Егерь печатал шаг по ночной улице своего города и оглядывался по сторонам, осматривал потухшие окна жилых домов, в каждом из них жил его друг, сослуживец, знакомый, закрытые лавки менял, иногда здесь можно было найти полезные вещи, спящую столовую, там вкусно кормили и совсем не дорого, и прачечную, раз в месяц по четвергам он приносил сюда два тюка грязного белья. Город был наполнен безмятежностью и спокойствием. С ним не могло случиться ничего плохого. С ним и с десятками таких же тихих и спящих городов, которые поселок Егеря прикрывал живым щитом от внешнего врага. Они должны были разбиться в хлам, рассыпаться в песок, лечь мертвыми в землю, но добиться того, чтобы в этом городе и в остальных городах и поселках гореванов оставалось это чувство спокойствия и безмятежности.
Из-за поворота показалось здание «Гнезда», Егерь отвлекся от размышлений и ускорил шаг.
На пороге командного пункта его встретил Цалио Вый, по прозвищу Ветер.
— Наконец-то. За тобой как за миром посылать.
— Что у вас тут стряслось?
— Пока ничего существенного, но… дело пахнет выгребной ямой. Это я тебе говорю, а ты знаешь, у меня всегда нос по ветру.
Вот за эту пословицу и за гений предсказателя Цалио Выя и прозвали Ветром. Он прибыл в Пограничный поселок всего полгода назад, откомандирован откуда-то с юга с наилучшими рекомендациями от Улитки, и ничего больше для Егеря было не надо. Если Улитка, старый мудрый гореван, прошедший не один десяток сражений, вот уже двадцать лет стоявший во главе одного из южных пограничных городов, рекомендовал Ветра, то значит и впрямь человек нужный и правильный, надо к нему присмотреться и раскопать его талант как можно более глубже.
— Так в чем загвоздка? Что тебе не нравится? — спросил Егерь, не в силах сдержать раздражение. Все-таки накопившаяся усталость давала о себе знать.
— Обожди немного. Сейчас все сам увидишь, — пообещал Ветер.
Егерь шел вслед за своим помощником и время от времени ловил себя на том, что пытается спать на ходу. Все-таки он устал даже больше, чем предполагал, а это было очень плохо, сможет ли он адекватно оценивать обстановку и принимать правильные решения. Он не чувствовал в себе этой уверенности, хорошо что рядом был Ветер, есть на кого опереться в тяжелое время.
В «Гнезде» большой круглой комнате, заставленной терминалами компьютеров с рабочими местами операторов, по ночам было немноголюдно. Четыре дежурных, командир смены, им в эту ночь оказался Ветер, и двое оперативников, в одном из них Егерь узнал свой застенчивый будильник. Не смог сдержаться, насупился, изобразил разбойничью рожу и посмотрел пристально на рядового. Арви Ако побледнел, но с честью выдержал суровый взгляд командира.
Ветер подвел Егеря к центральному терминалу и упал в кресло оператора. Егерь расположился рядом. Сидеть с автоматом за спиной было неудобно, но он не стал его снимать.
Ветер при помощи консоли управления вывел на экран изображение со следящих камер в обычном, инфракрасном и тепловом режиме. Рядом возникли в отдельных экранчиках графики и таблицы, описывающие объект наблюдения.
— Помнишь тот инцидент с командой Двуликого и пришельцами, когда крысоноры прорвали туннель? — спросил Ветер.
— Отчетливо. В подробностях. Как сейчас. А что? — насторожился Егерь. Начало ему не понравилось.
— Это изображение поступает из затопленных туннелей. Тех самых где произошел прорыв.
— И что? — Егерь всматривался в размытую картинку, но видел только мутную воду, точно в банке с водой развели грязь.
— Там кто-то есть. По показаниям получается большое скопление живых объектов небольшого размера. Словно кто-то стаю рыб запустил к нам в туннели.
— Откуда там могут рыбы взяться? — удивился Егерь.
— Вот и я о том же. Туннели залиты протравленной водой, там не может ничего живого быть, но оно там есть и движется весьма осмысленно.
— И давно вы все это наблюдаете? — поинтересовался Егерь, разглядывая таблицу с показателями биологической активности.
— Где-то уже часа три как, только есть основание предполагать, что эта живность в наших туннелях уже давно. Сначала она была в латентном состоянии, потом стала развиваться и расти. Что скажешь, Егерь? Ветер опять учуял гадость, везет мне на всякую помойку, — печально закончил он.
— Естественным путем в нашей отраве даже микроб не может завестись. Яд суров настолько, что все убивает. По сути вода нулевой становится. В ней нет ничего живого. И если то что я перед собой вижу, это не обман зрения, то надо отдать тебе должное, ты такую помойку учуял, какой еще ни разу до этого до тебя ветер не доносил, — сказал Егерь. — А самая главная беда, что мы вынуждены тихо сидеть и ничего не делать. Туннели закупорены. В них выйти, охранный периметр нарушить. Быть может, те кто рыбок в наш пруд запустил, только этого и ждут.
— И нам остается только ждать и наблюдать за развитием событий, — подвел печальный итог Ветер и устало потер глаза.
Выглядел он неважно. Егерю стало жалко его, и, не взирая на то, что он сам не выспался, предложил другу:
— Ты устал. Может пойдешь, немного поспишь?
— Спасибо конечно, только вот если кому и отдыхать, то это тебе. Я что не в курсе, что ты часа четыре назад в поселок приехал с охоты. Говорят, неплохо поохотились.
Егерь внимательно посмотрел на улыбающегося Ветра и в его карих глазах он увидел огонь гибели. Егерь моргнул и это ощущение пропало, оставив горькое послевкусие.
— Нормально. Мясо много, на зимовку хватит. Часть добычи завтра, послезавтра к Прелату отправим. Им тоже зимовать надо. В этом году знатно заготовились.
Егерь смотрел на Ветра и в первый раз за последние двадцать лет он задумался о том, что потерял, избрав путь горевана.
Его звали Миремир, и он родился далеко отсюда в прибрежном городе Лиссе, далеко на юге летианских владений. Егерем его назовут потом, в другом мире, в другой жизни. Он родился в обеспеченной семье, владевшей собственным трехэтажным домом на земельном участке в элитном районе города, тремя автомобилями и солидным счетом в банке. Его отец занимался производством оружия, состоял в совете директоров крупного оборонного предприятия. Мама занималась домом, благотворительностью и политикой. Она неоднократно избиралась в Городскую Думу, где возглавляла Совет Попечителей, занимавшийся проблемами образования и медицины, благотворительными организациями и фондами.
С детства Миремир впитывал в себя взрослые разговоры и споры. У отца часто собирались влиятельные и умные люди. К маме заглядывали сослуживцы. Он рос в атмосфере типичной летианской семьи, с пеленок впитывал в себя неприязнь к гореванам. О гореванах друзья мамы и отца говорили чаще всего. И в основном говорили плохо, как о животных, пытающихся уничтожить их летианский уклад жизни и самих летиан. Врачи и ученые, приходившие в гости к маме, доказывали на основе медицинских исследований, что гореваны не имеют развитого головного мозга, по своему уровню развития они не далеко ушли от обезьян, и руководствуются в своих поступках инстинктами и накопленным генетическим опытом. Они рассуждали о социальной и биологической опасности гореванов. Деловые люди, приходящие к отцу, соглашались с ними, добавляя что к гореванам нужно относиться снисходительно. И не в коем случае нельзя поддаваться на пропаганду радикалов, предлагавших уничтожить популяцию гореванов. Нельзя убивать хищника за то что он хищник, нужно обезопасить себя от него, а еще лучше использовать его, проводить генетические эксперименты и выводить полезных обществу летиан шурале.
Миремир никогда не видел живого горевана, но они стали составляющей частью его жизни с ранних лет. Его отношение к гореванам изменилось внезапно, когда ему исполнилось двенадцать лет и помог этому гражданин Парвус, ставший частым гостем отца.
Гражданин Парвус с первой же минуты знакомства приковал внимание молодого Миремира. Он говорил о том, о чем все остальные граждане предпочитали либо молчать, либо цитировать учебники. Он выглядел старым, повидавшим жизнь, потрепанным и несколько обозленным летианином. Седые вечно всклокоченные волосы, очки с резинкой и трещиной на правом стекле, длинные серые пальцы, которыми он любил хрустеть, когда рассуждал о чем-то. Когда говорил господин Парвус, все остальные умолкали. Они боялись согласиться с ним, опасались ему возражать. Они считали, что стоит им вступить в полемику с Парвусом, как их посчитают соучастниками. В этом они были недалеко от истины. Через полгода после первого визита Парвуса арестовали, его перевели в касту лишенцев и после этого никто о нем больше не слышал. Отца спасло высокое положение, влияние и деньги. Дома о Парвусе больше никто не вспоминал, эта тема попала под негласный запрет. Только Миремир никак не мог забыть провокационные речи Парвуса.
