ты права. Я же заснуть не смогу, если моя девочка не дома.
— Вот и я про то же. Не дело это — жить в одном районе, а учиться в другом. Да и в школе могут такое не разрешить.
— Да скорее всего не разрешат, — со вздохом согласилась Валюша, — Анечка же будет на Некрасовской прописана. Хотя, можно никому про это не говорить.
— Все равно люди узнают. Одноклассники будут знать, что Анечка на Некрасовскую ездит после школы? Будут. Рано или поздно дойдет до учительницы. А потом она тебя вызовет и отругает. Потому что в третьем классе ездить в школу через полгорода неправильно. Так, девочки, садитесь за стол, а то борщ остынет, — решительно сказала я.
Тем более, что за окном уже начало темнеть, а мне совершенно не хотелось, чтобы Пашины начали просить их проводить. И спать я хотела лечь пораньше — с утра столько дел на работе. Только успевай поворачиваться.
Я решила, что мой отдел не будет закрыт для посетителей, даже в самые первые дни. Пока привожу все в порядок — можно параллельно выдавать людям то, что им требуется. И Раиса Федоровна меня в этом поддержала. Все можно успевать. Через неделю Ритка пойдет в школу, а у меня в отделе уже будет полный порядок. Глядишь, все и наладится, войдет в колею.
Да, и еще новость. Валентина Николаевна приезжает десятого сентября. Дед сегодня письмо показывал. И это тоже повод для беспокойства. Как мы тут все уживемся? Все ли ее помыслы чистые? Меня почему-то смущает, что женщина, всю жизнь прожившая с серьезными начальниками, вдруг остановила свой выбор на самом простом пенсионере. Первый муж у нее был капитан, второй какой-то начальник. Наверняка же привыкла к другой обстановке.
Хотя, вон Пашина, еще недавно говорила, что за слесаря она, ученая дама, больше ни-ни, а вышла же и счастлива. Что она сегодня сказала — не в профессии дело, а в человеке?
Глава 24
Через пару недель я пришла в свой отдел, а там все привычно блестело. Недалеко от входа стоял вместительный шкаф с каталогами. Столы по периметру по-прежнему находились на своих местах, но теперь на них не было свалки из пыльных бумаг. Столы стояли идеально чистыми и предназначались для просмотра материалов на месте. Не каждому же надо брать стопки с собой.
Один из столов стал моим рабочим местом — его я определила в самое удобное место, в углу у окна. А на широкий подоконник поставила ящики с читательскими формулярами. Теперь мне достаточно было протянуть руку, найти по алфавиту формуляр и вписать туда выдаваемую книгу.
Другой стол, для чаепитий и личных вещей, я устроила в самом дальнем углу, за стеллажами. Там же было зеркало во весь рост и вешалка для одежды. Красота!
Из старых шкафов были безжалостно ликвидированы покрытые пылью времён шторки. И через чисто вымытые стекла виднелись корешки наиболее ценных экземпляров. На всех стеллажах теперь имелись разделители. Вся литература систематизировалась сначала по разделам, потом по алфавиту и далее по номерам. Поэтому найти нужный документ больше не представляло никакого труда.
К моему большому удовольствию, в помещении нашлась радиоточка. И сегодня я как раз принесла бежевую пластмассовую коробку с прорезями для звука, включила вилку в специальную розетку и покрутила круглый регулятор громкости. Передавали «Последние известия», в которых перечислялись достижения развитого социализма.
Чуть позже начался концерт классической музыки.
Я как раз поправляла разделители, когда услышала, как хлопнула дверь, и вышла навстречу посетителю.
— Веселуха? — на пороге стояла Четвергова с безумным блеском в глазах. — Веселуха?
Я выключила радио.
— Ну, если сюиту Шостаковича можно считать веселухой, — нелюбезно ответила я. При этом совершенно не была уверена, Шостаковича или другого композитора звучала музыка. И сюитой ли называлось произведение — не сильна в этих вопросах.
Тетка прогремела каблуками к моему столу и швырнула какую-то книгу в мягкой обложке:
— Мне что-нибудь из этой же серии.
— Из какой серии? — не поняла я.
— Что-нибудь вроде этого, — раздельно сказала она, тряхнув волосами-сосульками.
Я взглянула на книгу. «Химия и жизнь», — значилось на обложке.
— У нас не библиотека широкого профиля, — сказала я сухо, — здесь хранится нормативная документация…
— Но вы обязаны искать по моему запросу, — заявила Четвергова.
— Да, но узкоспециализированные источники.
Она еще немного потопталась перед столом, пытаясь просверлить меня взглядом.
— И к чему мы пришли? — сказала наконец таким тоном, как будто разговаривала с нахулиганившей школьницей. Впрочем, такой тон у нее был всегда. Ничего нового.
— Здесь нет ничего про химию и жизнь, — спокойно сказала я. — Поищите в массовых библиотеках.
— Ах, вы меня посылаете в массовые библиотеки? — едва не задохнулась она от возмущения, а глаза опять загорелись безумием. — Да вы знаете, сколько у меня работы? Я бы еще по массовым библиотекам бегала! Придумала тоже!
— Так если у вас много работы, идите и выполняйте, — со вздохом сказала я, — не теряйте время.
— Вы мне отказываете в обслуживании? — продолжала истерить вздорная тетка. — Ну хорошо, тогда я напишу жалобу. Ишь, учить она меня будет!
Она прогромыхала каблуками к выходу. Громко хлопнула дверь.
Блин, расскажешь такое кому-нибудь — не поверят же!
Как ни крути, а настроение было испорчено. Эх, а день так хорошо начинался!
С утра я позавтракала омлетом, приготовленным Валентиной Николаевной. Она уже несколько дней, как приехала, и сразу вписалась в нашу семью — как стандартной высоты книга на полке. Ни мне, ни Ритке абсолютно не мешала, наоборот — облегчала наш быт. Любила хлопотать по хозяйству, ходила с дедом в магазин, помогая выбирать продукты. Теплыми вечерами они вместе сидели во дворе на лавочке или дома перед телевизором.
Дед к ее приезду купил диван у соседей — тех самых, которые летом выдали свою дочь замуж. Дочери с зятем теперь требовалась двухспальная кровать, и диван, почти новый, они нам сбагрили по сходной цене.
Даже приходя вечерами к деду поговорить, я не испытывала неудобства оттого, что в комнате была теперь Валентина Николаевна. Она активно участвовала во всех наших проблемах, ни к чему не оставаясь равнодушной. Частенько давала дельные советы, делилась историями из своей жизни.
Я была рада за деда. Ведь рано или поздно вернется Дима, и я уеду из этого
