную бригаду к Бала Хиссару и уже там, после консультации с шахом Шуджахом, решить, как лучше поступить с участниками беспорядков. Когда отряд подошел к крепости, выяснилось, что Шуджах уже послал некоторое количество своих людей в город, чтобы попытаться разогнать мятежников и спасти Бернса. Шах настаивал, что гвардейцев для этих целей вполне достаточно, и не позволил английскому отряду войти в старый город.
Тем временем положение Бернса, все еще пытавшегося перекричать взвинченную толпу, стало критическим. С ним были еще два офицера — его младший брат Чарльз, служивший в индийской армии, который прибыл в Кабул с ним повидаться, и майор Уильям Броудфут, его заместитель. Сэр Джон Кайе впоследствии писал: «Становилось очевидным, что уговорами и мягкими мерами без применения силы уже ничего не добиться. Возбуждение толпы росло. Небольшая кучка демонстрантов превратилась в огромную озлобленную толпу. Перед ними было казначейство шаха, и сотни кабульцев, даже тех, кто не испытывал особой политической враждебности, устремились к месту, где хранились сокровища, способные мигом решить проблемы их полуголодного существования. Несмотря на растущую ярость толпы, Бернс, уверенный, что очень скоро должна прибыть помощь, не давал сипаям команду открыть огонь.
Тем временем несколько мятежников подожгли конюшни и присоединились к толпе у дома. Тогда-то из толпы и раздался выстрел. Майор Броудфут, стоявший с Бернсом и его братом на балконе, схватился за грудь и упал. Товарищи поспешно втащили его в дом и убедились, что майор мертв. Бернс вернулся на балкон и в последней попытке спасти ситуацию крикнул толпе, что раздаст крупную сумму денег, если они сейчас же разойдутся по домам. Но какой смысл мятежникам было заключать сделку, если они уже понимали — английское золото очень скоро и так им достанется. Поняв окончательно, что подмоги уже не дождаться, Бернс приказал сипаям стрелять в толпу. Но, подобно всему, что доселе происходило, это решение было принято слишком поздно. Дом уже загорелся, а бушующая толпа ринулась ко входу, не обращая внимания на огонь.
Бернс с братом поняли, что настал их последний час. Чарльз решил прорываться сквозь толпу.
Мохан Лал, чье предупреждение Бернс игнорировал, в ужасе наблюдал за происходящим с соседней крыши, но сделать что-либо был бессилен. «Лейтенант Чарльз Бернс, — писал он впоследствии, — вышел в сад и застрелил примерно шестерых, прежде чем его разорвали на куски». Смерть самого сэра Александра Бернса он не видел, поскольку часть толпы как раз направилась к дому, на крыше которого он скрывался, и Лал был вынужден бежать. Слуги потом рассказывали, что когда Бернс наконец предстал перед толпой, он завязал глаза черной повязкой, чтобы не видеть, от кого последуют удары. Через несколько секунд он был мертв, как написали другу Бернса, «растерзан разъяренной толпой». Существует несколько версий смерти Бернса, не подтвержденных показаниями надежных свидетелей. Согласно одной из них, предатель проник в дом и присягнул на Коране, что если Бернс переоденется в афганскую одежду, он сможет безопасно провести его через толпу. Понимая, что терять нечего, Бернс согласился. Но как только он вышел из дома, предатель выдал его толпе. «Это, — триумфально воскликнул он, — и есть Александр Бернс!» Взбешенный мулла нанес первый удар, и мгновением позже Бернс рухнул наземь, изрубленный длинными смертоносными клинками афганцев.
По другой версии, слуги Бернса предложили пронести его через толпу, завернутым в кошму, словно бы тащат награбленное, как в ту ночь делали столь многие, но Бернс отказался. Какая бы из версий его гибели ни была истинной, в городе Бернс все-таки пользовался известной симпатией и даже любовью; во всяком случае, один из его старых друзей остался ему верен до конца. Согласно Кайе, когда толпа бросилась грабить казначейство, человек по имени Наиб Шериф подобрал ужасно искалеченные тела Бернса и его брата и захоронил их обоих в саду, почерневшем от дыма пожара. «Майору Броудфуту и тут не повезло, — отмечал Кайе, — его останки растащили городские псы».
Все это случилось всего в получасе ходьбы от казарм, где располагались 4500 английских и индийских солдат, и еще ближе к Бала Хиссару, где ждала приказа специальная команда, посланная на помощь. По неясным доселе причинам приказов так и не последовало, хотя шум и стрельбу нельзя было не слышать. Так что в конце концов команда, посланная спасать Бернса и его товарищей, смогла только прикрыть беспорядочное отступление гвардейцев Шуджаха, обращенных в бегство разъяренной толпой. Не следует думать, что трагедию легко было предотвратить. Как записал один молодой офицер в своем дневнике, «если утром для подавления волнений было бы достаточно 300 человек, днем могло не хватить и 3000».
Но это был еще далеко не конец. Худшее — гораздо худшее — еще предстояло.
19. Катастрофа
Весть об ужасной трагедии, случившейся с сэром Александром Бернсом и его товарищами, не говоря уже о примерно трех десятках сипаев охраны и слугах, вызвала в английском гарнизоне волну ужаса. Сначала пошли слухи, что Бернс избежал расправы и скрывается где-то в укромном месте, но эти надежды скоро рухнули. Тем временем ободренная бездействием англичан толпа продолжала бесчинствовать. Сжигали дома, грабили магазины, убивали всякого заподозренного в сотрудничестве с британцами. Время от времени за шумом и ревом огня слышны были предупреждающие крики: «Они наступают… они наступают », поскольку мятежники ожидали быстрого и решительного возмездия. Действительно, впоследствии стало известно, что главари и зачинщики даже оседлали коней, чтобы спасаться бегством. Но в штабах Макнагтена и Элфинстона продолжали колебаться, фактически агонизировать, упуская более чем драгоценное время. И это несмотря на сообщения, что несколько офицеров, так же как Мохан Лал, все еще скрываются в старом городе, надеясь избежать ярости толпы.
