class="p1">На трибунах колыхалась человеческая масса; выла и рукоплескала, когда объявляли состав наших соперников, свистела на нас, но чувствовалось, что без злой ярости и желания убивать, как было в Киеве. Ни одного свободного места не наблюдалось, и это понятно: город-миллионник выбрался к морю на променад, а заодно решил поболеть за своих.
В общем, чувствовалось, что приехали мы на серьезную официалку. И нас хотели поиметь. А вот хрен вам, хоть вы люди и хорошие!
Мы с соперниками пожали друг другу руку, перешучиваясь и улыбаясь. Ощущалась какая-то легкость, и крылья расправлялись за спиной.
Я встал на ворота, превратился в органы чувств. Прозвучал свисток, и наши рванули вперед. Сосредоточившись, я вставал на цыпочки, перемещался вправо-влево, чтобы следить, как оно там вообще. А оно там было не очень, что становилось понятно и по радостному ору трибун.
Выдержав первый навал, черноморцы спокойно взяли мяч и прижали наших к воротам. Что интересно — одесситы как бы чувствовали друг друга. Порой казалось, что они все поголовно телепаты. Это, конечно, не так, просто отлично сыгранная команда, у них даже пасы пяточкой проходили! Вот — хоба! И прошло!
С другой стороны — пока ничего сверхсложного. Чувствовал я себя спокойно и уверенно, выходя на дальние удары и на перепасы. Вот и снова мне скинули… И еще. И опять. Получается, я уже как полевой игрок, что ли? Или как это понимать?
В общем, выходило так, что в вязкой игре в центре поля наши все больше и больше проигрывали, и все чаще и чаще отправляли мяч назад, мне. Левашов, чувствуя ответственность, бесился, но сделать ничего не мог. А чем больше бесился, тем чаще ошибался.
Получив мяч, я растасовывал — то ли налево кинуть, то ли направо, то ли поиграться с черноморским нападающим, пофинтить, обыграть под гул трибун… Ну, это опасно, хотя и прикольно.
«Болотный» по ощущениям, тяжелый и муторный первый тайм медленно подходил к концу. А опасности не было ни у их ворот, ни у наших.
И вдруг…
Да, пакость всегда внезапна. Потеря мяча нашими, обрез. Полкоманды осталась на чужой половине поля, трое в одного понеслись, гулко стуча по мячу, передавая слева направо…
Вот теперь опасно! Я выскочил вперед, сосредоточился, пытаясь предугадать удар. Стоять в рамке на линии при таком преимуществе — дело бесполезное. Ну?
Ну?!
Крики на трибунах слились в однотонный рев.
Нападающий бить не стал, передал налево. Я сместился туда. Но и краек не бил, они знали, что я — крутой вратарь, и любой предсказуемый мяч возьму, потому пытались меня обмануть. Краек резко прострелил направо, я тоже сместился, думая, что это дальний пас. Но тут вперед рванул нападала, что вроде как уже отбегавший назад. Тюк — и в ворота. А я — с другой стороны, у другой штанги, куда сместился, ожидая удара справа. Хотя и понимал, что бесполезно прыгать, а нарушать поздно, я все равно сиганул рыбкой. Всех с детской школы учат: мяч летит быстрее, чем ты бежишь.
Гол.
Валяясь на траве, я смотрел, как скачет от счастья нападала, забивший гол, пасть разинул так, что мяч пролетит. Я представил, как он будет хвастаться знакомым, что самому Нерушимому забил, и зло взяло. Одесситы его облепили и тоже давай скакать, а потом, чтобы потешить публику, они стали перепрыгивать друг через друга.
Блин. Собаки вы сутулые!
— Где все защитники? — заорал я своим, чтобы немного стравить злость.
Круминьш возмущенно развел руками — дескать, я-то что? Я как раз-таки тут был. А вот Борода виновато потупился.
— Вы не видите, что творится? Какого хрена атаковать пошли? Чтоб ни шагу, ясно?
Думченко кивнул.
В центре поле разыграли мяч. Я глянул на табло: один-ноль. Хозяева ведут. И пока не видно никакого нашего преимущества, хотя наши из штанов выпрыгивают. Преимущество? Да мы проигрываем!
Тут пошли атаки волнами на чужие ворота и на мои. Удары издали я четко фиксировал, прижимал к себе мяч, выкидывал в поле на ногу своего… А игры как бы и не было. Команда настроилась, команда крушила. Команда на равных играла с «топами». А тут вдруг, неожиданно и как-то…
Удар! Я отбил кулаками в поле.
Добивание!
Я прыгнул, растопырившись в полете — наугад, скорее почувствовал, чем увидел опасный момент, метнулся в левый угол. И ошибся. Мяч летел низом — в центр, но врезался в мою ногу и отскочил. Я упал, выхватил взглядом Димидко, закрывшего лицо ладонями. Он еще не знал, что я отбил.
Вскочив, я заорал:
— Защита! Что за лажа! Мы тут играемся или играем?
Но ко мне никто не повернулся, потому что в центре поля за мяч развернулась нехилая борьба.
Свисток на перерыв вызвал вздох облегчения — Сан Саныч подскажет, ему ведь виднее, и сделает замены, если надо. Давно его не видел таким взвинченным. Не сдержав эмоций, он подошел ко мне, обнял, похлопал по спине. Потом отстранился и зашагал в раздевалку.
Подождав, пока все рассядутся и присосутся к бутылкам с водой, Саныч приготовился говорить, но я встал и наро-матерным языком объяснил каждому его место на поле и в списке игроков. Потом эстафету взял Димидко. Он кричал, кидался планшеткой, пальцем тыкал в проштрафившихся Думченко и Бороду.
А потом вдруг успокоился, извинился, но сказал, что — замена. И не потому, что плохо играли, а потому что — так надо! Наверное, он так резко включил заднюю, потому что сам сделал неправильную расстановку с начала.
— Давайте, мужики, соберитесь, говорил тренер, провожая нас в коридор. — Можете ведь, когда захотите. Так смогите же! Вот вам команда чуть сильнее среднего, а вы не справляетесь. А впереди у нас ЦСКА, «Динамо», «Спартак».
Простучав шипами по плитке, мы выбежали в поле, встали по местам.
Черное небо, яркие «люстры», чужие трибуны, мягкое поле…
Сан Саныч в перерыве заменил нападение. Вместо малышей вышли наши «оглобли». Ряба и Сэм переминались в центральном круге, внимательно рассматривая соперников — можно подумать, они их раньше не видели!
Ввод мяча в игру, пас на ход, удар… Самат! Это какой-то рекорд очередной, что ли? Пока все собирались начать играть, Сэм, получив мяч на ход, не доходя до линии штрафной площади, резко, четко, внезапно ударил… И попал! Мяч влетел в верхний угол, обогнув красивой дугой руки вытянувшегося в прыжке вратаря.
Наши повисли на Сэме, как белки на медведе. Казах взревел, ударил себя кулаками в грудь. Жаль, мне отсюда не видно его зверских гримас, которые должны деморализовывать соперника.
И уже —
