премию в области литературы за свои ранние романы. Меня удивило, что Мориак — уже пожилой человек — уделил немало внимания обсуждению собственной похоти. Как он объяснил: «Старость таит в себе риск стать периодом удвоенных испытаний, поскольку воображение старика ужасным образом заменяет ему то, в чем ему отказывает природа».
Мориак отверг большинство аргументов в пользу сексуальной чистоты, которые он с детства слышал в своей католической семье.
«Брак излечивает похоть». В случае с Мориаком, как и со многими другими, этого не произошло, поскольку секс замешан на привлекательности незнакомых людей и страсти к приключениям и случайным встречам.
«С похотью можно совладать с помощью самодисциплины». Мориак обнаружил, что сексуальное желание подобно приливной волне, достаточно мощной для того, чтобы унести с собой все самые благие намерения.
«Истинное удовлетворение можно обрести только в моногамии». Возможно, это и так, но только — не для тех, чьи сексуальные импульсы не угасают даже в моногамном браке.
Таким образом, проанализировав традиционные аргументы в пользу чистоты, Мориак нашел их несостоятельными. Он пришел к выводу, что в конечном счете существует лишь одна причина хранить чистоту, и она представлена Иисусом в Заповедях блаженства: «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят». Как отметил Мориак: «Нечистота отделяет нас от Бога. Духовная жизнь подчиняется законам, таким же доказанным, как и законы физического мира… Чистота — это условие для высшей любви — для ценности, превосходящей все ценности; для того, что является Божьим. Да, на карту поставлено именно столько — не меньше».
Когда я прочитал слова Франсуа Мориака, моя борьба с похотью не прекратилась, однако должен со всей уверенностью заявить, что его анализ совершенно справедлив. Любовь, которую предлагает нам Бог, требует, чтобы наши способности были очищены, и только тогда мы сможем принять высшую любовь, которую нельзя обрести никаким другим способом. Именно таков мотив хранить чистоту. Давая приют похоти, я ограничиваю свою близость с Богом.
Из книги «Иисус, Которого я не знал»
15 июня
Опережающее эхо
Я научился здоровому подходу к жизни у Клайва Льюиса, который пробудился к реальности иного мира через красоту скандинавских мифов, природы и музыки Вагнера. В наших желаниях Льюис увидел не просто отголоски, а «опережающее эхо» того мира. Как он выразился, проблески красоты и щемящее томление безмятежности «сами по себе — ничто. Они лишь — аромат ненайденного нами цветка, эхо неуслышанной нами мелодии, новости из страны, в которой мы никогда не бывали».
Я понял: для того, чтобы увидеть то важное, чего я не замечаю на земле, мне нужно вдохнуть аромат цветов и прислушаться к некоторым мелодиям. Отвлекшись от разделения жизни на естественную и сверхъестественную, духовную и недуховную, я начал искать способ объединить эти две составляющие, чтобы получить единство, которое (в чем я все больше убеждался) соответствовало Божьему замыслу.
«Что для меня наибольшее удовольствие?» — спросил я себя. Меня удивительно захватывает дикая природа. Я люблю бежать вниз по скользкому, каменистому склону горы к безопасному укрытию леса, когда вокруг сгущаются грозовые тучи, и все ближе бьют молнии. А сколько впечатлений от встречи с гризли на лесной тропе, когда ты понимаешь, что, какое бы решение ты сейчас ни принял, все зависит не от тебя, а от настроения медведя! Еще я люблю посещать экзотические страны, где нет привычных ни еды, ни запахов, ни звуков. И, конечно же, мне нравятся домашние радости: изысканный кофе, сливочное мороженое, сорванные в саду персики и черника. Теперь, когда я живу в сельской местности, я также скучаю по городским развлечениям: иностранным фильмам, хорошей музыке, театральным постановкам, под впечатлением которых ты ходишь по несколько дней.
Я начал прислушиваться к собственным желаниям, как к отголоскам иного мира — сверкающему ключу к пониманию природы Творца. Я почему-то поддался обману, считая естественный мир недуховным, а Бога — противником удовольствий. Однако именно Бог изобрел материю, включив в наше тело все органы чувств, с помощью которых я ощущаю удовольствие. Естественное и сверхъестественное — это не два отдельных мира, а лишь разные проявления одной и той же реальности.
Из книги «Отголоски иного мира»
16 июня
Просчет христианских писателей
Сегодня христианские писатели словно стоят на цыпочках, силясь глядеть поверх Божьего творения. Оно — всего лишь «материя», недостойная того внимания, которое уделяется вопросам сверхъестественного. Подобным же образом, как отметил Жак Эллюль, современная наука настолько тщательно избегает сверхъестественного, что надевает шоры и строго ограничивает интеллектуальную мысль. Писателям-христианам настало время вновь открыть для себя окружающую нас естественную среду и качества истинной природы человека.
Обходя естественное стороной, мы отделяем себя от величайших образов и носителей сверхъестественного, а наши произведения лишаются своего главного преимущества: способности подражать творению. Говоря о весне, Толстой вкладывает в описание крошечных цветов, пробивающихся сквозь оттаивающую землю, не меньше восторга и значимости, чем в описание обращения ко Христу. Они тоже являются проявлением Божьего царства. Как следствие, оба фрагмента возбуждают в чутком читателе душевный порыв. Люди живут в мире природы. Прежде, чем вести их к сверхъестественному, мы должны утвердиться в естественном, проникнувшись его смыслом.
В последнее время несколько хороших писателей двинулись в этом направлении, попытавшись показать в естественном путь к сверхъестественному. Заметной вехой в этом жанре стали книги Энни Диллард. Аналогичный подход, хотя и с менее явным религиозным уклоном, использует и Льюис Томас. Отклики на книги этих двух авторов свидетельствуют о читательском голоде по более целостному видению мира. Естественное и сверхъестественное — это не два отдельных мира, а лишь разные проявления одной и той же реальности, и писатели должны иметь дело с ними одновременно.
Творчество, по своей сути, — христианская концепция, которая не существовала в греческой культуре. Вместо нее греки использовали термин «techna», от которого произошло современное понятие «технология». Великие греческие поэты и драматурги, создавая свои произведения, мыслили категориями изготовления и устройства. У них не было модели божественного «творения из ничего», которой они могли бы подражать. Меня поражает, что мы, христиане, с такой небрежностью лишаем себя возможности исследовать этот изумительно сотворенный мир. Вместо этого мы улетаем в сферу сверхъестественного, настолько далекую для наших читателей, что перепрыгнуть эту пропасть для них не представляется возможным.
Из книги «Открытые окна»
17 июня
Все доброе
Бог излил на этот мир благие дары, и то, как мы их используем, определяет, останутся ли они благими и приносящими удовлетворение или нет. Сбалансированная жизнь подобна верховой езде, когда падение
