Чуть поодаль плывёт на спине Сио Лантий. Его глаза блаженно закрыты, руки сложены на груди, ноги расслаблены. И солнце, сговорившись с тенями, расчерчивает его тело на полосы: светлая, тёмная, светлая, тёмная.
Ручей, как и планировалось, нёс нас прямиком к морю. Мы проплывали под деревьями, томно склонившими к воде свои ветви. Под нами шныряли юркие золотые рыбки: не шевелись – спугнёшь. С воздуха к нам пикировали крохотные пёстрые птички с тонкими носами, изогнутыми вопросительным знаком. Свет пробивался сквозь кроны, и казалось, само волшебство проникает под кожу.
– Ну и как тебе моя медитация в движении? – поинтересовался Сио Лантий, когда солёная вода моря наконец сменила пресную и мы, мокрые, выбрались на сушу.
– Великолепно, – созналась я, ёжась на ветру.
И вдруг заметила вереницу серебристых паучков, неприкаянно ползущих по песку.
У напарника на этот случай при себе всегда имелась небольшая герметичная ёмкость, куда он, недолго думая, паучков посадил.
– Плюс пять – итого девяносто семь, – сказал он. – Ещё трёх для ровного счёта поймаем – и будет красота. Ты уже придумала, где будешь искать недостающую часть себя?
– Понятия не имею, – передёрнула плечами я.
На самом деле поиски даже начинать не хотелось.
Может, переживут они без Врат в Дивный Мир, а?
Глава 38. Тоска зелёная
На пары я, понятное дело, опоздала. Пока мы с Сио Лантием добрались домой, пока втолковали Пересеченю, отчего это нам его выстраданный завтрак в горло не лезет, пока Сио Лантий укротил мою буйную шевелюру, заплетя волосы в мелкие косички, и помог собраться, время неумолимо приблизилось к полудню. Беги – не беги, всё равно не успеешь.
Поэтому на факультет я шла прогулочным шагом, усиленно глазея по сторонам, жадно вдыхая (если не сказать глотая) воздух и улыбаясь так широко, словно у меня в разгаре подростковая влюблённость, от которой напрочь отшибает мозги.
Впрочем, что греха таить, так оно и было. Ранняя осень действовала на меня самым прискорбным образом, негативно сказываясь на логическом мышлении и инстинкте самосохранения.
Ибо как ещё иначе объяснить, что, войдя в здание факультета, я перво-наперво сунулась на кафедру к грозе всей академии, Деусу Ниму?
Он, ввиду отсутствия у него лекции, пинал балду, попивая крепко заваренный чай и рассеянно полистывая справочник с химическими формулами ядов.
– Зачем восстанавливать Врата? – с места в карьер спросила я.
Деус Ним поперхнулся и принялся так громко откашливаться, словно вознамерился все лёгкие из себя выкашлять. Будь кто другой на моём месте, в него бы уже наверняка полетел профессорский ботинок или тот же справочник (увесистый, между прочим, талмуд) – за то, что врываются без приглашения, омрачая священный перерыв.
– Нойта… Кха-кха!.. Сарс… Кха-кха-кха! Какого… хке?! Пучеглазая барабокка тебя раздери!
Не иначе, его мои косички впечатлили, шедевр, я считаю. Каждый день было гнездо, а сегодня вдруг – нате вам – змеи.
Теперь уже я зашлась – не кашлем, смехом. Ну почему – что дракон, что изверг наш академический – ругаются одинаково уморительно?
– А где же «извините, уважаемый Деус Ним, опоздала, больше не повторится?» – тоненьким голоском изобразил профессор.
Затем он выдержал паузу, смерил меня своим фирменным ядовитым взглядом и заунывно вздохнул.
– Ладно, слушай сюда, наказание ты наше. Врата нужны. Они прямо-таки необходимы. Пока нет Врат, нет доступа в Дивный Мир.
– Кому нет доступа? Кто и что в Дивном Мире забыл? – потребовала уточнений я.
Деус Ним завёл глаза к потолку и с напускным спокойствием сплёл на груди руки.
– Души умерших, как бы банально ни звучало. Сейчас умершие не могут попасть на тот свет, так и болтаются по Мережу призраками. Уже, вон, чуть ли не каждый второй заголовок о привидениях вопит. Скоро от них отбоя не будет. А знаешь, что бывает, если случается призрачное перенаселение? Всякое паранормальное происходить начинает, да. А заодно воздух сгущается, меняются погодные условия, катаклизмы могут разразиться. Эпидемии с летальным исходом у пятидесяти процентов населения. Оно нам надо?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Не надо, – согласилась я. – Но почему это должно быть нашей проблемой?
– А чьей ещё? Кто, кроме нас, готов расхлёбывать эту кашу?
У меня язык не повернулся заявить, что я, вообще-то, не готова. И никогда не буду готова. Услыхав о последствиях из первых, так сказать, уст, я полномасштабно осознала, что дело труба, что для Нойты Сарс отныне перестаёт существовать слово «хочу» и стартует эпоха понятия «обязана». Обязана, чтоб его!
Прощай, свобода.
А была ли ты у меня хоть когда-нибудь?
С Кагатой в её новорождённом саду мы встретились после обеда, и она мигом распознала причину моего упадочного настроения.
– Что, Деус Ним тебе гадостей наговорил? – спросила она, распространяя над квадратными метрами бывшего болота чары роста. На её половине уже тянулись ввысь маленькие зелёные деревца.
– Вроде того, – вздохнула я. – У меня был вопрос, он на него ответил, только и всего. Ничего личного. Но на душе теперь такие кошки скребут. Грусть невыразимая.
– И ты, разумеется, не поделишься. Будешь консервировать свою грусть до победного, – с досадой констатировала подруга. – Что ж, ладно, поступай, как считаешь нужным. Но на всякий случай скажу, что многим бывает обидно, когда им не доверяют лучшие друзья.
Я покивала, повздыхала, но изливать душу даже не подумала. Сформулировать бы её сначала литературно, эту грусть, подобрать слова и связать их в предложения – чтобы было, что излить.
Видимо, Кагата тоже поняла, что чувствам надо дать созреть и оформиться во что-то конкретное. Она виновато улыбнулась и занялась озеленением своей территории.
А я вспомнила, что опять забыла: забыла попросить у дракона эликсир магической силы. Но когда это у меня была голова на плечах?
Не было головы – зато имелся сырой драконий пиджак. И у пиджака наверняка что-то водилось в карманах. Я без зазрения совести в них порылась, вынула на свет пару купюр номиналом настолько смехотворным, что не хватило бы даже на чай. Нащупала носовой платок, клочок бумажки с непонятными иероглифами – и ни одного, ни единого флакона с жидкостью, которая бы могла сойти за эликсир.
Я позаимствовала у Кагаты методичку, просто чтобы взглянуть на магический алгоритм движений для выращивания сада. От нечего делать движения воспроизвела. И – о чудо, о диво дивное! – с моих пальцев сорвались искры, и упали они на землю, и дали плод.
Точнее, росток. Кривенький, хиленький росток неопознанного дерева, а может, куста или цветка, вылез прямо в том месте, где искры впитались в почву.
– Ой, – сказала я. – Это как?
Кагата уставилась на меня, недоумевая не меньше.
– Ты сегодня эликсир пила?
– Не пила. Зато воды в ручье… глотнула.
И тут меня осенило. Ручей! Первый Ручей Изобилия, куда мы с Сио Лантием, как два адреналиновых наркомана, сиганули с утра пораньше, оказался поистине чудотворным.
Я произвела движения из методички ещё раз – и искры вновь послушно спорхнули с моих пальцев, чтобы дать рождение очередному, пусть и скрюченному, ростку.
Я глядела на свои руки со смесью восторга и досады.
Кагата глядела на мои руки и не верила глазам.
Если б мы только знали, если бы мы имели представление о том, на что способны Ручьи, пришла бы подруге на ум идея ограбить сыщика? Пришла бы мне идея её послушаться? Нет, нет, нет.
И не связалась бы я тогда с Ли Фанием Орлом на свою беду, и не выяснила бы, что он дракон, с которым нас так многое связывает. И не влюбилась. И не страдала бы теперь оттого, что нам грозит разрыв…
– О-о-ох!
– Ты чего, Нойта? – всполошилась Кагата. – Да что с тобой? Такое открытие, а ты в слёзы?
Слёзы и впрямь лились у меня из глаз, словно где-то там, внутри, до упора открутили вентиль. Сама толком не помню, как из положения стоя переместилась в положение сидя на корточках, потом на колени, потом и вовсе на пятую точку, примяв едва-едва проклюнувшуюся траву.