Уже акт сосания младенцем материнской груди, по Фрейду, несет в себе сексуальный элемент, так как затрагивает губы, язык, грудь — те части человеческого тела, которые впоследствии играют немалую роль в процессе сексуального возбуждения. Правда, пассаж Фрейда о том, что «нередко сосание сопровождается растирающими движениями рук» и поэтому «много детей переходят от сосания к мастурбации», вызывает сомнения, но Фрейд на нем и не особенно настаивает.
При этом Фрейд вольно или невольно вновь отталкивается от основного принципа еврейской мистики о том, что всё живое стремится к удовольствию, и таким образом, по сути дела, любое действие, приносящее физическое удовольствие, приравнивается к сексуальному. Это позволяет ему выйти на некие обобщения, касающиеся самой человеческой природы и — больше того — путей развития форм жизни на Земле.
«Сначала удовлетворение от эрогенной зоны соединялось с удовлетворением от потребности в пище. Сексуальная деятельность сначала присоединяется к функции, служащей сохранению жизни, а только позже становится независимой от нее, — объясняет он. — Кто видел, как ребенок насыщенный отпадает от груди с раскрасневшимися щеками и с блаженной улыбкой погружается в сон, тот должен будет сознаться, что эта картина имеет характер типичного выражения сексуального удовлетворения».
Сексуальный характер сосания, по Фрейду, обусловливает то, что одним из проявлений сексуальности становится поцелуй в губы или «перверзные поцелуи», а также пристрастие многих мужчин к пьянству или курению.
Идеи Фрейда о том, что в раннем детском возрасте особенно велико эрогенное значение зоны заднего прохода, вызывают у многих современных сексологов сомнение, и возможно, являются отражением фантазий самого Фрейда об анальном сексе с Мартой или с кем-то из женщин своего окружения. Но вот его наблюдения о младенческой мастурбации и «второй фазе детской мастурбации», свидетельствующие о хорошем знании детской физиологии, были затем подтверждены целым рядом наблюдений и исследований. Как, впрочем, и его замечания об интересе детей к своим гениталиям и гениталиям других людей — но лишь до того момента, когда Фрейд начинает говорить, что открытие мальчиком того факта, что у девочек нет пениса, приводит его к страху перед кастрацией (кастрационному комплексу), а у девочек такое открытие пробуждает зависть к мальчикам и, соответственно, желание стать мальчиком. Это, по мнению психологов и сексологов, уже в чистом виде спекуляция, возможно, родившаяся опять-таки из личных воспоминаний и детских впечатлений Фрейда.
Развитие нормальной сексуальности человека, по Фрейду, таким образом, заключается в переходе по мере взросления от автоэротичности к поискам сексуального объекта. Само взросление проявляется в росте внешних и внутренних гениталий и переключении сексуальной деятельности именно на гениталии, им отдается главная роль в сексуальном возбуждении, что понятно: основная цель сексуальных отношений — служить продолжению рода. Но детская сексуальность дается человеку совсем не зря: она закладывает тот фундамент, который в итоге не сводит взаимоотношение между полами к банальному совокуплению, а является соединением «нежного и чувственного». Взросление проявляется как раз в установлении этого нового взаимоотношения, уступая место детской сексуальности. Отсюда Фрейд приходит к парадоксальному, но, как ни странно, в целом верному выводу, что «все болезненные нарушения половой жизни можно с полным правом рассматривать как задержки в развитии».
Разумеется, в очерке о детской сексуальности было немало скандального. Чего стоил один намек, что дети могут «сотрудничать» со своим соблазнителем. Однако отсюда вовсе не следует, что Фрейд считал педофилию легитимной или утверждал, что ребенок также несет ответственность за «совращение» взрослого. Напротив, он четко обозначил сексуальное влечение к детям как отклонение, вызванное либо неспособностью взрослого удовлетворить свое сексуальное желание нормативным путем, либо — в случае если речь идет, скажем, об учителях или няньках — доступности детей как сексуального объекта.
В связи с этим крайне показательно, что Фрейд решительно осудил автора «Сексуальной жизни ребенка» Альберта Молла, обозвав его «животным». Выгнав Молла из кабинета, Фрейд брезгливо добавил: «Всю комнату провонял, как дьявол какой-то!»
Столь же сомнительны и попытки обвинить Фрейда в «мужском шовинизме» на основании его утверждения, что «либидо всегда — и закономерно — по природе своей — мужское, независимо от того, встречается ли оно у мужчины или женщины, и независимо от своего объекта, будь то мужчина или женщина»[153]. Основу этого суждения следует опять-таки искать в еврейской мистике, провозглашающей двойственную природу Бога, где активное начало Творца обозначается как «мужское» — то есть в данном случае Фрейд имеет в виду именно активный характер сексуальной энергии — что он и разъясняет далее и в примечаниях[154].
Анализ Фрейда природы сексуального возбуждения, порождающего конфликт «наслаждение — неудовольствие» и «требующее нарастания наслаждение», его рассуждения о том, что попытки дать только физиологическое объяснение сексуального влечения без учета психологии оказываются несостоятельны, вне сомнения, также сохраняют свою актуальность — пусть и с точки зрения современной сексологии порой звучат наивно.
Принципиальный характер для Фрейда в этой части книги носили также написанные позже главы, посвященные сексуальным взаимоотношениям между детьми и родителями, — «Сексуальный объект во время младенчества», «Инфантильный страх», «Ограничения инцеста», «Влияние инфантильного выбора объекта».
Главы эти, вне сомнения, основаны на наблюдениях Фрейда за собственной семьей и другими еврейскими семьями, где любовь матери к самому старшему или самому младшему сыну нередко принимает всепоглощающий характер. Этот так называемый феномен «аидише маме», еврейской матери, стал поводом для многих еврейских анекдотов и послужил сюжетом многим еврейским писателям. Он проявляется хотя бы в том, что еврейская мать может долго препятствовать женитьбе сына, диктуя ему выбор подходящей, с ее точки зрения, супруги, а затем нередко открыто ревнует к невестке и ведет с ней непрерывную войну за любовь сына.
Однако, думается, читатель согласится, что в той или иной степени подобный треугольник мать — сын — невестка существует у всех народов, и потому у Фрейда было право делать на основе наблюдений за соплеменниками общие выводы. Вдобавок тут невольно вспоминается известная шутка Михаила Светлова о том, что «все люди — евреи, но многие об этом пока просто не знают».
«Понятно, ребенку легче всего избрать своим сексуальным объектом тех лиц, которых он любит с детства, так сказать, притупленным либидо. Но благодаря отсрочке сексуального созревания получилось достаточно времени, чтобы наряду с другими сексуальными задержками воздвигнуть ограничение инцеста, впитать в себя те нравственные предписания, которые совершенно исключают при выборе объекта любимых с детства лиц, кровных родственников. Соблюдение этого ограничения является, прежде всего, культурным требованием, которое должно бороться против поглощения семьей всех интересов… поэтому общество всеми средствами добивается того, чтобы расшатать у каждого в отдельности, особенно у юношей, связь с семьей, имеющую только в детстве решающее значение»[155], — писал Фрейд.
Для девушки установившаяся в детстве слишком близкая, сексуальная по своей психологической основе связь с родителями, поясняет далее Фрейд, приводит к тому, что «в последующем браке у этих девушек не хватает возможности дарить своим мужьям то, что им следует. Они становятся холодными женами и остаются анестетичными в сексуальных отношениях»[156].
В последующие издания очерков включалась и написанная позже работа «О нарцизме»[157], к которой мы еще вернемся. Спорные мысли, возможно, содержащиеся в этой работе, были восприняты его современниками как откровения, в немалой степени определившие представления западной цивилизации о природе любви и о взаимоотношениях между полами. Значительная часть расхожих обывательских высказываний, что «каждый человек любит, в сущности, самого себя», что излюбленным сексуальным типом мужчины являются женщины, похожие на его мать, а женщины — похожими на отца, что «женщина любит ушами» и т. д., берут свои истоки именно в рассуждениях Фрейда в очерке «О нарцизме».
Приведем только несколько характерных цитат из этого очерка:
«…Глубокая любовь к объекту, в сущности, характерна для мужчины. В ней проявляется такая поразительная сексуальная переоценка объекта, которая, вероятно, происходит от первоначального нарцизма ребенка и выражает перенесение этого нарцизма на сексуальный объект. Такая сексуальная переоценка делает возможным появление своеобразного состояния влюбленности, напоминающего невротическую навязчивость, которая объясняется отнятием либидо у Я в пользу объекта. Иначе происходит развитие у более частого, вероятно, более чистого и настоящего типа женщины… Особенно в тех случаях, где развитие сопровождается расцветом красоты, вырабатывает самодовольство женщины, вознаграждающее ее за то, что социальные условия так урезали ее свободу в выборе объекта.
