Беттельгейм извлекали смысл из бессмысленных страданий холокоста. Наблюдая за поведением людей в экстремальных обстоятельствах концлагерей, они собрали информацию, сформировавшую базис для всей дальнейшей научной работы. Для Эли Визеля и других, подобных ему, смыслом стало «нести свидетельство». Сегодня они посвящают себя тому, чтобы чтить память тех, кто не выжил.
Находясь в тюрьме, Достоевский углубился в исследование Нового Завета и жития святых. Заключение стало для него (а позже — для его соотечественника Солженицына) горнилом веры. Оба они описывают процесс, в ходе которого грубая реальность человеческого зла прежде всего убедила их в необходимости искупления. Затем, видя живые свидетельства верующих в лагерях, они осознали возможность преобразования. Как изящно выразился в своей классической повести «Один день Ивана Денисовича» Солженицын, вера в Бога, может, и не вытащит тебя из лагеря, однако ее достаточно, чтобы преодолевать день за днем.
Хотя в сравнении с этими первопроходцами мои собственные страдания кажутся банальными, я тоже стараюсь извлечь из них смысл. Я начинаю с библейского обетования того, что страдания могут произвести во мне нечто стоящее. Изучая перечни, подобные представленному в Римлянам 5, где Павел упоминает терпение, опытность, надежду и уверенность, я спрашиваю себя: «Каким образом все это вытекает из страданий?» Они производят терпение (или стойкость), вынуждая меня сбросить темп и обратиться к Богу. Они формируют характер, мобилизуя резервы внутренней крепости. И я продолжаю читать этот перечень, спрашивая у Бога, как Он может привнести смысл в процесс страданий.
Из книги «Где Бог, когда я страдаю?»
9 июня
Участие в страданиях
Иногда единственный смысл, который мы можем предложить страдающему человеку, — это заверение, что его страдания, не имеющие очевидного смысла для него, имеют смысл для нас.
Моя жена работала с беднейшими жителями Чикаго, возглавляя программу Церкви на улице Ласалль, направленную на помощь одиноким и брошенным старикам, о которых некому позаботиться. Я много раз видел, как она вкладывала себя в жизнь пожилых людей, стараясь убедить их, что их жизнь и смерть имеют значение. Таким образом моя жена «скрашивала» страдания этих стариков.
Девяностолетний мистер Круйдер, с которым работала Джанет, на протяжении двадцати лет отказывался от операции по устранению катаракты. Когда ему было семьдесят, он решил, что в мире все равно смотреть уже не на что, и, в любом случае, раз он ослеп, то так, наверное, хочет Бог. Возможно, это было наказание за то, что он в юности засматривался на девушек, — говорил старик.
Моей жене пришлось два года льстить, убеждать, настаивать и проявлять любовь, чтобы уговорить мистера Круйдера пойти на операцию. Наконец, он согласился, но по единственной причине: Джанет убедила его, что для нее очень важно, чтобы он вновь обрел зрение. Мистер Круйдер махнул на жизнь рукой. Она для него потеряла всякий смысл, однако Джанет вернула его. Для кого-то было важно, что даже в возрасте 92 лет мистер Круйдер не сдается, и в конце концов он согласился на операцию.
Джанет в буквальном смысле слова разделила страдания с мистером Круйдером. Постоянно навещая, она убедила его в том, что он кому-то важен, и что для нее имеет значение, будет он жить или умрет, обретет он зрение или останется слепым. Этот принцип участия в страданиях является тезисом книги Генри Ноуэна о «раненом целителе» и, наверное, — единственным реальным вкладом в процесс распознания смысла страданий. Следуя ему, мы следуем примеру Бога, Который также взял на Себя боль. Присоединившись к нам, Бог провел жизнь в настолько тяжелых страданиях и в такой бедности, которых большинство из нас никогда не узнает. Страдания никогда не станут совершенно бессмысленными, потому что Бог разделил их с нами.
Из книги «Где Бог, когда я страдаю?»
10 июня
Уроки лагерей
Весной 1978 года, когда телевидение транслировало сериал «Холокост», моя церковь провела особое богослужение в знак солидарности с пострадавшими евреями. Это был своеобразный Йом ха-Шоа для христиан. Разные члены общины, включая детей, читали вслух произведения еврейских авторов, переживших холокост: дневник Хаима Каплана из варшавского гетто; детское стихотворение об отсутствии в гетто бабочек; обзоры Виктора Франкла в роли тюремного врача; трогательные истории Эли Визеля; поэму Нелли Закс о трубах крематориев и фрагмент под названием «Почему христиане нас ненавидят?» из романа Андре Шварц-Барта «Последний из праведников».
Во время чтений община сидела в безмолвии, а когда попадались слишком задевающие за живое описания, кое-кто не выдерживал и выходил из зала. Один мой друг, внимательно выслушав все сказанное, после служения поделился со мной своими впечатлениями. «Кое-что огорчило меня даже сильнее, чем все эмоции и чувство вины, которые я испытывал, слушая голоса этих евреев. Все, что я могу для них сделать, — лишь посочувствовать и ощутить сожаление. Но что меня действительно встревожило — это обилие аналогичных ситуаций, которые мы игнорируем сегодня. Легко обвинять христиан времен Второй мировой войны за то, что они не действовали быстрее и решительнее. Но как мы сами реагируем сегодня? Как насчет недавних событий, вроде тех, что произошли в Камбодже и Уганде? Может, нам бы лучше провести служения в память о них?»
Факты о концлагерях для евреев были подробно изложены в газете «New York Times» еще в 1939 году, однако им мало кто поверил, вообще никто не отреагировал, и Соединенные Штаты не вступали в войну вплоть до прямой атаки японцев через два года.
Возле Освенцима есть поле, покрытое толстым слоем костной глины. Это все, что осталось от сожженных евреев. Однако за последние годы были убиты миллионы камбоджийцев и руандийцев, и множество людей по-прежнему гибнет в таких местах, как Дарфур и Конго. И как мы на это отреагировали?
Один урок представляется мне более важным, чем все остальные: правосудие должно исходить извне. Все жертвы лагерей пребывают в ожидании конца. Они могут надеяться лишь на избавление от какой-нибудь внешней силы. Без влияния такой силы ни высокая нравственность, ни выдающаяся смелость, ни чувство прекрасного, ни заразительная надежда — ничто не гарантирует им, что они выживут. Для подавляющего большинства выживание зависит от разрушения мира концлагерей.
Из книги «Открытые окна»
11 июня
Вера под огнем
Как ни парадоксально, трудности способствуют укреплению веры и душевных уз. Я вижу это в человеческих взаимоотношениях, которые во времена кризиса зачастую становятся крепче. У меня есть бабушка, которой уже за сто. У моей жены — тоже. Беседуя с ними и с их друзьями, я обнаружил в воспоминаниях
