Может, она из неблагополучной семьи, и поездка в Москву для нее так же недосягаема, как полет на Луну. Может, семья и нормальная, но у людей другие приоритеты. Но ясно было, что ее напрягают рассказы Ритки о дорожных приключениях.
— Мама, а Танька сказала, двадцать пятого надо прийти в школу на сборы.
— Так это уже в среду! — а я чуть не прозевала, что скоро в школу. — Наверно, надо и новую форму тебе купить, и канцелярские принадлежности. И когда же мы с тобой пойдем? Завтра не получится — мы в цирк едем…
— Ура, в цирк! — Ритка чуть не задохнулась от восторга. — Побегу выбирать себе платье.
Я хотела пойти за ней, но тут из-за кустов вынырнула Светка.
— А я мимо шла и решила зайти, — защебетала она.
— Очень кстати, — ответила я, — как раз хотела посидеть с кем-нибудь на свежем воздухе на лавочке и поболтать.
Мы устроились в беседке, где как раз никого не было.
— А у вас, я смотрю, столько новостей, столько новостей, — огорошила меня Светка.
— Каких еще новостей?
— Ну как же, Володька с Машкой каждый вечер под ручку разгуливают.
— Что? Так уж каждый вечер? А дети тоже с ними?
— Когда как, Машкин сын всегда, а его девчонки — когда как.
— Очень интересно!
— А ты ничего про это не знаешь, что ли?
Я задумалась.
— Да я видела, что Володька опять ею заинтересовался. Но Маша, она-то как могла? После такого? Странно… Такая женщина симпатичная, интересная. А где же собственное достоинство?
Светка схватила меня за руку:
— Так ты тоже против их отношений?
— Что значит «против»? — поморщилась я и высвободила руку. — Мне это непонятно, и даже неприятно. Но это же их личное дело, не так ли?
— Личное, — согласилась Светка, — но я считаю, с Машей нужно поговорить. И лучше, если мы сделаем это вместе. Мы должны, нет, обязаны уберечь ее от ошибки! Давай прямо сейчас пойдем к ней и поговорим.
— И что мы ей скажем?
— Напомним, как он с ней поступил.
— А ты думаешь, она сама не помнит? У нее же Юрочка каждый день перед глазами, как напоминание. Нет, лично я не стану вмешиваться. У меня своих дел по горло. Ритке надо форму покупать к школе и, как назло, придется это делать в воскресенье. Пока работала сменами, можно было в будний день по магазинам походить. А теперь в выходной — толкаться, стоять в очередях…
— Так ты что, на пятидневку перешла? — Светкины глаза заблестели от любопытства. — Как же так?
Мне не хотелось рассказывать ей о своей новой работе, но раз уж начала, оставалось продолжить.
— Я сейчас в Управлении работаю.
— Да ты что? — Светка широко раскрыла глаза, и они заблестели еще сильнее. — А как ты туда пробралась? У тебя там волосатая рука, что ли?
— Какая еще рука, — фыркнула я, — просто начальник вызвал и сказал переходить.
— А почему именно тебя туда перевели?
— Ну, я же в институте учусь.
— А-а, — Светка широко улыбнулась. Небось, представила себе, как она расскажет эту сногсшибательную новость коллегам на Спутнике. — И как тебе там работается?
— Да нормально, — только и сказала я.
Про неприятности в отделе я ей точно рассказывать не стану. Она такая сплетница. Одному расскажет, другому. Дойдет до моих домочадцев. А я не хочу расстраивать деда и терять свой авторитет в глазах Ритки.
В понедельник я вошла в отдел, когда все уже сидели на своих местах. Было непривычно тихо, даже Анриетта на удивление свой утренний пар не выпускала.
— Добрый день, — сказала я.
Наталья Петровна кивнула:
— Добрый.
Остальные промолчали, делая вид, что чрезвычайно заняты своими делами. Та-ак, интересно, что за сюрпризы меня сегодня ждут?
Четвергова повернулась к Садовской и что-то тихонько прошептала.
— А что ты мне говоришь? — дернула та плечом. — У нас начальник есть, пусть он разбирается. Пётр Аркадьевич! — крикнула она громко. — Подойдите сюда, пожалуйста.
Пётр Аркадьевич вышел из-за стеклянной перегородки и приблизился к нашим столам.
— Что случилось?
— В отделе стало трудно работать, — выпалила Садовская, — создалась крайне некомфортная обстановка из-за некоторых скандальных сотрудников, — она кивнула в мою сторону, — поэтому мы требуем разобрать поведение Новосельцевой на месткоме. Потому что нельзя вот так прийти и с первого дня показать свое враждебное отношение к заслуженным людям. Нельзя портить настроение и подставлять тех, кто давно здесь работает.
Что такое местком, я знала лишь приблизительно. Помню, в одном старом советском фильме коллега-женщина заваливала любовными письмами коллегу-мужчину. Тот долго терпел, а потом передал эти письма в местком. При этом просил вроде как помочь товарищу, но на деле это выходило для женщины крайне обидно и унизительно.
Выслушав Садовскую, Пётр Аркадьевич перевел взгляд на меня.
— Ах, Новосельцева, — он будто что-то вспомнил, — нам же с вами надо в отдел рационализаторских предложений. А что ж вы мне не напоминаете?
— Прямо сейчас пойдем? — я с готовностью поднялась со стула.
— Сейчас я схожу узнаю, на месте ли товарищи, и пойдем.
Он вышел, а Садовская с Четверговой в напряженной тишине опять зашептались.
Вскоре открылась дверь, и Пётр Аркадьевич мне кивнул:
— Пойдемте, нас ждут.
Неужели? Меня охватила дрожь от близости развязки. Останусь я все же в Управлении или буду искать другую работу? О том, чтобы остаться в ненавистном отделе, даже мыслей не проскальзывало.
В отделе рацпредложений на этот раз был не один Роман. За столом в углу сидел незнакомый мне мужчина средних лет.
— Знакомьтесь, наш начальник, товарищ Бродов, — кивнул на него Роман.
Мы с Петром Аркадьевичем сели на предложенные стулья.
Первым заговорил Роман:
— Итак, вы предлагаете на основе нашего склада с руководящими документами создать отдел под названием «Научно-технический информационный центр», верно?
— Да, — кивнула я.
Идея была не моя. Когда я работала на кафедре в моей прошлой жизни, у нас в Университете образовался почти такой же бесхозный склад. Там хранились научные труды, диссертации, нормативные документы. И одна рядовая сотрудница библиотеки решила навести там порядок, мотивируя тем, что ценные экземпляры без присмотра теряются.
Постепенно она систематизировала все, что там
