– А зачем же замуж ее было выдавать?
– Никто и не выдавал... Объявили просто так, для отвода глаз.
– Но...
– Князь женщин не любит, у него другие интересы, так что гарантия была полной. Он, кстати сказать, держался все время в свите сардара, и, с кем там любезничал, нас не интересовало, главное, чтобы службы не портил.
Болдин был подавлен услышанным. Прошло столько времени, он, возмущенный вероломством подруги, кажется, совсем убрал ее из сердца, и вдруг такой поворот. Он еще не решил, как будет себя вести, когда появилась Антонина – нарядная, с какой-то особенно гордой поступью.
– Господа офицеры! – весело проговорила она. – Приказано перевесить брошь. Павел Петрович, помогите.
Болдину не оставалось ничего иного, как выполнить просьбу, и тут, хотел не хотел, а хмурость пропала, только голос прозвучал по-казенному:
– Поздравляю вас, Антонина Иосифовна.
Челяев присоединился и воскликнул:
– Ну что же мы по-сухому?! У нас принято обмывать награду. Плеснем из манерки что осталось, – он наполнил водкой крышку, – а теперь, Антонина Иосифовна, прошу вас наклониться и погрузить полученную награду в этот священный для боевого офицера напиток. Так, так... Теперь прошу выпить, хотя бы глоток. У генералов было бы, конечно, слаще и вкуснее, а у нас просто, по-солдатски, и закуски никакой, так, корочка хлебца. Если кушать, на всех не хватит, а понюхать, так на целый полк достанет. За нового георгиевского кавалера, вернее, кавалершу!
Антонина не стала церемониться и пригубила из крышки. Сразу запершило в горле, на глазах выступили слезы, еле удержалась от кашля, а когда понюхала корочку хлеба, стало легче. Процедуру повторили боевые товарищи.
– Что там говорят ваши друзья генералы? – поинтересовался Челяев.
– Паскевич хочет устроить завтра торжество по случаю взятия Эривани.
– О, тогда у нас еще будет случай отметить это событие, и не только корочкой хлеба. Поручик, проводите нашу георгиевскую кавалершу, ей теперь без свиты ходить не полагается. А мы будем готовиться к завтрашнему празднику, – заключил Челяев.
Болдин отправился выполнять приказ начальника. Он все еще не мог прийти в себя, выразить радость не позволяла обида, которую пришлось долго таить, необходимо было время, чтобы изгнать ее окончательно. Девушка, кажется, понимала его состояние и с объяснениями не торопила. Так и расстались молча, Болдин только больше, чем требовалось, задержал ее руку.
На другой день с раннего утра войска стали занимать Ираклиеву гору на берегу Занги. Суетились командиры, стараясь придать подчиненным пристойный вид, ибо требовательность главнокомандующего к обмундировке и выправке была хорошо известна. Это стоило им немалых усилий, поскольку затянувшийся поход, вчерашний штурм и его последствия мало способствовали этому намерению. Слава богу, в этот день Паскевич оставил обычную придирчивость. Он стоял с генералами на вершине горы, откуда крепость смотрелась особенно хорошо. Даже сейчас, полуразрушенная, окутанная чадящими дымами, она сохраняла грозный вид, и сознание того, что такая махина пала, сокрушенная мужеством русских солдат, наполняла его гордостью. Войскам зачитывали приказ главнокомандующего:
«Храбрые товарищи! Вы много потрудились за царскую славу, за честь русского оружия. Я был с вами днем и ночью свидетелем вашей бодрости неусыпной, мужества непоколебимого: победа везде сопровождала вас.
В четыре дня взяли вы Сардарабад; в шесть – Эривань, эту знаменитую твердыню, которая слыла неприступным оплотом Азии. Целые месяцы ее прежде осаждали, и в народе шла молва, что годы нужны для ее покорения. Вам стоило провести несколько ночей без сна, и вы разбили стены ее, стали на краю рва и навели ужас на ее защитников. Эривань пала перед вами и – нет вам более противников в целом персидском государстве: где ни появитесь – толпы неприятельские исчезнут перед вами, завоевателями Аббасабада, Сардарабада и Эривани; города отворят ворота свои, жители явятся покорными, и угнетенные своими утеснителями соберутся под великодушную защиту вашу. Россия будет вам признательна, что поддержали ее величие и могущество. Сердечно благодарен вам...»
После объявления приказа по традиции начался молебен. Тысячи хриплых и восторженных голосов затянули праздничное молитвословие «Тебе Бога хвалим». Грянул залп осадных орудий, выстроенных на берегу Занги. Один, второй – казалось, неслыханный доселе небесный гром расколол небо над крепостью. И она не выдержала. Часть западной стены дрогнула под ногами приветствующих людей, среди них раздались испуганные крики. Еще один залп, усиленный уже ничем не сдерживаемыми воплями, и стена начала медленно оседать. Это был воистину суеверный ужас, огромный столб пыли повис над только что казавшейся вечной стеной. Грохот разрушения заглушил крики раздавленных и изувеченных людей. Молитва и торжественный салют сделали то, что оказалось не под силу многодневной пушечной канонаде. Паскевич приказал остановить торжество и срочно направил людей на спасение пострадавших. Все были немало смущены таким оборотом. Некоторым утешением служило лишь то, что трагедия произошла во время молебна, и из молящихся никто не пострадал. Но почему Божий гнев обрушился на невинных, на тех, кто приветствовал своих освободителей? А возможно, Господь просто захотел разорить разбойничье гнездо, чтобы на этом месте возвести светлый и чистый город... Впрочем, заниматься исследованием причин случившегося в то время не хотелось. От огня, ядер, пуль и под развалинами во время осады погибли тысячи людей, и сотня жертв сегодняшней трагедии мало повлияла на общую картину. Такова страшная логика войны.
Торжеств по случаю взятия Эривани никто отменять не стал. Это был день русской славы, когда, по традиции, открывались все двери, и всякий становился желанным гостем. Правда, дверей как таковых в лагере не было, в лучшем случае палаточный полог. Но обычно сидели не в палатке, а собирались дружеской компанией вокруг бивачного костра. Вино лилось рекой, звучали многочисленные тосты за товарищей и командиров, не забывали и главнокомандующего, как прежнего, так и нынешнего. Звучало немало песен и стихов. В одной компании сочинилась песня:
Как пошли ребятушкиПротив персиянВ землю ЭриванскуюВыручать армян.Генералы славныеПовели солдатК Эриванской крепости,Во кромешный ад.
Соседи поддержали, добавили новые куплеты:
Обложили ворога,А пришла пора,Крикнули мы дружноеРусское «ура!».Крикнули, ударили,Понеслись на браньИ в секунду с четвертьюВзяли Эривань.
Откуда-то послышался еще один:
