– Сделаем, Илларион Константинович.
– Кстати, а как величать твоего деда?
– Владимир Устинович Растаев, настоящий полковник, – улыбнулся Макс.
– Вижу, что ты немного повеселел.
– Да, головная боль почти прошла. Свежий воздух и таблетка сделали свое дело.
– Вот и хорошо. Что ж, поехали по домам. Тебе, Макс, действительно нужно выспаться, да и мне тоже.
– Я буквально валюсь с ног, – Растаев протяжно зевнул.
– Смотри за рулем не засни.
– У меня есть одна уловка, когда за рулем хочется спать.
– Какая?
– Я еду и во все горло ору любимые песни. Так всегда доезжаю бодреньким. Да и разрядка неплохая. Недаром на японских фирмах сотрудникам советуют в конце недели поорать от души.
– Людей не пугаешь при этом? – усмехнулся Забродов.
– Не знаю, но мне точно это помогает. Можете попробовать.
– У меня другие способы борьбы и со сном, и со стрессом, и с усталостью.
– Илларион Константинович, как бывший инструктор ГРУ, вы можете сказать, что является главным в подготовке спецназа? Или это секрет?
– Никаких секретов нет. Важны две вещи: спецназовец должен бегать, как скаковая лошадь, а стрелять, как ковбой. Ну и, само собой, психологическая подготовка. Спецназовец должен быть психологически устойчивым. А вот в нюансах подготовки есть свои секреты.
– Как вы стреляете, я видел. Такое впечатление, что вы еще до нажатия на курок знаете, куда попадете.
– Интересная мысль, – уклончиво ответил Забродов.
Они попрощались и разъехались каждый на своей машине.
В воскресенье Забродов не сразу нашел дом, в котором жил Петр Васильевич Мелешкин. Покружив на «лендровере», Илларион остановился возле старенькой хрущевки. «Кажется, здесь», – вылезая из машины, подумал Забродов.
Мелешкин уже его ждал. Открыв дверь, подполковник сказал:
– Вы Илларион Забродов?
– Он самый. Добрый день.
– И вам того же. Проходите. Владимир Устинович мне звонил.
Мелешкин был мужчиной среднего роста, подтянутым, сухопарым. Несмотря на солидный возраст, в его рукопожатии и движениях чувствовались сила и основательность. Илларион снял куртку и ботинки. Хозяин пригласил его на кухню.
– Моя супруга Раиса Вениаминовна приготовила свои фирменные булочки с корицей и травяной чай.
– Большое спасибо, я не голоден.
– Илларион, я настаиваю. Сначала угощение, а потом разговор.
Забродов в сопровождении хозяина прошел на маленькую кухню, где их ждала Раиса Вениаминовна, полноватая, розовощекая женщина, с добродушной улыбкой. Илларион поздоровался с хозяйкой и сел за стол, на котором в плетеной корзиночке лежали свежие булочки, а также стоял самовар, чашки с чаем и вазочка с вареньем.
– Булочки пахнут умопомрачительно, – сделал комплимент хозяйке Забродов.
– Надеюсь, они и на вкус вам понравятся, – наливая гостю чай из самовара, сказала Раиса Вениаминовна. – Вы пробуйте, Илларион, не стесняйтесь.
– С превеликим удовольствием, спасибо. – Забродов откусил кусочек ароматной булки. – Потрясающий вкус, – сказал он.
– Моя жена по выпечке признанная мастерица. Я все удивляюсь, как это до сих пор вес у меня меньше ста килограмм, – пошутил Мелешкин.
– Это потому, что ты каждый день ни свет ни заря бегаешь по Москве, пугая кошек и собак, – заметила хозяйка.
«Наш человек», – подумал Забродов.
– Зато я со спокойной совестью могу уплетать твои кулинарные изыски и после этого не пугаться весов, – засмеялся Петр Васильевич.
После гостеприимного чаепития подполковник и Забродов отправились в гостиную. Они устроились в мягких креслах приятной салатовой расцветки. Около дивана стоял небольшой стеклянный столик, на котором лежала какая-то старая подшивка газет.
– Мне сказали, что вы были преподавателем физвоспитания в Московском суворовском училище, – начал Забродов.
– Да, в свое время я окончил Рязанское десантное училище, был мастером спорта СССР по многоборью. Во время одного из прыжков получил травму спины, долго лечился, а потом меня пригласили поработать преподавателем физвоспитания в Москву, в суворовское училище, где я и трудился до пенсии. Рассказывать вроде быстро, а сколько всего за эти годы было…
– Владимир Устинович говорил вам о цели моего визита?
– Он сказал, что в 80-е в нашем училище учились ваши друзья.
– Да, друзья, – вздохнул Забродов. – Виктор Фемидин и Андрей Родионов.
– Я слышал, что они трагически погибли?
– Да, Виктор в результате теракта – в воздухе взорвался самолет, в котором он летел, а Андрей в автомобильной катастрофе – он столкнулся с грузовиком.
– Это ужасно, – покачал головой Мелешкин. – Хорошие были ребята. Они были дружны, на соревнованиях выступали в одной команде. Знаю, что они служили вдвоем в каком-то секретном спецподразделении.
– Там я с ними и познакомился. К сожалению, не могу назвать, как вы выразились, это спецподразделение.
– Да уж, понимаю, я человек служивый.
На минуту воцарилось молчание. Первым заговорил подполковник.
– У меня есть фотографии их выпуска. Хотите посмотреть?
– Конечно, с вашего позволения я хотел бы перефотографировать некоторые снимки на память о друзьях.
– Память – это святое, – задумчиво произнес Мелешкин.
Он достал старый темно-синий фотоальбом.
– Присаживайтесь со мной на диван, – предложил подполковник.
Забродов сел на диван, и они стали рассматривать фотографии.
– Вот Фемидин и Родионов на лыжне, – подполковник протянул Иллариону черно-белый снимок.
Два суворовца в шерстяных костюмах и вязаных спортивных шапочках о чем-то беседуют и улыбаются.
– Это они после финиша. Фемидин пришел первым, а Родионов вторым, – пояснил Петр Васильевич. – Спортивные были ребята, но Виктор более настойчивый, целеустремленный.
Они просмотрели много снимков, пока хозяин не протянул Забродову большую цветную фотографию.
– Этот снимок сделан зимой, в год окончания училища. Узнаете? Вот Виктор, а вот Андрей, – указал на друзей Мелешкин.
– Я бы с трудом их здесь узнал, – вглядываясь в лица, произнес Илларион.
– С ними пытался еще дружить Федор Горин. Вот он, – показал подполковник. – Не слышали про такого?
– Нет.
– Он тоже в какой-то секретной службе служит и теперь вроде большой начальник.
– Фамилия Горин мне ни о чем не говорит, – пожал плечами Илларион.
– Подождите, это здесь у него фамилия Горин.
– В смысле?
– У Федора отец бросил мать и ушел к другой женщине. Мальчишка очень любил свою маму и считал, что отец их предал. Я это знаю потому, что мы рассматривали данный случай по партийной линии. Тогда в СССР насчет этого было строго. Мы должны были разобраться, чтобы подросток, не дай бог, не сделал чего с собой. Мы вызывали и мать, и отца, и самого Федора. Беседовали с ними. Словом, Федор Горин решил сменить фамилию на девичью фамилию мамы. В общем, заканчивал он училище под фамилией Горин, а затем стал Ат…
– Вспомните, пожалуйста, – попросил собеседника Забродов.
– Надо же, выскочила из головы. Вертится, как говорится, на языке. Сейчас вспомню, подождите. Вспомнил! Асташев! – воскликнул подполковник.
– Значит, Федор Горин стал Федором Асташевым, – Илларион выдохнул, почувствовав легкое головокружение, такого с ним не бывало даже на самых высоких вершинах Афганистана, куда ему доводилось подниматься.
– Именно так. Вы абсолютно правы, – подтвердил Мелешкин.
– А отчество вы, случайно, не запомнили?
– Как же, помню. Отца его звали Максим. Стало быть, он Федор Максимович Асташев.
Забродов едва поборол подступившее волнение. Он держал в руке фотографию, о которой ему рассказывала Инга Родионова. А обведенный маркером суворовец был Асташев, нынешний глава АСБ. «Теперь понятно, почему его не было в списках выпускников, – размышлял Забродов. – Фотографию у Инги выкрали. Родионов обвел маркером Горина-Асташева, потому что подозревал его. Асташев сливает информацию! Только он мог организовать сложные операции со взрывами газопроводов, а также убийства Фемидина, Родионова, их жен…»
– Что с вами, Илларион? Вы побледнели, – встревожился Петр Васильевич.
Прежде чем ответить, Забродов глубоко вдохнул и медленно выдохнул:
– Со мной все в порядке, просто на работе в последнее время были большие нагрузки.
– А то смотрите, моя жена – врач-терапевт. Может, позвать ее?
– Нет, не стоит. Все нормально. Петр Васильевич, вы что-то говорили о попытке дружбы Горина с Фемидиным и Родионовым…
– Да, он пытался. Друзья хорошо учились, были одними из лучших спортсменов в училище. Он подмазывался к ним, так это можно назвать. Но они не принимали его.
– Поясните, если можно.
