Во время этих событий король Хильдеберт со своим войском оставался на одном и том же месте. Но однажды ночью войско пришло в волнение, меньшой народ[124] поднял сильный ропот против епископа Эгидия и герцогов короля и начал кричать и говорить открыто: «Пусть убираются с глаз короля те, которые продают его королевство, отдают его города под власть другого и отдают его народ под власть другого господина». Когда они кричали эти и подобные им слова, наступило утро, и они, схватив оружие, ринулись к королевскому шатру, чтобы схватить епископа и вельмож, учинить насилие, избить их и изрубить мечами. Узнав [178] об этом, епископ сел на лошадь и обратился в бегство, направившись к своему городу.[125]Народ же преследовал его, крича, бросая вслед ему камни и осыпая руганью. К счастью для епископа у них не было наготове лошадей. Однако же когда лошади его спутников утомились, епископ продолжал свой путь один, и он так был напуган, что, потеряв с одной ноги сапог, не подобрал его. И так он доехал до города и укрылся за стенами Реймса.
32. А за несколько месяцев до этого Левдаст прибыл в область Тура[126] с повелением короля взять жену и оставаться там. Нам же он прислал письмо, подписанное епископами, с просьбой снова принять его в лоно церкви. Но так как я не видел письма от королевы, по чьей воле главным образом он и был отлучен от церкви, я отказал ему, говоря: «Когда я получу распоряжение королевы, тогда я немедленно приму тебя». Между тем я отправил послание к королеве. Она ответила мне письмом, в котором говорилось: «Так как меня многие донимали, мне ничего другого не оставалось, как то, чтобы разрешить ему уехать. Теперь же прошу тебя не удостаивать его своим благорасположением, и пусть он не принимает из твоих рук святых даров до тех пор, пока мы окончательно не решим, что нам следует делать». Перечитав это письмо, я испугался, как бы его не убили. Позвав к себе его тестя, я известил его об этом, умоляя, чтобы Левдаст вел себя осторожней до тех пор, пока не смягчится душа королевы. Но мой совет, который я чистосердечно дал ему по божьему внушению, он принял подозрительно, так как он все еще был мне врагом, и не захотел поступить так, как я ему посоветовал. Таким образом, и оказалась правильной пословица, которую я услышал от некоего старика: «Другу и недругу всегда подавай хороший совет, ибо друг примет его, недруг же отвергнет».
Итак, после того как он пренебрег моим советом, он отправился к королю, который в то время стоял со своим войском около Мелёна. И там он попросил народ изложить королю его просьбу о том, чтобы он удостоил его своей аудиенцией. И поскольку весь народ просил, король согласился принять его. Пав ниц к ногам короля, Левдаст попросил прощения. Король ему в ответ сказал: «Будь на некоторое время осторожен, до тех пор, пока я не увижу королеву и не будет решено, каким образом ты можешь вновь вернуть ее милость, ибо ты перед ней во многом виноват». А Левдаст, будучи беспечным и легкомысленным, полагаясь на то, что он удостоился приема у короля, в воскресенье, когда король возвратился в Париж, бросился в святой церкви к ногам королевы, умоляя о прощении. Но та, придя в ярость и проклиная его появление, оттолкнула его от себя и со слезами сказала: «Горе мне, господи Иисусе! Так как у меня не осталось никого из сыновей, кто оградил бы меня от бесчестия, я вручаю тебе расследование моего дела». И, пав в ноги королю, она добавила: «Горе мне, видящей перед собой своего врага и бессильной перед ним». Тогда Левдаста выгнали из святого места, и праздничная месса была продолжена.
И вот когда король с королевой вышли из святой церкви, Левдаст следовал за ними до самой улицы, не осознавая, что с ним произошло, [179] и, заходя в дома торговцев, рылся в товарах, взвешивал серебро и разглядывал украшения, говоря: «Вот это и это я куплю. У меня ведь еще есть много золота и серебра». Когда он произносил эти слова, внезапно появились слуги королевы и хотели надеть на него наручники. Но Левдаст, обнажив меч, одного сразил. Придя от этого в ярость, слуги схватили щиты и мечи и кинулись на него. Один из них нанес ему удар и снял с большей части головы волосы вместе с кожей. И когда Левдаст бежал по городскому мосту, его нога застряла между двумя балками, из которых был сделан мост, и у него сломалась нога в голени; его схватили и, связав ему за спиной руки, заключили под стражу. Король приказал врачам позаботиться о нем, с тем чтобы, когда он поправится от этих ран, замучить до смерти медленными пытками. Но когда его привели в королевскую виллу, его раны начали гноиться, и он стал умирать. По приказу королевы его положили на землю, под затылок ему подсунули большое бревно, другим ударили по горлу. Так, постоянно ведя жизнь, полную вероломства, он окончил ее заслуженной смертью.
33. На девятом году правления короля Хильдеберта[127] король Гунтрамн сам возвратил своему племяннику часть Марселя[128]. Из Испании вернулись послы короля Хильперика и сообщили, что саранча сильно опустошила провинцию Карпитанию[129], так что не было ни одного дерева, ни одного виноградника, ни леса, ни плодов, ни зелени, которых не уничтожила бы саранча. Послы также сообщили, что та вражда, которая возникла между Леовигильдом и его сыном[130], сильно возросла. Кроме того, ту местность опустошала чума, но больше всего она свирепствовала в городе Нарбонне[131], и только на третий год после того, как она появилась там, она затихла. И когда люди, спасшиеся от нее бегством, возвращались, они вновь заражались этой болезнью. Город Альби также сильно пострадал от этой эпидемии[132]. В эти дни в полночь, со стороны севера появились многочисленные лучи, испускающие сильный свет; сойдясь, они вновь разошлись, пока совсем не исчезли. Но и само небо с северной стороны так сильно сияло, словно забрезжила утренняя заря.
34. Из Испании вторично прибыли послы, они привезли подарки и получили согласие короля Хильперика на то, что он, следуя прежнему решению, отдаст в жены свою дочь[133] сыну короля Леовигильда. Наконец когда было дано согласие и все было решено, посол вернулся обратно[134]. Но короля Хильперика, выехавшего из Парижа и направлявшегося в область Суассона, постигло новое горе. А именно: его сын, которого крестили в прошлом году, заболел дизентерией и скончался[135]. Вот, значит, что означала та появившаяся из облака молния, о которой мы упоминали выше. Тогда они с превеликим плачем вернулись в Париж и, похоронив младенца, отправили за послом, чтобы он возвратился и чтобы таким образом отсрочить заключенное соглашение, причем король сказал: «Видишь, в доме моем рыдание, и как мне справлять свадьбу дочери ?» Одновременно он пожелал послать туда другую дочь[136], которая у него была от Авдоверы и которую он поместил в монастырь в Пуатье. Но она отказалась, главным образом потому, что этому противилась [180] блаженная Радегунда, говорившая: «Не подобает девушке, посвященной Христу, вновь возвращаться к земным радостям».
35. Но во время этих событий королеве сообщили, что ребенок, который умер, был отнят у них колдовством и заклинаниями и что префект Муммол[137], которого уже давно ненавидела королева, знал об этом. А было так: когда Муммол пировал в своем доме, кто-то из придворных горевал о любимом им ребенке короля, заболевшем дизентерией. Префект ему ответил: «У меня есть такой настой травы, что если больной дизентерией ее выпьет, то, в каком бы он ни был опасном состоянии, вскоре выздоровеет». Когда об этом сообщили королеве, она сильно разгневалась. Между тем после того как в городе Париже схватили женщин, королева пытала их и вынудила их под плетью признаться в том, что им известно. И те сознались в том, что они колдуньи, и сказали, что они виновны в смерти многих, прибавив то, чему я никак не могу поверить: «Мы отдали, – сказали они, – жизнь сына твоего, чтобы сохранить жизнь префекту Муммолу». Тогда королева, подвергнув женщин еще более тяжелым пыткам, одних убила, других сожгла, третьих колесовала, переломав им кости. После этого королева вместе с королем удалилась в виллу Компьен, где она рассказала о префекте все, что узнала.
Послав слуг, король приказал привести его [Муммола]. Расспросив его, он повелел заковать его и подвергнуть пыткам. Муммола подвесили к балке со связанными за спиной руками и в таком положении допрашивали, [выпытывая], что он знает о колдовстве. Но он ни в чем не признался из того, о чем речь шла выше. Однако он сказал, что часто получал от этих женщин притирание и питье, за которые он получал от короля и королевы благодарность. И вот когда его освободили от наказания, он позвал к себе слугу палача и сказал: «Передай моему господину, королю, что я не чувствую никакой боли от тех пыток, которым меня подвергли». Услышав это, король сказал: «Не правда ли, ведь он и есть колдун, если нисколько не пострадал от этих пыток». Тогда его растянули на дыбе и стегали треххвостками, покуда не выдохлись сами истязатели. После этого они загнали ему иголки под ногти на руках и ногах. И когда тело было уже в таком положении, что над ним занесли меч, чтобы отрубить голову, королева добилась для него жизни. Но за этим последовало унижение не меньшее, нежели смерть. А именно; его положили на повозку и отправили в город Бордо, откуда он был родом, отняв у него все имущество. По дороге с ним случился удар, и он с трудом доехал туда, куда ему было приказано. Но вскоре он испустил дух.