— Не удрал? — взвизгнул побагровевший старец срывающимся петушиным голосом. — Где он у вас? Ради бога, не упустите его! Тюрке, примите меры! Пошевеливайтесь! Не выпускайте его! Бегите! Целые сутки мечусь по всему Берлину за этим прохвостом! Нет, кажется, ни одного публичного дома в этом чертовом городе, куда бы я не сунул свой несчастный нос. Проклятие!
Он схватился за вышеупомянутый нос и, отдуваясь, обвел взглядом оцепеневших слушателей. Позади него все еще неподвижно стоял силач в слишком тесном пиджаке, видимо, господин Тюрке.
Первым очнулся от оцепенения главный директор, вероятно, профессия научила его справляться с самыми неистовыми отпрысками человеческого рода.
— Фогель, — представился он. — Я, видимо, говорю с господином тайным советником Шреком?
— Нет, это я говорю с вами! — заорал старец и даже выпустил свой нос. Этот взрыв ярости был так внезапен, что все, за исключением невозмутимого Тюрке, испугались. Неукротимый, видно, нрав был у кривоногого старика! — Я расспрашиваю вас вот уже три минуты, здесь ли еще этот мерзавец!
— Если вы имеете в виду господина барона фон Бергена, — вновь заговорил тускло и бесстрастно главный директор, — то он, насколько мне известно, находится в номере тридцать седьмом…
— Тюрке! — заорал тайный советник Шрек. — Вы слышали? Номер тридцать семь! Ступайте наверх, волоките сюда этого проклятого лодыря живым или мертвым! Да не зевайте, вы знаете его фокусы! Помните, что он умудрился запереть у себя в комнате вашего коллегу!
— У меня не выскочит! — сердито кивнул плечистый. — Со мной бы он такой штучки не выкинул, господин тайный советник… — Он неторопливо протиснулся в дверь.
— Превосходный санитар! — пробурчал тайный советник. — Никаких сантиментов! — И с пробудившейся вновь озабоченностью продолжал: Надеюсь, он не удрал опять?
— Нет, нет, — осторожно успокоил советника директор. — Он не может убежать. К сожалению, кое-какие происшествия… — И, взглянув на ротмистра, добавил: — Я немедленно все расскажу вам, как только этот господин…
Со вздохом облегчения тайный советник упал в кресло. Он отер себе лоб.
— Значит, на этот раз он не удерет. Слава господу! Так вы говорите происшествия? Куда бы он ни попал, — всегда какие-нибудь происшествия. — И со вздохом человека, покорившегося судьбе, продолжал: — Полиция? Прокурор?
— Нет, нет, — поспешил успокоить его главный директор Фогель, — они не понадобятся. Виновный, без сомнения, извинится. — И, бросив злой взгляд на ротмистра: — Мы возместим все убытки. Один из наших служащих, к сожалению, настолько забылся, что позволил себе избить господина барона!
Старец так и взвился:
— Где он? Кто он? — И, обернувшись к ротмистру: — Это вы?
— Он запустил ему в голову бутылкой от шампанского! — пожаловался директор с вялым и ни к чему не обязывающим прискорбием в голосе.
— Превосходно! — воскликнул старец. — Винная бутылка — замечательно! Это вы? Ваш друг? Познакомьте меня с вашим другом! Я должен поблагодарить его. Нельзя? Почему нельзя?
— Вашему пациенту, видимо, удалось каким-то загадочным способом напоить пьяным моего друга и еще нескольких служащих.
— Ах, вот оно что, — сказал тайный советник Шрек. — Значит, обычное свинство. — Он покорно сел. — Я все улажу, никто не должен пострадать. Вы вот, высокоуважаемый господин главный директор, кажется, ослеплены титулом «барон» и прочее. Позвольте сказать вам, что этот барон — самый вздорный, самый развратный мальчишка, к тому же садист и пошляк! Да еще трус вдобавок!
— Господин тайный советник! — взмолился главный директор.
— Так оно и есть! — загремел тайный советник. — Он воображает, что если из-за страсти к мотовству взят под опеку и выпутался из очень скверной истории, за которую был освобожден как псих по пятьдесят первой статье, так может вытворять все, что ему угодно. Бездельник, ни к чему нет уважения, ни искры человеческого чувства… — Он снова вскипел. — Пороть бы этого олуха и вечером и утром, в тюрьму бы его засадить или хотя бы в сумасшедший дом… Там бы его от этих штучек отучили!
— Но ведь он же находится в вашем санатории, этот бедный больной! продолжал умоляюще главный директор.
— К сожалению! — возмущенно воскликнул тайный советник. — К сожалению, все еще!. Я навязываю его своим коллегам, как прокисшее вино, да никто брать не хочет, хотя он и платит больше всех! Просто злая обезьяна. Я водворяю его обратно в мой санаторий, разумеется в изолятор, за решетку и крепкие двери, и он будет тих как мышь целый месяц, целых два, — особенно если ваш друг как следует измолотил его…
— Четверть часа тому назад он был почти без сознания, — ввернул главный директор.
— Превосходно! А потом в него опять вселится бес, и он начнет измываться над беззащитными больными, красть папиросы, задирать санитаров, доводить меня и моих ассистентов до сумасшествия… И ведь он вовсе не глуп, он чертовски хитер, и будьте уверены, он опять удерет. Мы можем сторожить его как угодно, он всегда найдет простака, которого околпачит… Он занимает деньги, он ворует их… И я бессилен, — заскрипел зубами старик. — Я не могу от него отделаться. Закон на его стороне: он, видите ли, невменяем…
Тайный советник вдруг как-то осунулся и постарел.
— Вот уже сутки, как я в своей машине гоняюсь за ним. — Он устало оглядел присутствующих. — Только бы мне от него отделаться! — снова простонал советник в отчаянии. — Но тогда он, при первой возможности, вырвется на свободу — нет, я не могу взять на себя такую ответственность. — Он задумался: — Испробуем все-таки последнее, расходы. Может быть, его матери — у него, к сожалению, только мать, — надоест за него платить… Господин директор, могу я попросить составить счет…
— Да, — сказал директор нерешительно, — вина выпито немало: шампанского, коньяку…
— Вздор, — обозлился тайный советник. — Детская игра! Подумаешь, шампанское! Коньяк! Нет, каждый пострадавший должен требовать возмещения. Я слышу, он напоил десяток людей… Вашего друга, например?
— Не думаю, чтобы мой друг… — начал фон Праквиц неуверенно.
— Ради бога! — продолжал беситься тайный советник. — Не будьте дураком! Простите, если я что лишнее сказал, но право же, не будьте дураком. Чем больше расходов, тем скорее можно надеяться, что мамаша этого паршивца в один прекрасный день все-таки засадит его в самый настоящий сумасшедший дом. Да вы человечеству окажете услугу…
Ротмистр взглянул на главного директора, потом на пишущую машинку с еще вложенным в нее свидетельством об увольнении.
— Моего друга, который был здесь помощником директора и администратором, дирекция гостиницы решила уволить за то, что он напился при исполнении служебных обязанностей… — сказал он нерешительно.
— Превосходно! — воскликнул тайный советник, но на этот раз его прервал главный директор.
— К сожалению, я должен возразить господину фон Праквицу, — заявил он торопливо. — Мы даем господину Штудману продолжительный отпуск, ну, скажем — на три месяца, ну, даже на полгода. За это время господин Штудман, при своих качествах, без сомнения подыщет себе другое место. Мы увольняем его, — продолжал главный директор энергично, но тускло, — не потому, что он напился в рабочее время; мы просим его подыскать себе что-нибудь другое, ибо служащий в гостинице ни при каких обстоятельствах не должен привлекать к себе внимание. К сожалению, господин фон Штудман вызвал очень большое внимание, когда на глазах у множества служащих и еще большего числа постояльцев полуодетый и совершенно пьяный скатился с лестницы.
— Итак, — начал довольным тоном тайный советник, — речь должна идти не только о возмещении убытков за потерю места, но, бесспорно, еще и за увечье. Это меня искренно радует, горизонт проясняется. Не удивлюсь, если этот щенок Берген наконец попадет куда следует. Где же мне найти вашего друга? У вас? Большое спасибо. Я запишу адрес. Вы услышите обо мне в ближайшие два-три дня. Действительно, очень удачно. Во всяком случае, мы заплатим валютой… Уверяю вас, чем больше расходов, тем лучше… Пожалуйста, без церемоний! Вы думаете, я с ними буду стесняться? Черта с два! К сожалению, их этим не проймешь!
Ротмистр встал. Странная штука — жизнь. В самом деле: человек свалился с лестницы и — конец заботам. Фон Штудман может поехать в Нейлоэ, он теперь человек без забот, если желает, даже в качестве paying guest,[4] и ротмистр уже не одинок.
Он попрощался; тайный советник еще раз пожалел, что не может пожать руку его друга и поздравить его с удачным падением.
Когда фон Праквиц уже собирался выйти, дверь отворилась, и, одновременно поддерживаемое и влекомое великаном Тюрке, вошло, пошатываясь, какое-то огненно-красное человеческое существо; подбитый глаз и опухшее лицо придавали ему весьма жалкий вид, а трусливый, раболепный взгляд внушал отвращение.
