За спиной поднялось багряное от мороза солнце и осветило длинную извилистую ленту обоза, который отчетливо выделялся на фоне снега.
Обгоняя колонну, верхом на белой лошади, нас догонял комиссар.
Разведчики оживились, старались принять молодцеватый вид.
– Доброе утро, Семен Васильевич! — заговорили разведчики наперебой, как только комиссар поравнялся с нашими санями.
– Здравствуйте, здравствуйте, глаза и уши! — весело ответил на приветствия Руднев. Перевел лошадь с рыси на шаг и спросил: — Как настроение?
– Настроение хорошее. Кончилось сидение, — ответил Черемушкин.
– Только вот погода меня беспокоит. Ни единого облачка. Того и гляди самолеты появятся, — высказал беспокойство Ковалев.
Комиссар посмотрел вверх, казалось, хотел убедиться, действительно ли нет ни единого облачка, а затем успокоил:
– Ничего, пока немцы пронюхают, что в Ляховичах никого нет, свяжутся с летчиками, тем временем пройдет короткий зимний день. Да и мы уйдем далеко, пусть тогда ищут ветер в поле. — Семен Васильевич посмотрел на вспотевших лошадей и приказал: — Сделайте привал минут на пятнадцать.
– Оцэ дило, — обрадовался наш ездовой Иван Селезнев, останавливая лошадей. Он не спеша выбрался из розвальней, покрыл попонами вспотевших лошадей, разнуздал и, положив перед ними охапку сена, сказал: — Набирайтесь сил, родные!
Лошадь комиссара Черемушкин привязал к саням.
Партизаны соскакивали с саней и разминали отекшие от длительной езды ноги. Курящие доставали кисеты и коробки с махоркой и крутили самокрутки.
– Закурите, товарищ комиссар, — предложил Журов, раскрывая футляр карманного фонаря, приспособленный им вместо портсигара...
Разведчики плотным кольцом обступили Руднева.
– Представляю, как разозлятся фрицы, не обнаружив нас в Ляховичах, — сказал Костя Стрелюк.
– Могут расправу над жителями учинить, — поддержал разговор Маркиданов.
– Это в их характере, — согласился Лапин.
– А я так думаю, кинутся гитлеровцы по нашим следам, — отозвался Ковалев. — Видите, какую мы дорогу за собой оставили?
– Мы уйдем, а белорусским партизанам придется повоевать. Хотя их и предупредили о нашем уходе, все же будут обижаться, скажут, Ковпак привел немцев, — беспокоился Костя.
– Пусть повоюют, а то есть такие партизаны, которые еще и немца живого не видели, — сказал незаметно подошедший командир конной разведки Саша Ленкин.
– Ну, Усач, брось, не поверю, чтобы такие партизаны были, — усомнился Черемушкин.
– Что брось? Сидят себе в лесу среди болот, выставили заставы, заминировали все подступы и носа не кажут, — поддержал Ленкина Федя Мычко.
– По-вашему выходит, только мы и воюем? — спросил Стрелюк. — А диверсионные группы?
– Подумаешь, диверсанты! Поставят мины — и в кусты, а немцы вынут их и преспокойно себе разъезжают.
Среди присутствующих нашлись сторонники и противники Ленкина. Разгорелся жаркий спор. Комиссар, внимательно следивший за перепалкой партизан, решил вмешаться.
– Я всегда ценю в людях любовь к своему соединению, отряду, роте, взводу, отделению, — начал с жаром Семен Васильевич. — Каждый партизан должен дорожить честью подразделения, как своей собственной.
Разведчики внимательно слушали комиссара. Саша Ленкин удовлетворенно подкручивал пышные усы и бросал победные взгляды на своих «противников».
– Однако в корне неправильно охаивать наших братьев по совместной борьбе из других отрядов, — продолжал Руднев. — Надо быть справедливым в оценке их действий… Каждый партизанский отряд решает посильные ему задачи. Диверсионные отряды и группы ведут «рельсовую войну». Надо отдать им должное, в этом они преуспевают. И нам есть чему у них поучиться. Кроме уничтожения воинских эшелонов, они приковывают значительные силы немцев для охраны железных дорог… Есть и такие отряды, которые только ведут разведку. Такую задачу выполняла группа капитана Бережного до присоединения к нам. Что же, прикажешь им громить немецкие гарнизоны? Это не их дело, да и не под силу.
– А местные отряды? — не сдавался Ленкин.
– Они тоже решают свои задачи, — ответил Руднев. — Уничтожают полицейских, небольшие группы немцев, защищают население от врага… Конечно, не все отряды равноценны. Есть еще слабые. Со временем они окрепнут, приобретут боевой опыт и будут воевать не хуже других. Ведь наше соединение стало таким, каким оно есть сейчас, не вдруг. Были и у нас большие трудности, а иногда и неудачи. Они и сейчас есть. Важно понять, что некоторые отряды плохо воюют не потому, что не хотят, а, главным образом, потому что еще не умеют, вооружены слабо, а их командиры неопытны. Наша задача помочь им вооружением и советом.
– Что ни говорите, Семен Васильевич, а лучше нашего отряда нет! — решительно сказал Саша Ленкин, не желая открыто признать своего поражения.
– Ну и хватил, Усач! — засмеялся Черемушкин.
– Оспаривать это, значит, признать, что я, как комиссар, ни черта не делаю, грош цена такому комиссару, — сказал Руднев и положил обе руки на могучие плечи Ленкина. — А тебя, Саша, благодарю за любовь к своей родной части… А теперь в путь!
Разведчики заняли свои места. Вперед вырвались лихие конники Саши Ленкина, сопровождавшие санки с радистами. Вслед за ними умчалась кавалькада квартирьеров – представителей от рот. В тех случаях, когда марш совершался на территории, контролируемой партизанами, и встреча с противником мало- [291] вероятна, мы обычно вперед высылали радистов под прикрытием конного взвода. Радисты останавливались в определенные часы и к подходу колонны принимали сводку Совинформбюро. Так было и на этот раз.
Колонна тронулась. Руднев стоял на обочине дороги, ласково улыбался и приветливо махал рукой проезжающим мимо партизанам.
Долго ехали молча. Я находился под впечатлением только что услышанного разговора.
– Хороший урок преподал нам Семен Васильевич, — нарушил молчание Ковалев. — Тут мы переборщили.
– В чем?
– Прививали партизанам любовь только к своему отряду.
– Но мы же не говорили, что другие отряды плохие.
– Однако и хорошего о них ничего не говорили, отчасти потому, что и сами не знали. А мы с тобой обязаны знать, — развивал свою мысль политрук. — Ведь нашим людям первым приходится соприкасаться с соседними партизанскими отрядами. Мы первыми должны узнавать о их боевой деятельности. Среди некоторых товарищей появилось зазнайство, кичливость.
– Ты о Ленкине говоришь?
– Нет. Сашу я достаточно хорошо знаю. Он человек серьезный.
– И гордый, — вставил я.
– От гордости у него и ум за разум зашел, появилось пренебрежение к другим отрядам…
За разговорами мы незаметно приехали в Милевичи. Здесь была намечена остановка на отдых. При въезде в село нас встретил Саша Ленкин с квартирьерами.
– Слыхали новость? — спросил Саша возбужденно.
– Какую?
– Вася Мошин только что принял сводку Совинформбюро, — спешил выложить новость Ленкин. — Нашими войсками успешно завершена ликвидация гитлеровских войск, окруженных у берегов Волги.
Захвачены большие трофеи. Уйма пленных, даже один фельдмаршал…
– Придется фюреру еще идти к гадалке, — сказал Черемушкин.
– Он без гадалки уже по всему фатерлянду объявил трехдневный траур, — продолжал Усач.
– Да ну! — удивился Юра Корольков. — Видать, туго ему приходится.
– Еще бы!
– И на нашей улице наступил праздник, — пробасил Журов.
– Нет, Леша, это только подготовка, а праздник впереди, — поправил Гапоненко.
Прослышав о новостях, к нам подходили партизаны из других рот. Квартирьеры забыли о том, что им надо разводить свои подразделения по хатам. Вскоре вокруг Ленкина выросла толпа и загородила улицу. Каждому хотелось услышать подробности. Не заметили, как подъехал командир.
– Шо ты мне тут байками занимаешься, пробку устраиваешь! — набросился Ковпак на Ленкина…
В защиту Усача сразу выступило более десятка партизан. Они возбужденно заговорили на разные голоса:
– Немцев…
– Окруженных на Волге…
– Зничтожили! — перекричал всех Мычко.
На лице Сидора Артемовича появилась довольная улыбка.
– Цэ дуже добре, — сказал он, смягчившись. — Только дорогу все же освободите… Так говорите, крышка фашистам?
– Крышка, товарищ командир, — подтвердил Гапоненко.
– В таком случае треба салютом отметить успехи нашей армии.
– Это мы мигом, — живо отозвался Зяблицкий, снимая с плеча автомат.
– Не-е-е, хлопче, не тут, а там, — указал Ковпак на юг, где проходила железная дорога.
Идею командира о салюте на «железке» поддержал комиссар. Для проведения диверсий выделили по две роты от первого и четвертого батальонов…
Через двое суток командиры рот должили о выполнении задания. На перегоне Житковичи — Старушки пущен под откос эшелон. Уничтожен паровоз и семь вагонов. На перегоне Микашевичи – Житковичи пущен под откос эшелон с войсками. Уничтожен паровоз, восемнадцать вагонов и около ста пятидесяти человек. Между станциями Синкевичи и Микашевичи, возле села Ситницы, взорван железнодорожный мост длиной в пятнадцать погонных метров. Здесь же взорван паровоз и два вагона и обстрелян эшелон с войсками, которые прибыли на выручку. Убито пятьдесят гитлеровцев.
