«Шум, Шум, Шум» — с трудом пульсировало сердце, едва проталкивая кровь сквозь вены и артерии. Вся ее жизнь. Все ее мечты, начиная с беззаботной юности, были связаны с этим родным именем. Незрячие от отхлынувшей крови звезды нежно-зеленых глаз вонзились в полетный горизонт, но разум рисовал впереди лишь озорную улыбку возлюбленного, его мудрые и шаловливые глаза, наполнявшие каждую секунду ее жизни сияющим светом любви.
Она потеряла его вот уже во второй раз. Так же как и тогда тысячелетия назад рисунок его души просто бесследно растворился в волнах пространства, не оставив магическому чутью Великой даже мизерной зацепки и ориентира. Но если в прошлый раз Шума поглотил бескрайний океан, то сегодня Судьба разверзла свое роковое предначертание над Аридалой. Только там можно взять след, только там можно причуять остатки милых флюидов поля Шума, только там… И Уки гнала, нещадно хлестала скорость раскаленным хлыстом онемевшей воли, через не превозмогаемую боль, через все пределы чувств и боли плоти, гнала вперед ничего не видя перед собой.
— «Нужно вдохнуть, вдохнуть, остановись, замедлись», — тихо шептало тело, чьи нужды иступленная воля отбрасывала прочь, словно мешающую шелуху, коросту.
— «Нет, не время… еще, еще, вперед, я успею, я должна… еще миг, еще…» — меркнущий от удушья в когтях воли разум не заметил как всего чуть-чуть дрогнула рука, сжимающая раскаленный скипетр и…
Чудовищный удар вырвал разум из тела…
Ожог мгновенный, ослепительный… Мгновенье всепожирающей тьмы, скованной кандалами нестерпимой боли, и пронзившая все и вся стрела легкости… Безразличие и несравненное равновесие…
Скорость была ее песней, ее мольбой и надеждой…
Лишь на мгновение Уки оглянулась назад, чтоб подтвердить осознание раскаленного полетом разума, что все кончено… Она не видела своих рук, не ощущала ног, грудь не пила жадными вздохами лесной аромат и прохладу небес… Она лишь мчалась вперед, оставив позади в вывороченных, рассеченных на щепы тысячелетних стволах, в глубокой раскаленной траншее, уходящей в глубь тверди дымящимся тоннелем, свое изуродованное, искалеченное чудовищным ударом тело, лишенное жизни.
Да плоть отпала ненужной шелухой бытия. К чему она, ведь у ее любви, ее страсти и неги по имени Тиринар теперь тоже нет пульсации горячей крови, теперь тоже нет обжигающего дыхания, теперь тоже нет сводящего с ума аромата кожи. Великая это знала. Страдающей душе оставалось только одно, отыскать выследить и слиться с утраченной душой возлюбленного. Пусть бестелесными призраками, пусть вечными скитальцами подсолнечного и подлунного миров, вечно гонимыми бездумным беснованием ветров, но они будут вместе. Свободными, лучистыми, лишенными всего и вся в полях материи, но все же счастливыми в единстве.
Последняя мечта. Вот все, что оставалось у Великой Укишеры. И она мчалась к ней, гналась, преследовала как самую желанную добычу, наполняющую остатки нереального бытия единственно реальным смыслом.
Легкость… Свет алых небес горизонта еще обжигал кровавыми красками Забвения душу призрака Укишеры, но и протягивал нить надежды, настойчиво приглашая в свои объятья…
— Во имя бурь и ветров! Ты это видел, Саприл?! — Анари привстал в седле, узрев как слева полыхнул зеленым лучом небосвод и вспорол дебри Великого леса. Словно невесомые щепы разлетелись в стороны вековые стволы.
Анари вел к западным рубежам передовой отряд из сотни всадников и драконов Генара. Вооруженные неслыханной, неисчерпаемой мощью Богов драконы, окованные магическими латами с линзами Дрела на спинах старательно налегали на крылья. До самой северной гномьей крепости Карж оставалась всего день лета.
Небесночешуйный Саприл встал на крыло, закладывая крутой вираж к месту лучевого удара.
— «Странно», — настороженно прогудел басовитый мысленный отклик дракона. — «В этих краях нет ничего и никого, почему можно было бы так ударить. Да и того, кто нанес удар тоже не видно. Надо бы проверить. Как считаешь?»
— «Всем приготовиться!» — Анари метнул волну мысленного приказа побратимам ордена. — «Уйти в тень невидимости!»
Правильный драконий строй растаял в мерцающем мареве магии прямо в вираже.
Обгорелые, растрощенные в щепы гигантские стволы еще дымились. Вспоротая глубокой бороздой земля парила гарью, но ни драконы ни всадники ничего опасного не находили в мирной зеленой чаще.
Однако драконий дух Саприла явственно улавливал там, внизу, в темных недрах тоннеля, только что пробуравившего твердь, запах смерти. Голубой массивный торс, укрытый сапфировой чешуей, еле-еле втиснулся при посадке в прорубленную меж густых крон просеку, пару раз полоснув голубыми крыльями по острым пикам обломанных веток. По углубляющемуся, идущему уже под кронами рву пришлось идти метров пятьдесят, прежде чем он превратился в тоннель.
Хлопки крыльев за спиной проявили из магии невидимости еще пару драконов, настороженно озирающихся по сторонам, их всадники мгновенно спешились, обнажив клинки. Неслышными призраками эльфы растаяли в пучине зеленой чащи.
— Твои мысли? — Анари снял боевую перчатку и коснулся еще горячей земли. Дух мага явственной чувствовал удар по природе леса мощной магии.
— «Кому нужны мысли, когда запах красноречивей слов», — Саприл закрыл глаза, опустил голову к тоннелю и вздул ноздри, вдыхая полной грудью волны пространственного эфира. — «Вне всяких сомнений, там кто-то нашел смерть» — с утробным рыком дракон отпрял назад.
— Или ему помогли ее там найти, — Анари медленно извлек меч из ножен. Над его левой ладонью зажглась сфера лунного света. — И все же не помешает выяснить кто хозяйничает в нашем лесу… или по крайней мере хозяйничал… — эльф пригибаясь было двинулся в парящие недра тоннеля, но его остановил окрик.
— Владыка Анари! Владыка! — упругий прыжок выхватил из чащи всадника. В расширенных до предела зрачках Эллариса кипел ужас. Побледневшие почти до синевы руки эльфа что-то сжимали завернутое в собственный плащ.
— Не томи душу! — впился взором в него Анари.
Бережно, словно драгоценнейшее сокровище, преклонив колено, эльф положил сверток на землю. Дрожь пальцев умелому войну скрыть не удалось когда он разворачивал плащ.
— Святые Боги Тироля!!! — у Анари все похолодело и опустилось внутри. — Скажи! Скажи мне, что я заблуждаюсь!!! — взмолились поднятые на побратима небес глаза всадника.
Перед ними, на узорчатом бархате плаща лежала женская рука. На ней обагренные кровью были остатки рукава белоснежных одежд украшенных перламутровыми чешуйками и наручный блок с квадратными кристаллами гномьего хрусталя. Фрагмент был затянут прозрачной, но твердой, словно камень, пленкой жидкой брони.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
